Александр Дьяченко - Преодоление (сборник) Страница 31

Купальный сезон на Золотых Песках еще не начался, и я чаще всего в одиночку бродил по пустынным пляжам вдоль всего побережья. Человеку иногда полезно побыть и одному, но только не слишком долго, тем более, если тебя переполняют новые впечатления и тебе хочется с кем-нибудь перекинуться словом. О чем-то таком я читал и у Эфраима Севела, кстати, его страдающий от одиночества герой останавливался где-то здесь же на побережье, в одном из местных отелей. За все время нашего путешествия, мне почти не удалось пообщаться с местными жителями. Оно и понятно, на носу начало курортного сезона, людям некогда точить лясы с праздношатающимися туристами, может, потому из всех встреч в Болгарии мне больше всего запомнилась именно эта.

Иду вдоль берега по пустынному пляжу, взлетают чайки, испуганные моим приближением, и вдруг вижу, мне навстречу, переваливаясь и держа руки в карманах, идет ворона. Идет точно вдоль береговой линии, еще метров двадцать – и мы с ней столкнемся, клюв к клюву. Думаю, еще метр-два и ворона взлетит, не выдержит, а она не взлетает, и сама, небось, рассчитывает, что сейчас этот турист уступит ей дорогу, а я не уступаю.

У нас на родине соседская кошка подружилась с вороной. Не поверите, но они вместе гуляют возле нашего храма, и даже бывает, что подкармливают друг друга заранее припрятанными остатками еды. Эх, вот бы и нам с вороной подружиться, тогда бы мы могли вместе бродить вдоль берега моря, и у меня появился бы друг.

Ворона приближается, и между нами остается ну никак не больше трех метров. Это глупые чайки суетятся, а мудрая ворона понимает, что этот человек ей не опасен. Но не желая связываться с неуступчивым туристом, ворона все-таки берет поправку в сторону сантиметров на пятьдесят, и мы проходим мимо друг друга, словно в море корабли. Думаю, неужели она сейчас спокойно идет дальше и не опасается моего нападения со спины, ведь это против всякого чувства самосохранения. Я не выдерживаю, и оборачиваюсь посмотреть, не обернулась ли она, чтобы посмотреть, не обернулся ли я[2]. Она не обернулась, ей не нужна моя дружба. Одно утешает, ведь это была болгарская ворона, и вряд ли она понимала по-русски.

Мы уезжали из Болгарии в дни, когда там по-настоящему начиналась весна. Еще немного и зацветут розы, прогреется морская вода. И такое чувство, что возвращаясь домой, оставляю здесь что-то для себя очень дорогое. На этой не избалованной красотами земле живут славные люди, которые добрым словом вспоминают нас, русских, и все еще благодарят за свободу. Мне трудно это объяснить, но после поездки, я, кажется, начинаю понимать, почему мой прадед, возвращаясь на родину, увозил с собой молоденькую жену-болгарку. И это не смотря на то, что дома, на Украине, у них действительно очень много красивых девушек.

Подарок

Говорят, что все самое главное человек познает в первые пять-шесть лет своей жизни. Именно в эти годы он и учится быть ответственным, смелым, порядочным. Слушает слова взрослых, следит за их поступками и подражает. Часто дурные поступки дети совершают безо всякого злого умысла, они еще не способны на сознательное зло.

Помню, как мы, маленькие глупые пятилетние пацаны, выстроившись друг за дружкой и соорудив некое подобие знамени, маршировали по военному городку и орали: «Командир полка – нос до потолка, уши до забора, а сам, как помидора!» Это было нашим любимым развлечением.

А командир полка в это время мог, заскочив домой, жил он здесь же, в одной из казенных трехэтажек, обедать и слушать наше бравое пение. И он не мстил нашим отцам и даже не требовал, чтобы те нас выпороли. Хороший был человек, войну прошел. Простили бы нам такое сегодня?

А еще помню, что совсем маленьким я уже умел восхищаться женской красотой. В шесть лет смотрел какой-то индийский фильм, еще черно-белый, и влюбился в главную героиню. Название фильма не помню и имени ее тоже, зато помню, какие у нее были огромные ресницы. Моя влюбленность продолжалась до самого конца фильма, пока героиня не сняла с себя парик и не стала отклеивать эти самые ресницы. И тогда я впервые понял, что женская красота обманчива.

Красота завораживает и подчиняет себе окружающих, может, поэтому все и хотят быть красивыми. Понятия «красивый» и «счастливый» в нашем понимании уже стали синонимами. И я поначалу думал точно так же, пока не стал свидетелем одной истории. Когда я превратился в подростка и уже стал обращать внимание на сверстниц, в нашу часть прислали нового офицера. Это был высокий, статный мужчина, настоящий военный. Таких строевиков сегодня уже не увидишь, и жена была ему под стать. В том возрасте я уже был способен восхититься женской красотой, и скажу, что таких красавиц в своей жизни я больше не встречал. Она была совершенна. Нужно было видеть, как смотрели ей в след мужчины, в их глазах читалось восхищение. Понятно, что и муж ее очень любил. Иногда я встречал их вместе и видел его отношение к ней.

Прошло какое-то время, и их перевели служить в группу советских войск в Германии, где и случилась беда. Попав в аварию, женщина лишилась лица. От прежней красоты уцелели только глаза. Ей реконструировали губы, щеки, брови, а вместо носа на положенном месте из остатков кожи соорудили невзрачный бугорок без переносицы. В те годы пластические операции еще не были распространены. Сегодня это сделали бы лучше, а тогда, увидев ее новое лицо, я содрогнулся. Но больше всего меня поразило то, как продолжал обращаться с ней ее супруг, сколько в его прикосновениях было внимания и ласки. Но если мужчина продолжает любить женщину, даже с таким обезображенным лицом, значит и любит он ее за что-то еще, что не зависит от внешней красоты.

Для ребенка, особенно когда он любим, его родители самые красивые сильные и замечательные люди на свете. Я точно так же воспринимал своих родителей, но однажды моя мама, перебирая семейные фотографии, вдруг сказала:

– Не понимаю, что твой отец нашел во мне? Посмотри на него, ведь он настоящий красавец, а я обыкновенная девчонка из рабочей семьи, таких тысячи. – И, вздохнув, продолжила: – Трудно жить с красивым мужчиной, всю жизнь я вынуждена опасаться, чтобы какая-нибудь красотка не увела вашего отца.

Оказывается, таких посягательств на то, чтобы разорить нашу семью, было немало, но отец, к его чести, неизменно их пресекал. Во всяком случае, мама не знает ни одного случая его измены.

Однажды, это когда отец учился в Москве в военной академии и уже имел двоих детей, одна из преподавателей академии, дочь известного военачальника, сама сделала отцу предложение. Он отказался, сославшись на нас с сестрой, тогда женщина его успокоила:

– О детях не волнуйся, они будут обеспечены всем необходимым, а твоя жена немедленно получит квартиру в Москве.

Отца покупали, обещая ему высокое звание и общественное положение, но он, за что я его уважаю, никогда собою не торговал. Как-то я напомнил ему этот случай:

– Может, зря ты, пап, не согласился, глядишь, был бы сейчас многозвездным генералом.

Он улыбнулся:

– Мой однокашник, толковый офицер, но такой же, как и я, «сельский хлопчик», учась вместе со мной в академии, пошел именно таким путем и женился на дочери самого N. – И он назвал мне имя человека, из ближайшего окружения Сталина. – Действительно, его оставили при академии, он защитил кандидатскую, а потом и докторскую диссертации, но выше полковника так и не поднялся. Жил в квартире своего знатного тестя, правда того уже не было в живых, но прежние знакомства и связи остались. Его тещу и жену сильные мира того неизменно приглашали на разные мероприятия и посиделки, его же не звали никогда. На одной лестничной площадке с ними обитал один из руководителей нашего государства времен Брежнева, и не было такого случая, чтобы этот большой чиновник, встречаясь в подъезде с мужем дочери самого N, хотя бы кивком отреагировал на его «здравствуйте». Мой товарищ мог проводить жену до высокопоставленной двери, но войти в эти двери он не мог, в глазах тогдашней советской знати мой товарищ так и остался «сельским хлопчиком».

У нас дома, на одной из книжных полок уже много лет стоит фотография 1948 года. На ней двое молодых солдат, а между ними в простом белом платьице, держа их обоих под руки, стоит моя мамочка. Один из этих солдат, с двумя медалями на груди, это мой папа, а второй, – Женька Войтович, это моя мама его так называет. Женька на год старше отца, на той фотографии ему двадцать три. У него только орденов пять штук, геройский был парень, сам из Бреста. Хотя орденами тогда удивить кого-либо было сложно, за мамой ухаживал даже один Герой Советского Союза.

– Саша, – рассказывала мне мама, – герой-то он, может, и герой, спорить не стану, только, прости меня, Господи, какой же он был глупый, еле я от него избавилась.

Женька мечтал стать офицером, только, вот, имелся в его коротенькой биографии изъян, во время войны его близкие три года прожили на оккупированной территории. И несмотря на ордена, ему так во время мандатной комиссии и намекнули. Женька все поверить не мог, что ему не доверяют: