Ольга Покровская - Булочник и Весна Страница 33

25 Подарок от «неизвестного»

Это была одна из лучших простуд в моей жизни. Я болел ночь и половину дня, а затем пошёл на поправку. То есть внешние признаки болезни остались при мне, но сила хвори иссякла – я чувствовал, что выздоравливаю. Мой госпиталь был великолепен. В чашке плавали летние цветы – липа, ромашка, жасмин. В мою честь на кухне пеклись пироги с брусникой. Даже Тузин звонил узнать, как я там жив! Даже Коля махал мне под окном пробензиненной варежкой!

К вечеру я вышел из лазарета, сентиментальный от слабости, но уже не больной, влез в куртку, умотался шарфом и, отклонив гостеприимный протест Ирины, пошёл заново обживать бытовку. В неге выздоровления она показалась мне милой и разумной – как и всё, творящееся со мной.

На другой день Ирина с Мишей навестили меня – с деревенским обедом в корзинке. И щи в горшочке, и гречку на шкварках в термосе с широким горлом я слопал в один присест – Ирина мной любовалась. Полюбовалась она и моей кельей: голой лампочкой в потолке и снопом одежды на вешалке, потрогала грубую доску подоконника и с каким-то трепетом проговорила:

– А ведь у меня всё то же! Вроде бы всё иначе, а на самом деле – один к одному. Лампочка без абажура! Ну как вам растолковать? Неужели не понимаете?

Должно быть, я посмотрел на неё тупо. Она махнула рукой и, собрав посуду, дёрнула Мишу, влипшего в игрушку на моём телефоне.

– Ну мы пойдём! Поправляйтесь!

«Что значит без абажура? – негодовал я сам с собой, смекнув наконец смысл Ирининой метафоры. – У вас с Николаем Андреичем – семья, и не будьте вы дураками. Это у меня теперь – сплошной Переславль».

К Новому году Старая Весна опустела. На праздники, в целях пожарной безопасности, Колина жена Зина забрала супруга в Москву. Он погоревал и поехал. Собрался и я. Новогодними планами моей семьи распоряжался другой человек, но, по крайней мере, никто не мог мне запретить навестить родителей.

– А мне не к кому ехать! – жаловалась Ирина. – Разве что к тёте Наде в Горенки, к Ольке с Илюшкой – это двоюродные мои… Но представляете, что соседи подумают, если мы с Мишей приедем одни? Скажут – муж её бросил. Да и куда я животных дену?

А тридцать первого утром, когда я уже складывал сумку, чтобы ехать к моим, Ирина позвонила и спросила, не помогу ли я ей передвинуть комод.

«Вот это новость! Зачем, скажите, под Новый год человеку двигать комоды?» – подумал я про себя и всё же через пару минут явился.

Мы освободили от мебели летнюю прошитую студёными сквозняками террасу. Перетащили в тузинскую мастерскую расслоившийся от сырости стол, сдвинули к стенке комод, вынесли стулья.

– Ирин, а для чего это вам? – спросил я, оглядывая двадцать метров дощатого пола. – Лошадь хотите Мише подарить на Новый год?

Ирина взглянула с упрёком:

– Костя, ну что вы такое говорите! Разве это конюшня? Это же зала! Бальная зала!

– У вас будет бал? – спросил я без малейшей издёвки, наоборот, старательно соображая, кто станет Ириниными гостями. Деревенские собаки и кошки, синицы, голуби? Может, кое-какие цветочные эльфы повыберутся из зимних грядок?

– У меня есть музыка. Вальсы Штрауса, потом Чайковский. Включу и буду танцевать! – сказала Ирина, раздвигая на окнах льняные шторы. – Или вы что, предлагаете мне реветь в подушку?

Я посмотрел на открывшуюся в окнах пустыню снега – над ней «вертолётиком», ясеневым семечком летела сорока – и спросил, не хотят ли они с Мишей поехать со мной встречать Новый год к родителям? Веселья не обещаю, но всё же лучше, чем одной на холме.

Ирина качнула головой.

– Да нет, спасибо. Я надеюсь – вдруг Николай Андреич вернётся. Знаете, сюрпризом! Он это раньше любил.

В благодарность за услугу, а может, и по искреннему желанию, Ирина пошла меня проводить. Болтая, мы вышли из калитки и дружно замолкли, уставившись на другой конец улицы: у поворота, рядом с моим участком, припарковалась чужая машина.

Не успели мы с Ириной задуматься, кто бы это мог быть, из водительской дверцы вышел и зашагал нам навстречу парень. В руках он нёс нечто, напоминающее саквояж или небольшой сундук – за упаковкой было не разобрать.

– А не подскажете, где дом одиннадцать? – спросил он, поравнявшись с нами.

– Ой! А одиннадцатый – это к нам! – растерялась Ирина. – А это что, посылка? Пойдёмте на крыльцо!

Когда курьер, забрав бумагу с подписью, ушёл, Ирина распахнула передо мной дверь:

– Ну! Тащите в дом! Или думаете, там бомба?

Я взял предмет, оказавшийся не то чтобы тяжёлым, но увесистым, и отнёс в гостиную, на диван. Ирина, скинув тулупчик, взялась обдирать полиэтилен.

– Ножницы дайте! Там на кухне, в корзинке с нитками! – нетерпеливо проговорила она.

Через несколько секунд под лоскутами упаковки нашим взглядам открылся превосходно отполированный ореховый ларец.

– Вот видите! Я же говорила – сюрпризы его страсть! – с волнением выдохнула Ирина. – Правда, раз подарок прислал, наверно, сам не приедет? – И её лицо затуманилось, но только на миг. Ей предстояла великолепная задача: откинуть крышку и узнать наконец, что внутри.

Прикрыв на мгновение глаза, потрепетав ресницами, она выдохнула: «С Богом!» – и осторожно прикоснулась к ларцу. Щёлкнул замочек, беззвучно откинулась крышка – и наши взгляды уткнулись в белый лист. На нём чёрным фломастером было написано: «Ирина, рисуйте обязательно! Вспоминайте, творите, не унывайте!» Подпись отсутствовала, но резкий почерк я знал отлично.

– Костя, что это? – в смятении проговорила Ирина.

Под запиской в сундучке обнаружилось не менее десятка завёрнутых в мягкую ткань лакированных «болванок» разного размера и формы, кисти, тюбики с красками и клеем, лаки и порошки. Всё, чтобы Ирина могла немедленно заняться давно заброшенным делом.

Оробевшими пальцами Ирина взялась перебирать сокровища.

– Смотрите – перламутровые подкладки! А вот сусальное золото! – восклицала она. – Господи! Даже мех! Это для полировки. Кто же это всё мне собрал? – и она взглянула на меня с растерянностью и любопытством, желая и боясь нащупать догадку.

– Это вам поклон за гостеприимство. От одной хитрой сволочи. Знал, что вы мне покажете и я почерк узнаю, – сказал я.

– Да что вы, правда? Не может быть! – розовея, проговорила Ирина и вдруг счастливо рассмеялась. – Ух ты! Вот так чудо! Вот подумала бы разве!

Схватив сундучок в охапку, она понесла его на кухню, а я пошёл к себе.

Пока мы возились с ларцом, погода переменилась. Зимний ветер, налетевший на Старую Весну вместе с Петиным подарком, завывая, сгонял с крыш облака снега – они взмывали, как привидения с простёртыми лапами, и, пролетев на спине у ветра несколько метров, рассыпались в пыль. Этот хмурый разгул не имел ничего общего с сельской идиллией, какую изображают на новогодних открытках, и потому я не знал, злиться ли мне на Петю или, напротив, порадоваться, что в Иринино страшноватое одиночество привалил подарок.

Я не говорил с ним с той самой ночи. Просто узнал эсэмэской, добрался ли он до дому, и всё. Причина затишья в нашем общении была понятна: событие должно было отстояться, стыд – поулечься. И вот теперь, вернувшись к себе в бытовку, я решил позвонить ему.

– Петь, это что значит? – спросил я вместо приветствия.

– Абсолютно ничего! – сразу понял он. – Просто Дружеское ободрение. Ты, кстати, проследи там, чтобы она ничего себе не надумывала.

– Сам проследи, – огрызнулся я.

– Сам? – переспросил он с улыбкой в голосе. – Хорошо, прослежу сам. Ты-то на Новый год куда?

Я сказал, что еду к родителям.

– А у нас корпоратив под Дмитровым. Вот только прибыли. Вертолётные экскурсии, пальба, гульба, всё как полагается. Пажков нас гуляет. Представь, утром сегодня встаю, собираюсь – что делать, надо ехать! Михал Глебыч любит, чтобы все маршем. И понимаешь, тоска меня взяла! Думаю: ну какого же хрена я туда прусь! Вспомнил вас. Дай, думаю, приеду, покаюсь и буду во искупление шпарить всю ночь популярную классику. На раздолбанном-то рояле! Вальсы и мазурки. Напоим Ирину шампанским, пусть смеётся, у неё смех такой золотистый…

– Петь, ты чего пристал к ней? – спросил я вполне себе угрожающе. – У вас там чего, с девушками дефицит?

– Да какой дефицит! Не в дефиците дело. Понимаешь, сплошной обман! Поди разбери – правду они говорят или по книжкам шпарят, где учат, как мужей ловить? О чём вообще речь, если я даже внешне не могу понять, какая она от природы? Русая, чёрная, рыжая? Какие у неё брови были, глаза, ну формы какой? И какая, блин, она получится, если смыть с неё весь этот салон? А ты говоришь – Ирина…

Тут, конечно, Петя был прав. Ирина не посещала салонов, но вряд ли по своей воле.

– Так вот, о подарке, – продолжал он. – Я когда с утра о вас вспомнил, думаю – ладно, раз сам не поеду, дай хоть привет пошлю! Попёрся в магазин для художников и говорю: мол, дайте мне всё самое крутое, что только может понадобиться мастеру Федоскино. И упакуйте, чтоб не стыдно подарить. Ну вот – набили мне ларец, а ехать в вашу сибирь – ни за какие бабки! Ты чего, говорят, Новый год на носу, какой ещё загород! Еле парнишку одного уломал, – тут Петя сделал паузу и спросил с чуть заметным волнением: – Ну а что, понравилось ей хоть?