Наталия Терентьева - Маримба! Страница 40

– И больше мы никогда не приедем к тебе. Заглянешь в шкаф – и ничего там нет нашего. Точка!

Утром рассказывает мне:

– Мам, я крепко-крепко спала! И только слышала, как капают твои слезинки…

За столом падает маленькая ложка. Катька спрашивает:

– Малыш придет, да, мам?

Заходя в магазин, где есть детские товары, Катя неизменно предупреждала меня:

– Мам, не теряйся, я – в детском!

Как-то днем Катя неожиданно сообщила мне:

– Мам, я что-то плохо себя чувствую.

Я испугалась:

– Что с тобой?

– Голова болит…

– Господи, а еще что?

– Так, что еще может болеть? – задумалась Катька. – Нога еще болит…

Первый раз Катя ест капусту брокколи.

– Ну, как тебе? – спрашиваю.

– Плоховато… Я как увидела эту капусту, сразу поняла, что в рестораны и магазины, где делают такую капусту, я не хожу.

Улыбчивый весельчак Данилевский, придя на встречу с Катей, пошутил-пошутил, развернулся и ушел.

– Разозлился твой папа! – подосадовала я. Нет, не должно так быть…

– Почему?

– Я его чем-то задела, наверно…

– Ты его чем-то споткнула!.. – засмеялась Катька.

Может, и хорошо, что родители, которые задевают и спотыкают друг друга до бешенства, живут в разных коморках? Или в разных замках… – разницы никакой нет. Заперся у себя, перебесился, умылся, встряхнулся, пару дней или недель прошло – вроде опять можно общаться… И дети не страдают. От развода дети страдают. Но от двух постоянно спотыкающихся друг об друга родителей ребенок страдает больше. Я хорошо помню, как в детстве я сжималась в комок от папиного взгляда. Он смотрел не на меня – на маму. Помню, как мне было обидно за нее, как я ненавидела папу… А Катька равнодушно смеется и через две минуты после ухода Данилевского забывает о нем – до следующего раза.

Смотрим телепередачу. Мужчина рассказывает о себе:

– Я – идеальный муж. Я художник. Но я шью, готовлю, убираю квартиру. Только невест нет. А так я – идеальный муж.

Катька смеется:

– Идеальный муж, а немножко с усами!

У нас с ней уговор: с усами и бородой нам женихи не подходят.

– Мам, некоторые не понимают, что они в зеркало смотрятся! Они думают, что они смотрят в окно, а там – такая же морда. К ним в гости пришла.

Катя с удовольствием смотрела приключенческий фильм про милицию, где была неожиданно лирическая песня «Позови меня тихо по имени…»

Перед сном крепко держит меня теплыми ручками и говорит:

– Обними меня тихо по имени, мам…

Катя уже совсем большая, ей четыре с половиной года. Рассуждает, смеется, шутит, задумывается, обожает слушать сказки, сама придумывает и рассказывает сказочные истории с продолжением.

Это была самая наша первая поездка в Прибалтику. Маленький прибалтийский город у моря. По невероятному совпадению в соседнем с нами номере оказалась моя университетская подруга, которую я не видела лет… сто. С ней мальчик девяти лет, ее единственный сын Митя. С ним Катя дружила и дралась две недели. Только что Митя уехал.

Блеклое солнечное утро, завтракаем, Катя задумчиво говорит:

– Мам, а мне Митя сказал: «Вот я уеду, а ты дружи теперь с другим мальчиком, который в первом номере живет… Вчера приехал…»

Доела, пошла во дворик, подошла к томившемуся там мальчику, сказала «Привет!» и больше о Мите не вспомнила.

Мальчик оказался из Москвы, с Ново-Песчаной улицы, до которой от нас пару остановок на троллейбусе. Все дорожки ведут в Курляндию… Или в Москву?

По дороге на экскурсию мы купили мне ажурные белые гольфы, «для тепла». На бегу схватили, других не было. Торговля вообще не популярна в этом городке. Свежая черника, мед, зеленый горошек в стручках, который называется по-литовски «жирни» (то есть «зерно»), два парфюмерных магазина, чистые нарядные бабушки с бутылями парного молока, румяные дети, продающие под раскидистыми вязами утренние газеты, открытые киоски с медовыми янтарными бусами… Гольфы найти трудно.

– У меня нет таких… – вся извздыхалась Катя. – Купишь мне такие же?

– Конечно!

– Ты даешь слово?

– Даю.

– Я всю жизнь о таких мечтала!

– Ясное дело.

– Мам, ты в этих гольфах, знаешь, на кого похожа?

– На кого?

– На дворянку…

– Мам, вот мне уже так много лет! Четые с половиной! А на пальцах это так мало…

Привычно упрекаю Катю, по-прежнему крайне мало пьющую:

– Если на вашей планете ничего не пьют…

Она мгновенно парирует:

– А на вашей – ничего не понимают!

Катя умеет писать, знает все «букы» родного алфавита, пишет мне «письма», подписывает собственные рисунки «Пизаш» (то есть «пейзаж»), «Мама-красавица» (абсолютно без ошибок!), «Свитлане Онтольивне» (портрет бабушки в затейливом платье и с котом на поводке, которого у той отродясь не было). А читать моя Катя не хочет, хочет лишь бесконечно слушать, как ей читают.

Я купила ей книжку, где слоги «дружат», стоят, взявшись за ручки, буквы М и А – «ма», К и И – «ки»… Замечательная методика, можно научиться читать в два счета! Катя с удовольствием придумывает сказки про эти слоги, а читать – не хочет!

Я, понятное дело, ругаюсь:

– Не хочешь ничему учиться! Вот уже все дурачки умеют читать, а ты, умная, – нет!

Катька смеется:

– Так они дурачки, а я – умная!

Катька просыпается утром, я целую ее в лобик, бужу:

– Кто это такой мой хороший просыпается?

Отвечает недовольно:

– Не надо ко мне, я смотрю сон!

Я все же пытаюсь обнять ее, теплую, румяную со сна. Катька отчаянно отбивается:

– Упустите меня к чейтовой матейи! Остановите меня в покое! – со сна неожиданно вспомнила множественное число в обращении ко мне.

Я, обиженная, отпускаю ее и отхожу.

– Куда ты похла-а?!. – раздается позади меня громкий плач.

Я хожу ко комнате, бубню перед сном:

– Что-то у меня горло болит… вот, опять болит… почему…

Катя отвечает мне с дивана:

– Это тебе к нев’ологу надо! Не ко мне!

– Ты наказана, Катя! За хулиганство! Не буду тебе читать перед сном!

Жаль, не помню – за какое именно. Что же мог делать ребенок, девочка, в четыре с половиной года, чтобы так четко определить это – «хулиганство»?

– Мам… – расстроенная Катька хлопает огромными глазами. – Давай, я сама выберу себе наказание! Вот без сладостей я могу, а без чтения – нет!

– Не получится, Катя.

– Мам… А расскажи мне что-нибудь непонятное… про Бога, про древних…

Как тут откажешь?

– Мам, а кто первым заболеет – толстяк или худяк?

Катька встретила на площадке знакомую девочку Соню, они не виделись все лето.

КАТЯ. Я тебя сразу не узнала.

СОНЯ. Я тоже…

КАТЯ. У тебя волосы стали потемневшие!

СОНЯ. У тебя тоже…

КАТЯ. Да я вообще в маму превращаюсь!

Мне так радостно это слышать, ведь никто особо не говорит о нашей похожести, да она и не столь очевидна.

Катьке скоро пять лет, а я все никак не могу привыкнуть, что теперь есть человек, который меня любит просто так, за то, что я есть.

Я вожусь на кухне, готовлю ужин и ругаюсь:

– Связалась, идиотка, с Данилевским…

Заходит Катя из комнаты, решительно говорит:

– Так, ты давай не вспоминай наши годы! Уже хватит!

– Мам, когда я вырасту тетей, из меня выйдет прекрасная тетя!

Катя разложила шахматы, «играет». Научить не могу – сама, увы, не умею. Смотрю на нее и думаю – хорошо ли, что она сейчас занята довольно бессмысленной игрой? Как будто слыша мои мысли, поднимает голову и объясняет:

– Мам, я показываю невидимкам, какие тут у шахмат морды есть!

По телевизору концерт, поют песню про любовь. Катя машет на них рукой:

– Ну хватит вам уже! Нет у нас никакой любви! Только детская!

Я мою посуду. Катька сидит за столом, пьет чай с конфетами, вернее, уплетает конфеты и запивает их маленькими глоточками чая.

Оборачиваюсь на звук: на столе лужа чая, Катя стоит в странной позе на стуле.

Я ее спрашиваю:

– Ну и как это могло произойти? Что ты делала сейчас? Что?

Катька смотрит на меня огромными испуганными глазами:

– Снижалась…

– Мам, почему ты так сердито сказала сегодня днем: «Спи!»? – Катька показывает, как именно я сказала, говорит это ужасно грубым голосом.

– Ну, а ты что делала, ты помнишь?

– Я мяукала… Но потом сразу заснула!

– Мам, ты знаешь, ты просто волшебная: когда у меня леденеют руки и ноги, я к тебе прислоняюсь, и они становятся теплыми…

Две недели до дня рождения. Катя болеет, очень переживает:

– Никто подарки не принесет, буду болеть до дня рождения…

Я в ужасе говорю:

– Если ты будешь болеть до дня рождения, я повешусь на этой люстре!