Александр Дьяченко - Преодоление (сборник) Страница 42

Хорошо так сказал, прочувствованно. Еще находясь под впечатлением собственных слов, подхожу к месту исповеди и приглашаю людей:

– Пожалуйста, подходите.

Смотрю, из толпы исповедников навстречу мне выдвигается незнакомая бабушка в цветастом деревенском платке и черной душегрейке из искусственного меха. Несмотря на внушительные габариты, она юрко, опережая других, оказывается рядом со мной. Подойдя ко мне, она со знанием дела положила передо мной на аналой свечу, так поступают почему-то те, кто приезжает к нам из одной нашей бывшей братской республики. Я их по этому признаку и отличаю. Положила и молчит, спрашиваю:

– Матушка, вы хотите покаяться?

В ответ она кивнула и снова молчит.

– Много грехов-то, а, мать? – пытаюсь настроить бабушку на нужный лад.

– А до фига! – кричит старушка, и словно заядлый картежник, азартно широким замахом швыряет мне на Евангелие десятку. Швырнула, и, наклонив голову, расчувствовавшись, со слезою в голосе произнесла: – Давай уже, накрывай.

Тогда я и вспомнил моего отца Нифонта, как он предъявил нам ту маленькую благообразную старушку и, похлопав ладошкой ей по голове, произнес: «Вот, пожалуйста, полюбуйтесь, друзья мои. Перед вами живой труп». Пытаюсь сообразить, мне-то что делать, может, последовав примеру отца-игумена, развернуть ее к народу, и так же, похлопав ей по голове, задумчиво произнести: «Вот вам, пожалуйста». Но не стал, его-то бабушка была маленькой и кроткой, а у меня вон какая боевая, такая и в ответ нахлопать может. Да и какие к ней претензии: свеча на месте, десятка уплачена, все чин по чину.

От греха подальше, прочитаю-ка лучше разрешительную молитву. Накинул ей на голову епитрахиль, и вдруг, все это вышло как-то само собою, вместо того, чтобы читать молитву, закачал головой: и, словно тот батюшка-индонезиец выдохнул горестно и протяжно:

– Ой-ё-ё-ой!

Миражи

Мальчика семи лет приводят на первую исповедь. Малыш волнуется, еще бы, представьте себя на его месте и вспомните, кто из нас не дрожал перед первым разговором с батюшкой?

Понятное дело, что маленький человечек еще не в состоянии по-настоящему испытывать чувство покаяния, но он уже понимает, что в своей еще совсем коротенькой жизни он что-то мог сделать не так, как этого ожидаем от него мы, люди взрослые.

Готовясь к разговору с батюшкой, мальчик мог бы предположить, что тот обязательно спросит его о молитве.

– Молишься ли, дружочек?

Но вопрос застигает его врасплох. Он растерянно смотрит на меня, и, разводя в стороны ручонками, отвечает:

– Нет.

– А почему же ты не молишься, дорогой мой?

– А действительно, – недоумевает малыш, – почему? – Но ответ находится быстро: – А мне некогда.

– Чем же ты постоянно занят в свои семь лет?

И мальчик, как существо простодушное, ничего придумывать не стал и сказал правду:

– Я играю, батюшка.

– А чем же ты играешь?

Исповедник укоризненно смотрит на священника-тугодума:

– Своими игрушками, конечно же.

Вот точно так же, как и этот ребенок, каждый из нас тоже играет, но только в свои игрушки. Все что угодно оправдывает наше духовное нерадение: и дачи, и машины, и работа, и дорога – все, все нам мешает. А бывает, что и взрослые тоже начинают играть в игрушки, и это так затягивает, что люди забывают и о возрасте, и о положении.

Один мой знакомый, уже совсем взрослый дядька лет под сорок, глава большого семейства, вдруг увлекся компьютерными играми. Высокопоставленный менеджер по продажам в одной из солидных московских фирм, он, заканчивая работу в офисе, каждый вечер спешит занять место за рулем своего мощного «туарега». И мчит по переполненным улицам столицы, обгоняя и перестраиваясь из ряда в ряд, чтобы выгадав несколько лишних минут, приехать домой пораньше и засесть за монитор домашнего компьютера.

И у него начинается совсем другая жизнь. В ней, этой второй своей жизни, он уже не торгует опостылевшими ему китайскими пылесосами и не просиживает днями напролет в душном кабинете, в закоулках какого-нибудь Китай-города. В ней он рыцарь, один из тех, кто вместе с такими же отчаянными сорвиголовами бесстрашно спускается в подземелье, чтобы сразиться в честном бою со свирепым людоедом и, отрубив его отвратительную голову, заработать дополнительные очки. Эти очки очень даже пригодятся в завтрашней битве с еще более свирепым и не знающим пощады противником.

Разумеется, что собраться вместе всему отряду из двадцати сорвиголов – задача не из легких, ведь «воины» проживают в самых разных частях света. Но когда они вместе, то от слаженности действий каждого из них зависит успех всего дела и даже чья-то жизнь. Пускай это жизнь виртуальная, но все же, когда побеждаешь, радость испытываешь по-настоящему. И хочется жить дальше, идти вперед и не сдаваться. Конечно, реальная суета с пылесосами, обязанности отца и мужа отвлекают от подвигов, но, слава Богу, ненадолго. Вот и мчит верный «туарег» силами всех своих трехсот лошадей по вечерним улицам Москвы, спеша доставить хозяина к новым битвам и приключениям в его второй, но уже не менее реальной жизни.

Одно смущает, в этих играх нет места Богу. Если Бог и играет, так только с малыми детьми, я это, вижу, когда вношу их в алтарь. Но Он не участвует в забавах взрослых. В мире иллюзий нет Бога, Он слишком реален.

Сегодня в нашей прагматичной жизни свидетельством успеха и реализации человека становится размер его банковского счета и наличие неизменного джентльменского набора: квартиры, дачи и внедорожника – только душе этого мало, она умирает, если не питать ее чем-то возвышенным и настоящим, хотя при его отсутствии, она временно и соглашается на суррогаты.

На днях в храме ко мне подходит представительный хорошо одетый москвич и просит покрестить его знакомую. Отвечаю:

– Обязательно покрестим, только сперва нам нужно будет с ней встретиться и пообщаться. А чтобы лишний раз не гонять человека в такую даль, пускай она заранее прочитает одно из Евангелий, ну хотя бы, самое коротенькое, от Марка.

Вижу смущение на его лице:

– А без предварительной встречи, никак не обойтись? Может, достаточно будет общения по телефону?

Как ему объяснить, что прежде чем крестить, необходимо донести до человека всю важность этого шага? Что после таинства она должна будет жить уже иначе, много ответственнее и внимательнее к самой себе и окружающему миру. А кроме всего прочего, еще и мне самому, подобно любому человеку, что трудится за станком или на стройке, больно видеть «брак» в своей работе, а крещение «в пустоту», это и есть такой брак.

– Вот вы, например, – спрашиваю его, – кем работаете?

Он, было, открыл рот, чтобы ответить, а потом задумался.

– Трудный вопрос, батюшка, с ходу и не ответишь. Действительно, кто я такой, чем занимаюсь, как бы это правильно назвать? А, – махнул он рукой, – проще всего сказать – менеджер, хотя по образованию я технарь.

Как много у нас появилось «менеджеров», раньше, в годы моей юности, их называли «снабженцами» или «торгашами», или еще как-то. Но никто из нас, заканчивавших школу, не мечтал о такой карьере. Мы шли учиться на инженеров, строителей, врачей, педагогов, военных. Мы хотели строить и создавать, учить и защищать. Торговать шли единицы, и в нашей среде этого почему-то стыдились. У нас презирали спекулянтов и барыг, хотя охотно пользовались их услугами. Помню, как моя подружка, желая меня позлить, говорила приблизительно так: «Ну а потом ты, скорее всего, женишься на какой-нибудь торгашке».

Понятно, что без торговли не обойтись, но когда в стране только и делают, что торгуют, душа начинает тосковать. Нет нужды в армейских офицерах, инженерах, знающих строителях и рабочих – не требуются, и народ идет торговать. Но мы-то народ христианский жертвенный, нам идею подавай, нам без подвига скучно, не приучены мы с мандаринами на рынках стоять, это занятие для духовных плебеев, а мы дети своих родителей.

Вот и забываемся, кто пообразованнее – в виртуальных игрушках, кто попроще – в водке, а кто-то, органично совмещая одно с другим. Только чем глубже человек погружается в мир иллюзий, тем все дальше и дальше уходит от Креста. Мы рубим сук, на котором сидим.

Конечно, пили и раньше, но если человек слишком уж этим увлекался, его отправляли в ЛТП. Сегодня, когда пьянство уже стало неизменным фоном нашего бытия, о бывших профилакториях остается только мечтать. Доходит до того, что мать приходит в милицейский участок и умоляет участкового посадить сыночка годика на три – иначе погибнет.

Однажды пригласили меня в больницу причастить умирающего. Я хорошо его знал. Он попивал понемногу, но не так, чтобы очень, и вдруг ему такое испытание: они с сестрой после смерти матери продали ее квартиру, а деньги, как и положено, поделили пополам. И такая сумма попала в руки пьющему человеку. Он пил полгода, не выходя из дома, причем через три месяца сломал бедро и, не заметив этого, продолжал пить. А сейчас он лежал и умирал на больничной койке.