Давид Ланди - Биоген Страница 42

– Не задумывались, – отвечает, не задумываясь, Борода. – Почему?

– А потому, друг мой, что наличие извилин под скальпами наших президентов еще не доказывает присутствие в них бокового лобного полюса[371] и стабильной работы лимбической системы[372] в префронтальной коре головного мозга[373]. И если в первом случае царским детям скрывать было нечего, то во втором – руководители страны становятся похожи на притаившегося за футбольным мячом слона, когда матч берется судить история. Врубаешься?

– Вырубаюсь! – хохочет Иван Грозный, ударяя посохом, убившим сына, об пол.

– Если я сегодня ликвидирую президента, – открывает цирковую программу Фальцет, затуманивая глаза, – меня осудят и проклянут! Но если завтра он начнет ядерную войну, человечество проклянет меня за то, что я не кокнул его сегодня! – делает театральную паузу фантазер. – Так какое из двух проклятий мне выбрать?

– Второе, – предлагает Борода.

– Кстати, – вновь перехватывает инициативу Андрей, – президент уже предупредил мировое сообщество о том, что глобальное потепление можно всегда уравновесить термоядерной зимой…

Ядерная минута молчания, во время которой, выпив и крякнув, «Все через жопу!» – заявляет Богомол.

– Искаженное восприятие реально существующего явления, называется иллюзией, а иногда и белой горячкой, – пытаюсь я диагностировать мышление насекомого.

– Значит, мы страна иллюзионистов? – отдергивает лапку от очередной рюмки собеседник.

– Этого я не говорил. Но иллюзии внешней угрозы могут возникать под влиянием выраженных колебаний настроения или в связи с остро формирующимся аффектом страха, вызванным тревогой за будущее государства.

– Если бы не мурдалаки, управлявшие целое столетие богатейшей страной мира, мы бы жили сейчас лучше любой Америки! – богохульничает захмелевшая Борода.

– Но в Америке не было мировых войн! – выдвигает общепринятую идею всех бед Грозный Иван.

– Отмазка для лохов! – фамильярничает Борода, опираясь на плечо правителя.

– Почему? – интересуюсь я.

– Потому что не Россия, а Германия проиграла две мировые войны подряд. И, в отличие от нас, Германию долбили со всех сторон сразу! Видели, как это происходит на порносайтах?

– Ил не фо па парле о жанс![374] – высокопарно изрекает Богомол.

– Keep Calm and Carry On![375] – парирует Андрей.

– Моя родина – Россия! И мне плевать, как живут другие! – заявляет не вступавший до этого момента в беседу Патриот.

– Ваша родина – это ваше сердце, оплодотворенные сперматозоиды и декларативная зрительная память[376], – пытается разрядить обстановку Мульт.

– Почему? – интересуется царь.

– Потому что, когда я приезжаю в Краснослободск и смотрю на посеревшие от беспробудного счастья лица земляков, я вспоминаю про миллиарды рублей, закопанные в землю, пущенные по ветру, разворованные по карманам, розданные для нужд других стран[377]. И про миллионы людей нашей родины, так и не дождавшихся своего счастья…

– А национальные интересы? – принимает сторону Патриота Грозный Иван. – Как прикажешь блюсти национальные интересы?

– Национальные интересы находятся внутри страны и обращены к ее жителям. За территорией страны находятся интересы других государств, – пытается разделить интересы народов Андрей, после чего опрокидывает очередной полтинник в рот, и его язык становится резиновым, а глаза матовыми.

– Не патриот ты, Андрюха! Вот что я тебе скажу: Не-па-три-от! – отмахиваюсь, расстроенно я.

– И даже не «уазик», – издевается смутьян, вспомнив прародителя внедорожника.

– А знаешь, что сказал наш президент на совещании общественности по вопросам нравственного и патриотического воспитания молодежи? – переходит на фа-диез первой октавы хозяин дома.

– Что? – наливает полрюмки Андрей.

– Что «мы должны строить свое будущее на прочном фундаменте. И такой фундамент – это патриотизм! Мы, как бы долго ни обсуждали, что может быть фундаментом, прочным моральным основанием для нашей страны, ничего другого все равно не придумаем!»[378]

– Думалка плохо работает, – опрокидывает полрюмки Андрей.

– До него это еще император Николай I сформулировал, – подтверждает неудачную претензию на оригинальность Богомол: – «Россия не есть держава земледельческая, промышленная или торговая. Россия есть держава военная, и назначение ее – быть грозой остальному миру!»

– Работать нах – давай бах-бах! – расшифровывает царскую сентенцию Фальцет, а Андрей кладет в нужное место нужное количество капусты и, прожевав нужное количество раз, цитирует эластичным языком нужного классика:

– А знаете, что по этому поводу изрек Лев Толстой?

– Что? – настораживается Грозный Иван.

– Что «патриотизм есть не что иное, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей правительства! Ослепление, в котором в наше время находится народ, восхваляющий патриотизм и воспитывающий свое молодое поколение в суеверии патриотизма, дошло до такой степени, при которой достаточно самого простого, просящегося на язык каждого непредубежденного человека рассуждения, чтобы люди увидали то вопиющее противоречие, в котором они находятся!»

– Расширенно! – смеется Фальцет.

– Да я и так его сократил, – улыбается Андрей гибкой улыбкой бесформенных губ, расползающихся изогнутой раной по его велюровым щекам.

– Самуэль Джонсон выразился короче, – вновь напрягает память насекомое: – «Патриотизм – последнее прибежище негодяя», а Бернар Шоу чуть длиннее: «Патриотизм есть разрушительная, психопатическая форма идиотизма».

– А какое это имеет отношение к России? – слышится закипающий голос Патриота.

Я знал, что, в конце концов, этот вопрос прозвучит в нашей беседе. И также знал, что у меня не будет на него ответа. Поэтому передал слово Андрею.

– Ну, к России, может, и никакого… – неуверенно начал приходить в себя балагур, – но параллели прослеживаются налицо! – оборвал предложение собеседник и вновь принял на грудь, после чего его язык стал оловянным, а мысли каучуковыми…

Воспользовавшись сиюминутным мгновением, Борода наполнил рюмку и, отхлебнув, сунул в рот горсть квашеной капусты, в которой краснела маленькая ягодка клюквы. Клюква успела бросить на Грозного Ивана прощальный взгляд и, зажатая между пятым (пломбированным) и шестым (металлокерамическим) молярами жевальщика, выпустила из себя сок, смешиваясь со слюной уплетающего ее индивидуума с той же последовательностью, с какой смешались между собой – мещеры, кривичи, словене, бастарны и муромы, формируя основу славянского этногенеза[379] в будущую национальность народа, прежде чем к групповому сексу присоединились остальные племена.

– Вот вам и ответы на ваши вопросы, – решаю я завершить начинающую выходить из-под контроля беседу.

– Постой-постой! – останавливает меня Андрей.

– Спасибо, я посижу, – вежливо отказываюсь я от предложенной постановки общения.

– Сиди-сиди, я не это имел в виду. Ты что, забыл, о чем шла речь?

– О чем?

– Повесткой встречи был поиск изменения силы взаимодействия между вершками и корешками: с отталкивающей фазы (преобладающей в данный момент) на притягивающую электростатику впечатлений народных масс от нашего труда в будущем, – заканчивает Андрей бессмысленное предложение.

Внимательно выслушав гостя и разгадав его тайный план, я понимаю, что разговор может затянуться, а, затянувшись, растворит часть моей абрикосовки в животах гостей. Поэтому решаю перейти от критического реализма[380] к наивному с помощью редукционизации[381] собственного примера:

– Народ, – начал я, неторопливо проливая благодатную жидкость в чарку из чистого серебра, – как известно, субстанция простейшая, могилу роет без понуканий. – Стопка опрокинулась, и прохладная влага потекла вниз, согревая трубопровод пищевода. – Вы никогда не задумывались, почему у человека только две щеки, а желающих ударить по ним гораздо больше? – задаю я хрестоматийный вопрос, стараясь потянуть время.

Воцаряется молчание, нарушаемое хрустом капусты, попавшей под пресс обстоятельств, возникших во рту Андрея. Слышится глотательный звук, и закусивший рот изрекает тряпичным языком:

– Потому что жизнь похожа на палку колбасы: сначала с тебя снимают шкуру, а затем откусывают и глотают, откусывают и глотают.

– Вы давайте конкретно! Что-то относящееся к России расскажите! А то Лев Толстой – это было давно, а Олимпиада уже закончилась, – слышится повелительный голос Патриота, натягивающего на себя бронежилет и вызывающего по рации подкрепление.

– Ну что же, можно и конкретно! – приходит в себя Андрей. – Вот вам исторический пример, связанный непосредственно со сложившейся ситуацией в целом … – сбивается вдруг с мысли смельчак и, покраснев, смолкает.

«Он явно нервничает», – думаю я, глядя на то, как шелковый носовой платок Armani промакивает Андрею лоб и, спрятавшись в кулак хозяина, ложится смятой тряпицей на внушительной толщины столешницу.