Ольга Агурбаш - Первая жена (сборник) Страница 44

Посуда на столе, остатки простой еды. Той, что была. Баранки, плавленый сыр, орешки, джем. Они же ничего не брали с собой из еды. Никто не думал, что так поздно все закончится. Думали, побудут часок на собрании и обратно. А получилось иначе. Собрание началось на час позже, длилось больше двух часов, потом слезы… Пришлось обойтись тем, что было. Конечно, Женя могла отварить макароны или рис, открыть консервы. Но опять же… Никто не думал, что так обернется. Попьем чайку, мол, и поедем. А вот теперь Женя спит, а он сидит за неубранным столом, наблюдает за собой будто бы со стороны и ощущает простоту человеческого счастья.

Глеб тихонько сдвинул посуду на одну сторону, накрыл ее полотенцем, решив отложить мытье посуды до утра. Потом взял плед, укутался в него, пересел в кресло и долго сидел в нем в полудреме без мыслей, то прикрывая глаза, то глядя на картины, которые в последние годы, уже без него, Женя в изобилии развесила по стенам.

Спустя какое-то время он подошел к дивану, на котором спала Женя. Она лежала лицом к стене. Глеб прилег на краешек, потом несмело подвинулся и приобнял ее за плечо. Женя, думая лишь немного отдохнуть, постельное белье не стелила, легла одетая, подложив лишь подушку под голову и укрыв ноги шалью. Он, тоже одетый, прижался к ее спине, набросив плед и на нее тоже, обняв за живот, почувствовав ответное тепло, и заснул. Счастливо, безмятежно, благостно.

Наутро проснулись оба спокойные, молчаливые. Она сказала просто:

– Спасибо тебе, Глеб!

«Кому спасибо? За что спасибо?» – в голове Глеба носились непонятные обрывки фраз. Он и в самом деле не понимал, за что она благодарит его.

– Тебе спасибо, Женька!

– Что? – не поняла она.

– Да ладно! Без комментариев. Лучше скажи: кофе есть?

– Есть. Я сейчас нормальный завтрак приготовлю. Что будешь: омлет или кашу?

Он посмотрел на часы:

– Жень, давай, что быстрее. Некогда.

– Быстрее омлет.

– Вот и хорошо!

Как он мог объяснить ей, что пережил здесь, этой ночью, большое человеческое счастье? Какими словами он расскажет ей о своем глубинном удовлетворении, когда в тишине старого дома осознал глубину их связи. Не какого-то сиюминутного флирта, влюбленности или пусть даже романа. Их связи уже больше тридцати лет. И она оказалась живой и трепетной, эта связь. Пусть не стандартная, не однозначная, основанная отнюдь не на сексе, а на каких-то внутренних глубоко затаенных чувствах. И за эту радость осмысления – спасибо ей, Жене! Он здесь – у себя дома. Рядом с этой женщиной он настоящий.

Ехали в Москву, обсуждали всякие-разные детали предстоящих технических вопросов: как правильно организовать процесс подготовки документов, к кому лучше обратиться за помощью… Глеб обещал дать своего юриста. На том и расстались.

Легкое пожатие руки напоследок, долгий взгляд, невольный вздох, замедленность движений… Так бывает, когда не хочется расставаться – некая неторопливость во всем: в речи, в жестах, в каких-то ненужных действиях. Зачем-то взять сумку, что-то искать в ней, делать вид, что затерялся мобильник, долго искать его, потом найти все в той же сумке… Пусть на чуть-чуть, но продлить…

Так спал он с ней или нет? В прямом смысле слова – да! Они спали в одной кровати под одним пледом. Оба одетые, правда. Что было между ними? Объятие: ее спина к его груди и к животу. Ну и ноги к ногам. Изгиб одного тела повторяет изгиб другого. Все!

В смысле интимной близости – нет, тут он не соврал. Не было. Ничего не было. Ни поцелуев, ни слов, ни намека. Ни с чьей стороны.

Вот и ответь с ходу на вопрос жены: «Ты спал с ней?» А у него нет ни малейшего желания обманывать свою жену. Ни желания, ни оснований. Просто он и в самом деле сразу не понял, как ответить, чтобы не соврать.

Мучился бессонницей, страдал от бесконечных своих сомнений и в конце концов рассердился на себя. «Да что же это такое?! Мне уже пятьдесят второй год пошел! По возрасту запросто дедом могу быть. А я в своей собственной жизни до сих пор не могу разобраться. И тут вроде семья нормальная, и туда тянет. Что за жизнь такая? Никак в ней покоя не найти!»

Как-то вечером Глеб с Надеждой ужинали вдвоем. Ани дома не было. Он был грустен и выглядел усталым. Надя забеспокоилась:

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Устал немного.

– А грустный почему? Случилось что?

– Нет. Все нормально. Только вопрос твой мне все покоя не дает.

– Какой вопрос? – не поняла она.

– Ну помнишь, ты у меня как-то спросила: что бы я предпочел – сохранять верность партнеру, мечтая о другом человеке, или быть честным перед собой и делать искренне то, что хочет душа и тело, но обманывая при этом своего близкого человека?

– Ну ты вспомнил! Это когда я такое спрашивала? Чуть ли не полгода назад.

– Да, наверное… Давно уже. Только тогда ни ты, ни я на него не ответили.

– И к чему ты сейчас опять к этому возвращаешься?

– Даже не знаю. Мучает меня эта проблема. Проблема внутренней честности и выбора.

– Ты мучаешься теоретически, или тебе надо решить этот вопрос на практике?

– В том-то и дело, что мне интересна практическая реализация.

– То есть ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать следующее: ты – моя законная супруга, мы живем с тобой вот уже почти девятнадцать лет и не имеем друг к другу претензий. Так?

– Ну… да… Так, – ошеломленно подтвердила Надя.

– По крайней мере я к тебе не имею ни претензий, ни обид, ни особых замечаний. Да, наверное, у тебя есть какие-то недостатки, да, бывает кое-какое недовольство, непонимание, но по большому счету все нормально.

Она удивленно кивнула.

– Мне уже много лет. Увы, шестой десяток – это немало! И я на самом деле хотел бы быть честным – и перед самим собой, и перед тобой. Продолжать?

– Ой, лучше не надо! – Надя испуганно прижала руки к лицу, так, что остались видны только ее глаза. Ошеломленные, абсолютно не готовые к откровениям подобного рода.

– Почему? Ты же хотела услышать мое мнение. Я готов ответить.

– Не надо! Мне почему-то кажется, что ты сейчас скажешь что-то ужасное, – предположила она.

– Да ничего ужасного я не скажу. Вопрос-то подразумевает всего два ответа. А впрочем, не хочешь, как хочешь. В таком случае я снимаю с себя моральные обязательства.

– Что ты имеешь в виду? Какие обязательства? – в замешательстве переспросила она.

– Хотел начистоту, чтобы не было недомолвок, недопонимания. Всю жизнь сомневался, можно ли жену считать другом, а сейчас убеждаюсь – нельзя!

– Ну почему? – Надя чуть не плакала. – Ну почему ты так говоришь?

– Да потому что так оно и есть! – горько констатировал Глеб. – С тобой супруг хочет поделиться сокровенным, а ты в ужасе говоришь «нет»! А что, только радостью можно с тобой делиться? Только деньгами? Только успехами? Только твои проблемы можно решать? Выслушивать твои внутренние переживания? А я? А мои сомнения? Мои вопросы? К кому я с ними пойду? Не задумывалась? Конечно, ты не задумывалась. Такие мысли вообще не приходили тебе в голову.

– Ой, Глеб! Что с тобой? Что ты такое говоришь? Мы столько лет душа в душу!

– Нет, Надя! Не надо самообмана. Это только твой душевный комфорт всегда ценился. Это только твое эмоциональное состояние бралось в расчет. Это только о себе самой ты волновалась всегда и заботилась.

– Как же так? – Надежда обескураженно обвела кухню взором, мол, все здесь сделано моими руками… – Я и готовлю, и дом содержу, и о вас беспокоюсь. Как же «только о себе самой»?

– Это, Наденька, внешне. Почему я и говорю, что претензий к тебе вроде бы и нет: ты и хозяйка хорошая, и мать неплохая. Только это не есть «душа в душу». Вот и сейчас посмотри: я просто хотел поделиться наболевшим. Ты же сама спросила, почему я грустный. Правильно?

– Да.

– Вопрос задать задала, а ответ? А ответ тебе неинтересен.

– Почему же? Интересен. Только ты какой-то неожиданный тон взял в разговоре…

– Ладно, не оправдывайся. Мне все ясно. Только по поводу дружбы не строй больше иллюзий. Мы не друзья. И это очевидно! Супруги – да! Родители Ани – да! Но не друзья! К сожалению…

– Глеб, ну Глебушка… – Надя заплакала и протянула к мужу руки через стол, желая дотронуться до его головы или погладить плечо.

Но он не принял ни ее жеста, ни ее слез. Резко отодвинулся от стола и отошел к окну, повернувшись к жене боком.

– Все, Надь! Давай закончим разговор!

– Глеб… Может, как-то по-другому его закончим? По-доброму? А то как-то тяжело на сердце.

– Вот опять! Ты только свое сердце хочешь облегчить! Тебе плевать, что у меня там. – Он ладонью ударил себя в грудь. – Было бы не плевать, ты бы выслушала меня, дала бы возможность мне выговориться. А ты лишила меня элементарной возможности – сказать! Мы не так часто говорим с тобой по душам, а уж о сокровенном – и вовсе… почти никогда… – он досадливо махнул рукой и резко замолчал.

В полном бессилии Надя сидела за столом перед чашкой остывшего чая, к которому так и не притронулась. Боже, о чем с ней сейчас говорил муж? Она никак не могла взять в толк, в чем он ее обвиняет. Или не обвиняет? Тогда почему обижается? Ну не хочет она слышать ничего плохого, не хочет допускать негатива в свою жизнь. Это же нормально. Почему она должна говорить о неприятном? О тяжелом? Она все свои домашние дела делает хорошо, все функции супруги выполняет безупречно. Чего же еще от нее хотят? Ах, этого мало? Надо еще и другом быть? А ей и так казалось, что лучшего друга, чем Глеб, у нее нет.