Ольга Покровская - Булочник и Весна Страница 45

Рука моя, предчувствуя финал, потянулась за телефоном – убрать в карман – и замерла на полпути. Нет, ребята, мне не туда. Мне бы надо к бумажнику. Потому что в одном его отделении у меня есть средство, которым я сей же час исцелю Петю! Петь, ты ведь падок на красоту? На талант ты падок, ведь правда?

Я улыбнулся и с некоторой интригой в жесте извлёк из бумажника сложенный листок с Ириной-снегурочкой.

– А вот это ты видел? – сказал я, протягивая рисунок Пете. И сразу посвежело в подвале – будто сбрызнули крещенской водичкой.

Со всем своим сомнением, с покорностью и тайной надеждой Ирина глядела на нас из белой зимы листа. Сильные ели за спиной, узкие пуховые варежки.

Одновременно мы подняли от рисунка глаза и в сопряжении наших взглядов снова мелькнула волшебная вещица из Петиного детства, где Марья-царевна в беспредельном доверии прильнула к плечу героя.

Терапевтический эффект рисунка превзошёл мои ожидания.

– Подари! – потребовал Петя.

Мне не хотелось дарить ему Ирину. Прежде всего потому, что Пете она никак не могла понадобиться. Разве что из глупой прихоти.

– Перебьёшься! – возразил я. – Посмотрел и будет. Давай сюда!

Петя резко отвёл руку с листком: а ну-ка отними!

Я понял – он не отдаст, и смирился, утешившись тем, что на фоне глобальной утраты музыки ему будет приятно одержать эту маленькую победу.

Он и в самом деле был рад трофею. Складывая листок, подул на него, как на живую птицу, отогревая, – белый краешек затрепетал. Затем смастерил из пары салфеток подобие конверта и, подойдя к стоячей вешалке, аккуратно убрал добычу в карман своей щегольской дублёночки.

Настроение его улучшилось. Он больше не бредил Сержем и карьерой Карабаса-Барабаса, дёргающего музыкантов за нитки, а вместо этого умял с аппетитом совершенно холодный стейк и остаток встречи бодрячком, пожалуй, даже с ревизорским нажимом, расспрашивал меня о делах в булочной.

По дороге к родителям меня терзало самоедство: не подкинул ли я ненароком в Петину «сказку» чужую «соль»? В отношении Тузина это было бы не по-товарищески. К счастью, совесть моя, разморенная повторным ужином у родителей, ушла спать. Я понадеялся, что захват рисунка сойдёт миром, и действительно благоденствовал пару дней, совершенно о нём забыв.

Петя позвонил в понедельник вечером, когда я уже был в деревне, и, едва поздоровавшись, спросил:

– Послушай, а что у них там со столиком?

– С каким столиком? – насторожился я.

– Ну с Ирининым, естественно! Сильно мы его убили?

– Стыдно что ли стало? Хочешь извиниться за разбой?

– Нет, извиняться без толку. Хочу забрать и починить. Пажков у нас интересуется антиквариатом – сам понимаешь, статус обязывает. Так вот, у него мастер есть хороший, может инкрустацию поправить.

Вроде бы ничего дурного он пока не сказал, но на меня навалилась тоска – в груди застонали связки. Я толкнул дверь и, выйдя на крыльцо, вдохнул влажного снегу.

– Петь, а чего это ты вдруг спохватился?

– А снегурочка понравилась! – прямо ответил Петя. – Я её на стол поставил, в рамку. Народ ходит, интересуется – что за дивный образ? Говорю – моя!

Со всей выразительностью, какую только позволил мне мой лексикон, я объяснил Пете, что он не прав. Пусть оставит Ирину в покое! У неё муж, сын, кошка, собака, голубь! А со столиком она и без него разберётся. Тем более что сей предмет мебели вовсе и не её, а Николая Андреича.

– Да чего ты горячишься? – удивился Петя. – Я ж не свататься еду. Мне ещё надо на неё посмотреть, при дневном-то свете! А то кто меня знает, чего я там навыдумывал при свечах!

– Ждите налётчиков, – на следующий день сказал я Ирине. – Петя нашёл мастера, хочет отвезти ему на ремонт ваш столик. Ирина никак не отреагировала на мои слова – только дёрнула плечиками. Но, думаю, обрадовалась не на шутку. С тех пор я встречал её под февральским солнцем без платка. Свои волосы, лучистые и рыжие, она больше не заплетала в косу, а закручивала на затылке непостижимым способом. Так природа укладывает головки лучших цветов. К счастью, в ближайшие дни Петя не объявился. Не приехал он и на следующей неделе, чему я был весьма рад.

32 Благовидный предлог

Колокол загудел с утра. Густой и мощный его звон сотряс бытовку. Одеваясь на ходу, я выскочил на крыльцо и осмотрелся: звонили в монастыре. Колокол лупил, как при пожаре, и я, подчинившись вековому инстинкту, помчался по снежной тропе на улицу. Рванул калитку и на краю деревни, там, где начинался спуск с холма, увидел Тузина. Он стоял в своей шинели, ссутулившись, руки убрав в карманы.

– Что случилось? Почему звонят? – крикнул я, прорываясь сквозь гул.

– Вы, Костя, что, не проснулись? – отчуждённо проговорил Тузин и кивнул в сторону пажковской стройки.

Я глянул в долину, и мне стало жарко. На противолежащем холме, прямо за котлованом комплекса, рубили хоровод берёз. Колокол перекрывал завывание пил, и выходило, что деревья падают молча. Кто-то неслышно разбирал наш мир, как детский конструктор, – вынимал из пазов берёзки и ёлочки, чтобы поставить на их место другие детали. Через несколько минут созерцания я смекнул, что деревья рубят согласно определённой схеме – как бы прочёсывая в лесном массиве холма широкий пробор.

Должно быть, я частично оглох, потому что не смог расслышать, как к нам подошла Ирина. Точнее, подбежала – она была распахнута и румяна, со сползшим платком.

– Что же это такое! Почти дотерпели, уже веточки стали бордовые, чуть-чуть не дождались! – запричитала она и, с шумом вдохнув, прикрыла лицо ладонью. Из глаз покатились розовые, подсвеченные румянцем слёзы.

Тузин глянул на жену без одобрения.

– Ну что ж, будет нам в лоб горнолыжный спуск. Не соврал ваш Петя, – проговорил он и, усмехнувшись, добавил: – А мы-то на него с канделябрами!

Мы ещё постояли молча и, потихоньку преодолев столбняк, разошлись.

Не соображая толком, не преследуя никаких целей, я вызвал Петин номер и в двух словах описал ему происходящее на пажковской стройке.

Петя слушал, не перебивая.

– Я сейчас приеду, – сказал он. – Я тут недалеко, в посёлочке.

– Ну а ты-то чем поможешь? – удивился я, но он уже не услышал меня.

Через полчаса – я как раз расчищал стёкла, чтобы ехать в булочную, – Петин автомобиль легко вкатился в горку. Я бросил щётку и пошёл помогать ему парковаться между сугробами.

Петя спрыгнул в снег и уставился на лесоповал. За пять минут до его приезда пилы умолкли. Повисла искристая тишина.

– А что, уже всё? – произнёс он, обернувшись ко мне с таким выражением лица, словно его отхлестали по щекам. – Как-то я, брат, упустил этот вопрос. Несерьёзно я вас предупредил, а вот видишь, как всё быстро пошло! У Михал Глебыча всегда так. Вжик – и новый мир!

– Петь, а тебе-то чего расстраиваться? Ты ж на Пажкова трудишься, – напомнил я.

– Иди к чёрту! Я чихал на Пажкова! – со злобным пафосом выпалил Петя и, сощурившись, оглядел яркую до слёз мартовскую долину с рыжей ямой в белой груди. – Вот вся эта развлекуха – это гнусная паутина, по которой к пауку течёт дань! С её помощью он эту дань из людей выкачивает! Кто сбежал – того догоним! Это ведь он персонально тебя догнал! – обернулся он ко мне. – Паук выезжает на пленэр!

– Ну а ты у паука в тылу типа Штирлиц? – прицепился я было, но Петя меня не слушал.

Ступив поглубже в покрытый хрустящей корочкой снег, он склонился и начал скатывать ком.

– Липкий! Весна уже скоро. Пойдут продажи, начнётся сумасшедший дом… А птицы-то, смотри, всё летают!

Я взглянул на осыпанное птицами небо. В недоумении, как стая маленьких самолётов, которым не дали посадку, они кружили над своим бывшим приютом.

– Всё живое извели, придурки! – продолжал ругаться Петя, наращивая по спирали свой снежный ком. – Заполняют землю по трафарету, чтобы у человека не осталось пространства для поиска истины. Меня и то слопали! Представляешь, звонит мне Наташка, ученица моя, и говорит: дайте мне ваши «Песни рассвета» Шумана, там, мол, всё размечено, как я привыкла. Отвечаю: Наташк, я все ноты давно ликвидировал. – Как ликвидировал? – Посредством перемещения в мусоропровод. И знаешь, что она мне на это заявила? «Петр Олегович, ну это просто детский сад!» Я чуть не рухнул!

Произнося свою чувствительную речь, он скатывал снег в глыбины и придвигал одну к другой. На поляне вырисовывалось основание крепости. Вздохнув, я взялся ему помогать.

Мы заканчивали класть уже третий ряд снежных булыжников, когда с другого конца деревни поползла и приблизилась к нам старенькая, брусничного цвета машина Тузина.

Не доехав до спуска, Николай Андреич притормозил и высунулся в окошко:

– Приветствую, Костя! Здрасьте, Петр Олегович, давно не виделись! Окапываетесь? А я-то думал, после сегодняшнего «покоса» у нас передышка. Неужто получены новые сводки?

– Присоединяйтесь – расскажем! – не отвлекаясь от снегостроительных работ, отвечал Петя.