Ольга Покровская - Булочник и Весна Страница 44

К сожалению, в этом году я не мог рассчитывать на Петину верность традиции. Слишком круто забрали его перемены. В последнем телефонном разговоре, случившемся ещё в январе, Петя хвастал, что Михал Глебыч Пажков собственноручно взял его за загривок и макает в самые сложные дела. И – кто бы мог подумать! – совершенно иная планета открывается Пете – пластичный ландшафт, который можно менять по своему разумению, извлекая к тому же прибыль. Бизнес, в который он угодил, начал казаться ему творчеством, требующим не меньшего таланта и концентрации, нежели музыка. Кстати, о последней. Пажков купил себе в кабинет роскошный инструмент – для того лишь, чтобы иметь удовольствие дразнить Петю, и даже поспорил с ним в одностороннем порядке, что тот ещё забацает попурри из мировых хитов для его солидных гостей.

Больше с той поры мы не созванивались. И всё-таки ангел дружбы, в которого я верю не на шутку, столкнул нас лбами.

В какую-то пятницу я приехал к родителям и, ползая по близлежащим дворам в надежде на парковочное место, заметил у музыкалки Петин понтовый автомобиль, чистый, как зеркало, несмотря на многодневную слякоть.

Втиснувшись рядом, я вылез из-за руля, и тут же в дверях школы показался Петя под руку с мамой, Еленой Львовной. Хромая и морщась, она преодолела скользкую лестницу и, не заметив меня, со страдальческим выражением лица погрузилась в машину сына.

– Петь! Ты, что ли? – окликнул я. Он обернулся и удивлённо вскинул брови.

– Здорово! Ты чего это здесь! По мандолине соскучился?

– Да тебя с утра караулю!

– Меня? С утра? А чего не позвонил?

– Заработался ты, шуток не понимаешь!

К моей радости, Петя тут же изменил свои планы и, переговорив по мобильному, отложил общение с неким «полезным человеком» до завтра.

– Видишь, у мамы травма, – сказал он. – Грохнулась на льду, уже неделю на больничном. А сегодня у них репетиция – вот возил. Ты меня подожди, ладно? Я уж прямо, брат, соскучился по тебе! К тому же кое-какие мысли у меня есть! – прибавил он интригующе. – Жди! Пять минут!

В пять минут Петя, естественно, не обернулся, но через четверть часа и правда возник среди огонёчков двора – похудевший, с объятой ветром чёрной шевелюрой и сигаретой в зубах.

– Пошли ужинать! – сказал он, вмазавшись ладонью в мою спину и подталкивая в сторону улицы. – Умаялся, как чёрт, а с работы – сразу за мамой. Не жрал ни хрена…

– А, может, побродим? Всё же февраль, погодка…

– Да брось! Где ты тут видел февраль? – возразил Петя. – Февраль тебе Пажков перед домом твоим устроит. Такой вам будет февраль, с подъёмниками, – закачаетесь!

Через пару минут ходьбы мне пришлось признать, что февраля на нашей улице и правда не было. Мы мчались по тротуару, пролёгшему между тощими отворотами грязного снега. Это сумеречное пространство, пропитанное запахом трассы и прихлопнутое багровым небом, не несло в себе никаких февральских черт – не пахло детством, не поддувало юностью. С удивлением я подумал, что для нынешних московских детей, в том числе для моей Лизы, именно эта убогая карикатура и именуется февралём! Состарившись, они будут вспоминать её с нежностью.

Метров через сто пятьдесят, в переулке, нами был замечен зелёный огонёк спорт-бара. Мы спустились по каменным ступеням и оказались в погребке с вполне натуральным камином, чадившим дровами неизвестной породы. Я не люблю подвалы и поискал бы что-нибудь наземное, но Петя, заверив меня, что более приличного места в нашей округе нет, сразу намылился ужинать.

Я сел напротив, скинул куртку и почувствовал, что изрядно взмок, поспевая за Петей.

– У тебя скорость пешего передвижения возросла раза в два! – заметил я.

– Скорость передвижения зависит от того, что играет в башке! – объяснил Петя, не отрывая взгляда от перечня яств. – При нынешних обстоятельствах у меня там безраздельная власть «аллегро». Это, конечно, ещё не «престо», но уже лучше, чем было. В основном Вольфганг Лмадей. Ну или Боб.

– Какой ещё Боб? Дилан?

Петя строго на меня посмотрел и вдруг заржал:

– Роберт Шуман!

Я не успел дать свой комментарий, потому что уже в следующий миг Петя поймал официантку.

– Девушка! А ну идите сюда! Люди с голоду умирают, а вы бродите! – отчитал он её со своей обаятельной бесцеремонностью.

– Так что за «мысли»? – спросил я, когда он сделал заказ.

– Дела пошли, брат! Интересно до жути! – объявил он, вольготно откидываясь на спинку стула. – Я в последний год общаюсь с людьми совершенно чуждой мне масти. И вот мне стало любопытно: чего же они все на самом деле хотят, в чём их мотив? Представь, с кем ни поговоришь – поразительное единообразие! Всем надо денег.

Ну ещё продвижения по службе – тоже чтобы бабла побольше. И так это скучно, знаешь!.. – тут он сделал паузу и, помолчав, прибавил: – А выходит, что и я с ними на одной доске?

– Да, Петь, – согласился я от души, – выходит именно так! Ну а мысль-то где? Или вот это она и была?

В свете дурацкого очага, к тому же слегка чадившего, Петины глаза стали рыжими.

– Это присказка, – пояснил он, склоняясь ко мне через стол. – А мысль – вот она! Смотри на расклад! – и он положил передо мной распахнутую ладонь. – У меня есть друг. У меня есть враг. У меня есть карта, где зарыт клад, и дракон Пажков, с которым следует войти в долю. Но у моей сказки нет соли. Понимаешь? В ней нет музыки! Спрашивается: зачем мне такая пресная сказка? – проговорил он и вперился в меня оранжевым взглядом – как если бы это я скрыл от него искомую «соль».

– Петь, а если попроще?

– Сейчас поймёшь, не боись! – заверил он меня и, понизив голос, продолжил: – И вот я стал думать – как мне добыть эту суть? Как зажечь, понимаешь, чтоб горело? И пришёл к выводу: нужно не просто рваться к диким деньгам, а поставить цель – вернуться с добычей в музыку! В новой, разумеется, роли. Музыка – тот же бизнес, ты ж понимаешь. В нём тоже есть свои Пажковы. И Сержи от них зависят.

– Не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою. И чтобы государыня рыбка – на посылках?

Я не собирался его обижать, мне хотелось только закрыть тему, но Петя взметнулся – внутреннее пламя рванулось наружу. Он навалился корпусом на стол, так что звякнули тарелки, и, врезавшись в мои глаза потемневшим взглядом, шёпотом рявкнул:

– А ты не суди меня! Ты не знаешь, как это, когда твой паршивенький однокашник попадает в обойму – и он отныне солнце, а ты – ноль! Или, может, ты думаешь – это зависть? Ошибаешься. С завистью я бы справился. Но меня просто ломает, режет от того, что через таких, как он, мою музыку – Мою Музыку! – догоняешь? – продают, как поганый гамбургер! И весь этот бизнес окружает некий священный ореол со словами «служение», «пропаганда культуры», «благотворительность» и тэ дэ!

– Петрович, а если бы место Сержа выпало, скажем, тебе? – спросил я в лоб. – Ты бы как, отказался?

Зря я лез на рожон. Нас спасло только то, что мир полон разумных случайностей. В миг, когда Петя приготовился стереть меня с лица земли, воздух в подвальчике взорвался звоном – официантка разбила бокал. Петя вздрогнул. Его взгляд, налитый последней, пиковой яростью, рассыпался и угас – словно его выдернули из сети.

– Не знаю, – слабо качнул он головой. – Наверно, нет…

За его спиной ещё плескался в камине огонь, но внутри прогорело. Еда в тарелке остыла и превратилась в муляж. Петя постукивал вилкой по краю стеклянной пепельницы и, склонив голову, слушал тупой, неглубокий звон.

Настучавшись всласть, он вытащил из пачки сигаретку и долго мял её, прежде чем закурить. Наконец вжикнул колёсиком.

– Родители стареют, – проговорил он, выдувая в сторону дымок. – У мамы идея фикс – надо внуков. Плачет: я в последний раз нянчилась с младенцем тридцать лет назад! Ну это правда. Тут не возразишь…

Я молчал, потому что вопрос матерей и внуков и без того держал меня за горло. Задыхаться и кашлять на эту тему в присутствии Пети мне не хотелось.

– Дом-то будешь достраивать? – спросил он уныло. – Весна вон! – и кивнул на кирпичную стену подвальчика, как если бы в ней светлело мартовское окно.

В двух словах я рассказал ему об Илье и покаялся даже, как мне неловко эксплуатировать одарённого человека. Но с другой стороны, он сам говорил – ему нужна эта работа.

– Правильно. Пусть пашет, – кивнул Петя. – А то художников развелось – полон Интернет! – заключил он и оглянулся, словно ожидал увидеть за спиной по меньшей мере парочку бездарей. Но нет, за соседним столом, развалившись, сидел парень с бритым черепом и смотрел футбол. Он явно не тянул на художника.

Я почувствовал, что пора расходиться. Что поделаешь – не задалось. Петина «мысль» рассыпалась в золу, да, сказать по правде, туда ей и дорога. Придумал тоже – угробить жизнь на счёты с каким-то Сержем!

Рука моя, предчувствуя финал, потянулась за телефоном – убрать в карман – и замерла на полпути. Нет, ребята, мне не туда. Мне бы надо к бумажнику. Потому что в одном его отделении у меня есть средство, которым я сей же час исцелю Петю! Петь, ты ведь падок на красоту? На талант ты падок, ведь правда?