Людмила Загоруйко - Куклы Барби (сборник) Страница 5

– Любви нет, есть привычка и материальный интерес, – раскатистый бас красавца-фаворита в ядрёном мужском соку доносился из стеллажного зазеркалья. Посетители вздрагивали, как на запах, реагировали на голос, понимающе улыбались и продолжали чтение. Девчата хором шикали на громовержца, заискивающе поддакивали и вздыхали: «Какой душка и умница!» Это потом, через лет так с десяток, он поблек, и лоск, как штукатурка, посыпался, а тогда, в сочной фруктовой молодости, кольни – изойдёт сладким малиновым соком, пользовался большим успехом у женщин.

Обласканного кумира провожали до самого порога, долго, чопорно с ним прощались, просили не забывать, приглашали заходить. Тут девчата себя недооценивали. Забыть их было невозможно. Они принимали по-царски, умели найти ключик, утешить, подбодрить и вновь вернуть в русло, чтоб тёк, переливался и блестел на радость им и державе.

Сюда, в заводскую Мекку, шли, сбивая в кровь ступни, десятки мужчин-паломников. Здесь сосредоточился единственный оазис блаженства, размещалась главная энергетическая чакра предприятия. Здесь уставший, намотавшийся за целый день мужчина, наконец, обретал отдушину, и хотя комфорта, по сути, никакого не было, завод есть завод, он, как декорации к спектаклю, присутствовал фоном.

Две кудесницы-гейши вдыхали жизнь в скучную мебель, заставляли щели комнатными растениями, дыры прикрывали белоснежными салфетками. Втихую, под конец рабочего дня, распивали бутылочку, заполняя банально-пошлую жизнь, без страстей и накала, сокровенными разговорами. Здесь знали обо всех без исключения заводских греховных романах, интригах и предполагаемых продвижениях по службе.

Обеих девчат звали Светланами. Одна была моложе коллеги на лет так пять-семь. Яркая блондинка пышных форм, кокетливая и всегда улыбающаяся. Неудивительно, что на неё, как пчёлы на мёд, слеталась вся заводская инженерная элита.

Главная библиотечная приманка, Светочка-младшая, была оптимисткой. Она ходила на работу как на праздник. Выходные её удручали и выбивали из колеи, но только они заканчивались, как наша дива оживала. Утренний долгий макияж начинался с половины шестого утра. В семь с хвостиком она садилась в автобус, потом делала пересадку и ровно в двадцать минут девятого открывала двери родной библиотеки. Поездки двумя утренними переполненными автобусами, обычно стоя, в тесной людской крепко пахнущей охапке, нисколько на ней не сказывались. На разглаживание примятостей требовалось ровно десять минут, и красавица выходила на библиотечный подиум как новенькая.

Брюнетка, Светлана-старшая, отличалась серьёзностью и флегматичностью. На людях она тихо заполняла формуляры, читала газеты и смотрела в пыльные окна-сироты без пейзажа. В укрытии за стеллажами женщина преображалась. Только любимчики знали, как могут блестеть её глаза, гореть щёки, какими грациозными бывают движения. На шутку Светочка реагировала редким смехом россыпью. Это был даже не смех, завуалированный призыв самки. Мужчины всячески способствовали рождению чувственного бисерного звука и наперебой развлекали грустную царевну.

Повод для печали у Светланы-старшей находился под боком. Её собственный муж, полагала она, законченный бабник. Куда бы ни занесло её в течение долгого рабочего дня: цех, столовую, чужой кабинет – везде она натыкалась на своего Лёнечку, который крутился около девушек. Смущения и растерянности с его стороны не наблюдалось, но она видела, как у этой сволочи ходят желваки, значит, не нравится. Лёнечка отмечался везде, где его принимали, незаметно метил, как мартовский кот, территорию, сжимал невидимым кольцом круг, замыкал пространство. Светлана пробовала бить за стеллажами его по щекам, но Лёнечка не реагировал, отправлялся восвояси, то ли на рабочее место, то ли дальше блудить. Проблему усугублял внутренний фактор. Первая жена мужа и взрослая дочь тоже работали на заводе. Жила «большая семья» практически под одной крышей, в ведомственном доме на два подъезда. Каждое утро они вчетвером: обе жены, одна – из прошлого, другая – реальное настоящее, дочь, общий плод минувшей любви, садились всем гаремом в автобус и катили на работу. Дорогой они мило беседовали, хотя в глубине души мечтали друг друга задушить. Бюро у них было тоже одно на всех: конструкторское, только отделы разные. Такая плотная, дружная рабочая династия.

Светлана чувствовала себя обманутой. Негодяй ещё приключений на голову ищет. Седина в бороду – бес в ребро. Угораздило её выйти за него замуж, откопала среди чертежей. Лучше бы первому встречному на шею повесилась.

Что касается шеи и первого встречного, это у Светланы уже было. Брак скоропостижно распался, а потом на несколько лет она как будто провалилась в никуда: сидела у телевизора, из квартиры ни ногой: не выездная, не выходная. Опомнилась, когда её в подъезде подстерёг сосед с бутылкой водки. Женатый человек. Супруга в отпуск уехала, а он вдруг решил в гости заглянуть. Больше всего её обидели не бутылка, а комнатные стоптанные тапочки, обутые на босую ногу. Мог бы к даме в пижаме вообще пожаловать…

Светлана всю ночь проплакала. На следующий день, наконец, смилостивилась и одарила улыбкой постоянного читателя Лёнечку.

В тот же день, после работы, когда толпа заводских тружеников сгрудилась на остановке, Лёнечка остановил перед ней свой вздыбленный «Запорожец» и галантно распахнул игрушечную дверцу. Светлана осторожно просунула в машину себя по частям, сначала голову, потом всё остальное и обомлела. Сзади сидений не было. На грязном, засыпанном остатками дачной глины днище валялись грабли, лопаты и канистры. Так что в хозяйственности будущего супруга она убедилась сразу на месте: «Який в тебе жалюгідний «Запорожець», – ахнула она и всплеснула руками. Лёнечка почему-то восхитился словом «жалюгідний».

Вообще-то Лёнечка неплохой, но страсти между ними нет и никогда не было. Всё проза жизни – котлеты, уборка, стирка – полный набор убогого материального интереса плюс привычка. Правильно говорит красавец-фаворит, но лучше пусть будет потасканный бабами Лёнечка, чем вообще никого или чего доброго сосед в тапочках.

Светлана почтительно слушала мужчин-краснобаев и не подозревала, что в глазах её пенилось, как таблетка аспирина в чае, собственное либидо.

Светлана-младшая при ссорах супругов присутствовала и забавлялась, ей бы их заботы. Она целовала обоих в щёки, мирила и уходила солодить чай для очередного поклонника, стучала ложечкой о стенки стакана, обутого в легкомысленный подстаканник, и улыбалась, улыбалась, улыбалась…

Бывало, она закрывалась с кем-то в библиотеке и просила подругу прогуляться. Для читателей вывешивался на двери листок, мол, не взыщите, у нас срочные дела, скоро откроемся. Через час с небольшим раскрасневшаяся Светлана-младшая собственноручно снимала записку и приглашала посетителей войти.

Смех у девчат попадал через перегородку в библиотеку парткома. Главный заводской лектор Иван Иванович, умеющий расшевелить любую аудиторию, оживал, шевелил ноздрями и приставлял к стене гранёный стакан, в который вкладывал широкое ухо. С той стороны доносился гул голосов, но чьих? Кто сейчас там, кто пьёт кофе и рассказывает глупые байки? Не разобрать. Похоже, Николаев, или нет, Колесник из цеха. Какая досада, ничего не разобрать! «Неужели я для них слишком стар и неинтересен?» – маялся мыслью пропагандист, занимая исходную позицию за письменным столом под портретом Ленина. Он старался отвлечься, углублялся в чтение свежей прессы. Смысл прочитанного не усваивался. Тогда он откладывал газету в сторону, вставал и шёл по коридору к заветным дверям. И тут осечка: библиотеку только-только закрыли на обед. Он возвращался. По дороге в свою берлогу думал и сомневался: «Нет, Николаев вряд ли удостоится. Это же вечный всеобщий шут. Невозможно, чтобы они приняли его всерьёз. Да, учёная степень, но в жизни – лопух лопухом. Не зря лопоухий. Тогда почему он там всегда вертится? Может, просто литературу читает, а может, искусно притворяется, но вхож, засранец, вхож. Ладно, подождём. Я им ещё покажу. Час его пробил.

Все против – один «за»

В разгар знаменитой Горбачёвской кампании по борьбе с пьянством, а заодно и виноградниками, рубать так рубать, чтоб гай шумел, на заводе успешно провернули два пропагандистских шоу. Первое, наиболее значительное, к теме повествования не относится, но уж больно хочется о нём вспомнить.

«Сверху», с самого главного партийного облака, спустили разнарядку: разбиться в доску, но сыграть образцово-показательную безалкогольную свадьбу. Для Закарпатья, где, наверное, даже в суп добавляют вино, – это неслыханный цинизм. Дело изначально было обречено на провал, но, как говорится, голь на выдумки хитра. В парткоме напряглись мыслью, прикинули что к чему и выкрутились. Желающего долго не искали, был под боком, к данному мероприятию созрел ягодкой. Нужно только умело сорвать, чтоб не повредить, не испортить.