Ольга Агурбаш - Первая жена (сборник) Страница 58

– Да не обижаю я его…

– Не перебивай! Димыч любит тебя. Это видно. И любит, и уважает, что тоже немаловажно. Он относится к тебе так трепетно… Мне даже странно, что я тебе это объясняю, как будто ты сама не видишь и не понимаешь.

Лена хотела что-то возразить, но сестра жестом остановила ее и продолжала:

– Теперь об Артеме. Ну зачем он тебе? Вот только без этих твоих соплей «не зна-а-ю», «не понима-а-ю». Сама себе ответь честно: зачем? Что тебе дают эти встречи? Зачем тебе нужно общение с ним?

– Ой, Милка… – Лена контролировала каждое слово, чтобы не сбиваться на пустую болтовню, а реально разобраться в себе. – Он такой мне близкий, почти родной…

– И что?

– Столько я сил на него потратила!

– И что? Тебе жалко себя?

– Жалко! Знаешь, ты нашла правильное слово. И сил своих, и любви своей девичьей, и молодости такой непростой. Вроде бы и замуж благополучно вышла, и внешне все хорошо, а как же тяжело далось мне все это благополучие!

– И пусть! Пусть! Теперь-то что себя жалеть?

– Получается, что сейчас он мне как будто бы отдает то тепло и любовь, которых я так ждала тогда. Ждала, да не могла дождаться. Он мне, по-моему, и в любви-то ни разу не признался. Все боялся, что я загоржусь… Какая глупость! И все-таки представь: прожить с мужем двадцать лет и ни разу от него не услышать «я тебя люблю». Сколько раз ему говорила: если кошку не гладить, у нее высыхает спинной мозг. А он только отмалчивался. Или шутил: ну ты ведь не кошка. Очень смешно! – Лена горестно усмехнулась и по-бабски подперла щеку рукой.

– А как это, интересно знать, от тебе сейчас отдает тепло и любовь? Вы что, спите с ним? – у Милки округлились глаза чуть ли не в пол-лица.

– Сейчас уже нет… До его болезни, признаюсь, было… А вот уже полгода, как все…

– Ну ты даешь! – Милка смотрела на сестру во все глаза, не веря собственным ушам.

– Знаешь, он как будто прощения у меня просит… За прошлую свою жесткость, за неласковое обращение… Говорит, что всю жизнь любил только меня, что все годы нашего брака хранил мне верность…

– Вот это да! – Милка была настолько ошеломлена только что услышанными признаниями, что, кроме междометий, никаких комментариев не высказывала.

– Ну как я откажусь от такого? Скажи, как? Всю жизнь ждать ответного тепла и вдруг дождаться! И бог с ним, с сексом. Ну не будет его и ладно! Душу-то не обманешь!

Она отпила из бокала, прикрыла глаза и продолжала:

– Я в какой-то сладкой истоме нахожусь, когда вижусь с ним. Такая ассоциация, будто давным-давно оплатила какой-то товар или услугу… Так давно, что уже перестала ждать. А тут – нате: получите, распишитесь! Вот вам ваша покупка! С опозданием, правда, с большим, зато в полном объеме, как заказывали…

– Ну ты тоже скажешь! Будто любовь – это товар какой! – не согласилась Милка с формулировкой сестры.

– Вот именно, что не товар и что не деньгами его любовь ко мне оплачена, а моими сильными чувствами, душевной энергией. Ну, короче, получается, что тогда я любила и ждала ответного чувства. А дождалась только сейчас. Может, уже и не нужно. Только отказываться жалко.

– Слушай, Лен! Ну дождалась же! Все, о чем мечтала, услышала, увидела, получила. Признаний дождалась. И хватит! Как ты говоришь, по счетам заплачено. Значит, можно завершать. Зачем Димыча-то мучить?

– Да вот и я думаю… Наверное, ты права.

– А как ты теперь прервешь отношения? Артем теперь наверняка ждет ваших встреч, скучает…

– Вот в том-то и вопрос. Он скучает, я скучаю, оба ждем… А Димыч ревнует, Иван умирает. Нормальная ситуация?

– Нормального мало. Ну если в ситуации с Иваном ты уже ничего не сделаешь, то с мужьями со своими пришло время разбираться. Ты не обижайся, но лично я – на стороне Димыча. Он мне глубоко симпатичен, и, честно говоря, мне кажется, что ты до конца не понимаешь своего счастья.

Лена смиренно кивала: да, да, ты права. И хотя в ее душе шла борьба, все же она склонялась к непростому для себя решению: завершить старую связь, целиком и полностью погрузившись в мир своей настоящей семьи…

Не получилось у Лены быстро расстаться с Артемом. Она думала, что справится по телефону, но он настаивал на встрече, пришел с огромным букетом, говорил долго, страстно, убедительно. Что он счастлив, обретя ее вновь, что ему ничего особенного от нее не надо, что ему достаточно видеть, слышать ее, знать, что он всегда может поговорить, обратиться… Что он пропустил что-то очень важное в своей жизни, расставшись с ней, что развод – его самая большая ошибка… Что никого лучшего он не нашел, что сердце его навечно занято ею… Что он дурак, самый настоящий дурак был тогда, потому что не удержал, не смог, не сумел, и что сейчас, когда все вновь сложилось… складывается так хорошо, он готов вновь… официально… Ему ничего не стоит развестись…

Она не узнавала своего первого мужа. Сердце ее рвалось. Вот поди, пойми свое сердце! А он продолжал: как они вновь будут жить вместе, ведь столько лет упустили… Ну хорошо, даже если брак невозможен, хотя почему он невозможен? Ну даже если, то вполне можно оставить все так, как сейчас… Это же прекрасно, что они есть друг у друга! Это согревает, это дает энергию, это радует, вдохновляет, приносит счастье…

– Муж ревнует… – она с трудом вставила два слова в его страстный монолог.

– Я понимаю его! Я очень его понимаю! – горячо подхватил Артем. – Но если честно, мне наплевать на всех, кроме нас с тобой.

К собственному удивлению, Лена проявила волю, не дав сбить себя с заранее выбранного настроения. Она была удовлетворена, услышав именно то, о чем мечтала. Она получила даже сверх ожидаемого. И непростые слова дались ей намного легче, чем изначально она предполагала:

– Артем! Спасибо тебе! Ты – самая большая любовь в моей жизни. Самая большая по степени чувств и самая длительная по времени. Но рядом есть человек, которого я выбрала. И хотя не такая уж я верная жена, как выяснилось, но все-таки мне хотелось бы и дальше пребывать в браке с Дмитрием… – она подыскивала слова, – и скажу больше: я не хочу его обманывать…

Артем сидел перед ней какой-то вмиг обессиленный, уставший, далеко не молодой… И хотя всегда следил за собой: и коротко стригся, и модно одевался, и ароматы всегда предпочитал современные, тем не менее выглядел он сейчас постаревшим, посеревшим каким-то, невзирая на яркий пуловер и ослепительно-белую рубашку.

Сник, потускнел. Молчал долго. Смотрел куда-то мимо нее, вздыхал, потом выдавил из себя с трудом:

– Не бросай меня, Лен… Пожалуйста…

Она потрясенно взглянула на него. Никогда, никогда в жизни он не позволял себе проявить слабость, показаться беспомощным… даже когда болел, даже когда переживал не очень приятные события.

Во время болезни, невзирая на плохое самочувствие, продолжал командовать: подай то, дай это, принеси, унеси, позвони врачу, померяй мне температуру, давление, дай попить… Почему так горячо? А это уже остыло! Ты что, не можешь нормально за мужем поухаживать?

Порой становилось непонятно, кто из них болен. Взмыленная Лена носилась из комнаты в кухню и обратно, стараясь угодить и облегчить, и уже к середине дня обычно была вымотана настолько, что впору было самой ложиться пластом и отдыхать… А он только командовал и повышал голос даже при температуре и больном горле. В такие дни она мечтала поскорей вернуться на работу, потому что он заставлял ее брать отгулы или дни в счет отпуска, чтобы она целыми днями ухаживала за ним. Да, он не хотел лежать один. Да, он боялся одиночества и скуки пустой квартиры. Да, скорей всего, он скрывал за мнимой бравадой свою тревогу и слабость, но скрывал…

Единственный раз в жизни он не выдержал… Известие о смерти матери он воспринял настолько болезненно, что, уткнувшись в Ленино плечо, видимо, плакал. «Видимо», потому что самих слез она не видела. Плакала сама, гладила его плечи, целовала голову, что-то шептала, баюкая его и успокаивая…

Они уже были в разводе к тому моменту. Но Лена, всегда чутко относящаяся к родителями мужа, продолжала общаться с ними. Изредка звонила, поздравляла с праздниками, навещала в больнице. Свекровь умерла дома. Просто не проснулась утром. Свекор сначала даже и не понял ничего. Ну спит супруга дольше обычного – и ладно. А потом приехал Артем.

И все понял. И позвонил Лене, попросил приехать… Обнял ее на пороге, не дав даже зайти толком и раздеться. Прижал к себе и, «видимо», плакал.

А так… Он всегда был сильным. Выглядел сильным, казался сильным. Всегда он брал на себя ответственность, принимая решения. Он был жестким, мощным, стремительным, деловым, активным, боевым… Он всегда выступал однозначным лидером. Безусловным, безапелляционным, успешным и победоносным! А тут вдруг она увидела его другим… Может, он впервые был искренним, был самим собой? Может, ему не хватило сил сейчас ни на браваду, ни на игру, ни на что другое… Он настолько явно выражал даже не просьбу, мольбу, что Лена не выдержала, взяла его руки в свои и горячо зашептала: