Юлия Латынина - Там, где меняют законы (сборник) Страница 6

Попугай Кеша развел полными, белыми руками. На левом запястье сверкнули платиновым светом Vacheron Constantin.

– Счета «Чернореченскугля» мы держим? Мы. Опять же бюджетные счета… Виталий Афанасьевич!

Попугай Кеша даже привстал.

В полуподвальчик спускался важный мужчина в белом пиджаке и белых же брюках. Рядом с ним семенила крупная женщина в сиреневом костюме и с огромными золотыми серьгами в ушах. Третьим шел Головатый.

– Вот, Виталий Афанасьич, познакомьтесь, – сказал попугай Кеша, – мой бывший школьный приятель, а теперь следователь по особо важным, из генеральной прокуратуры, – Денис Черяга. Да ты, Данька, может, помнишь Витю Лагина – он с Ростовской улицы?

– Здравствуйте, – сказал Денис, вставая. По внезапно изменившейся суетливой манере Кеши он понял, что перед ним глава Чернореченсксоцбанка.

– А это Елена Сергеевна, наш главбух.

Елена Сергеевна качнула огромными серьгами и приятным баском спросила:

– И что же следователь делает в нашем банке?

– Я так понимаю, что вы приехали разбираться с угольными деньгами? – осведомился Виталий Афанасьевич.

– Они пусть сначала разберутся, кто кабель украл, – обиженно сказала главбух.

– Какой кабель? – спросил Денис.

– Да телефонный кабель, двести метров, – с неохотой ответил попугай Кеша, – врезались в асфальт и вытянули кабель.

– У нас тут самое распространенное преступление, – пояснил Виталий Афанасьевич, – кража цветных металлов. Кабели крадут, провода срезают, из шахт все что можно повытаскивали. На прошлой неделе двое шахтеров на этом деле поджарились…

– Есть нечего, вот и крадут, – сказал Денис.

– А почему им есть нечего? – спокойно полюбопытстовал Виталий Афанасьевич. – Почему мне есть чего, Кеше есть чего и всем, кто сидит в этом ресторане – есть чего есть? И почему за одно только, что я заработал себе на жизнь, те, кто не зарабатывают ничего, считают меня паразитом и тунеядцем?

– Так о кабеле, – спросил Денис, – когда его срезали?

– Вчера, – это сказал председатель правления банка.

– Тут не то плохо, что его срезали, – заявила бухгалтер, – а то, что к нему сигнализация была подключена. Представляете? Всю ночь банк стоял без охраны! А если бы кто-то залез?

Денис вспомнил неработающие мониторы в кабинете Головатого. Взглянул на заместителя по безопасности – и обомлел. Губы Головатого сжались, на щеках внезапно вспыхнул багровый румянец. Потом начальник службы безопасности лучезарно улыбнулся и сказал:

– Ну как же можно так говорить, Елена Сергеевна? Хранилище у нас защищено дополнительно, у входа охранники…

– А если кто-нибудь бы влез в кабинет? – возразила женщина. – В ваш сейф или вот к Виталию.

– Ну, слава богу, денег у меня в сейфе нет, – с равнодушной улыбкой сказал Виталий Лагин. И никто мой сейф не вскрывал.

Потом глаза его просияли, и он добавил:

– Кстати, Денис Федорович, – завтра вечером у нашего банка день рождения. Второй годик нам исполнился, уже зубки прорехались, ха-ха-ха! Милости просим пожаловать!

– Куда? – спросил Денис.

– Да ко мне домой. Вы знаете, сейчас время неспокойное, мы решили это событие громко не отмечать, так, в близком кругу… Алаховку знаете?

– Знаю, – несколько удивившись, сказал Денис.

– Ну, так вы до Алаховки доедьте, спросите, где дом Лагина, вам каждый покажет.

Выйдя из здания банка, Денис внимательно рассмотрел визитку, врученную ему попугаем Кешей. Визитка была напечатана на плотной розовой бумаге с золотой каймой. Аршинными синими буквами на визитке значилось: Иннокентий Иванович Стариков, первый заместитель председателя правления Чернореченсксоцбанка. Справа красовался герб вышеназванного банка. Герб изображал дракона, вцепившегося в кусок черного, поблескивающего на изломе угля. В целом визитка удивительно напоминала букет в стиле «бидермейер». На обратной стороне карточки значился нацарапанный Кешей сотовый телефон – 5–13–83. Если записать этот телефон наоборот, то получался как раз тот номер, который был нацарапан на клочке бумаги, засунутом в бумажник Вадима.

Городской главпочтамт располагался на проспекте Коновалова, в двух шагах от банка, и был сплошь оклеен старыми плакатами. Рекламы почти не было – никакой «Джонсон и Джонсон» не собирался терять деньги на то, чтобы уговаривать жителей нищего Чернореченска мыть головы именно его шампунем. «Джонсон и Джонсон» знал, что в Чернореченске все равно нет горячей воды. Наверное, если бы «Джонсон и Джонсон» разработал средство от вшей, он бы мог рекламировать его в Чернореченске. Но средства от вшей у западных компаний не было, и предложить бастующим шахтерам им было нечего.

Поэтому плакаты на главпочтамте расхваливали совершенно однотипный товар – кандидатов в губернаторы. Трое кандидатов были старые и мордастые, один – лет сорока. У сорокалетнего были пухлые порочные глаза и нос пятачком, он прижимал руку к большому нательному кресту и улыбался, как фарфоровый кот. Надпись под плакатом призывала голосовать за Михаила Никишина. Черяга почему-то отметил этот плакат и эту фамилия, – наверное, потому, что десять лет назад директора производственного объединения «Чернореченскуголь» тоже звали Никишиным.

Плакаты были старые, выборы прошли шесть месяцев назад, и кто-то содрал большую часть Никишинских плакатов. Улыбка Никишина осталась – она была намертво приклеена к старой облезлой штукатурке.

Денис зашел на почту, набрал код областного центра и номер, записанный на обложке записной книжки Вадика: 87 92 74. «Неправильно набран номер», – пожаловался автомат.

Денис повторил попытку, набрав код Ахарска. Телефон взяли немедленно, и приятный девичий голос произнес:

– Приемная Извольского. Слушаю.

Спустя два часа Денис Черяга остановил машину у железнодорожной станции «Чернореченск».

Станция была маленькая, одноэтажная, с загаженным перроном и туалетом типа «сортир», пристроенным к торцу. Пути были оголены и брошены, и разбитые посереди них палатки напоминали городок археологов, раскапывающих остатки древней цивилизации, погибшей вследствие каких-то невиданных катаклизмов. Во всю сторону полотна тянулся лозунг: «Ельцин, мы тебя поставили, мы тебя и снимем!» Чуть подальше густел митинг, и грузный человек поносил в матюгальник правительство.

Большая часть обитателей палаток на митинге не присутствовала – надоело. Денис спрыгнул на рельсы и подошел к трем мужичкам, старавшимся над буханкой хлеба возле старой, видавшей виды палатки.

– Привет, ребята, как жизнь? – спросил он, усаживаясь на рельс.

– А ты кто такой?

– А я следователь. Из Москвы. Будем тут расследовать, как уголь воруют.

– А как воруют? – обиженно сказал один из шахтеров, – вон, как ни придешь, всегда какой-нибудь грузовик стоит и грузится. Начальника смены спросишь, куда грузовик, а он с три короба наплетет.

– Они когда пласт-то мерят, они должны у забоя мерить, – поддакнул другой, – а они на метр отступят и мерят. Там, в глубине-то, пласт породой прижало, он сантиметров на пять уже.

– Ну и что? – спросил Черяга.

– А ты сам подумай, пласт девяносто сантиметров, и с этих девяноста сантиметров пять неучтенные. Тут не то что на грузовик, тут на вагон хватит.

– Вам сколько зарплаты не платили? – спросил Черяга.

– Мне восемь тысяч должны, – сказал один шахтер.

– А мне десять. Вон, у нас Ваське ничего не должны. Потому что дурак.

– Как – ничего не должны? – удивился Черяга.

– А у нас же магазин есть, – «Слава труду». Тоже шахтоуправлению принадлежит, а в нем в долг можно все забирать.

– Так хорошо же! – недоуменно сказал Черяга.

– Ага хорошо! На рынке буханка стоит два рубля, а в «Труде» четыре пятьдесят. Телевизор – вон, точно такой, в магазине стоит за три тысячи, а в «Труде» он шесть. Вон Васька купил телевизор в счет долга, а тот через месяц кончился. Самое дерьмо туда везут, в «Труд», и еще в очереди надо стоять.

– А кто этим «Трудом» заведует? – заинтересованно справился Черяга.

– Да все те же директора и заведуют. Во! Сынок Никишина.

– А что – Никишин до сих пор директор? – уточнил Черяга.

– А куда он денется?

– Ворье собачье, – сказал один из шахтеров, – как при советской власти над нами были, так и теперь. Мы для них быдло.

– Младший Никишин еще в губернаторы баллотировался, – усмехнулся один из шахтеров, – своровал наши деньги и весь город плакатами оклеил – аж три процента получил голосов!

– Во-во, три процента получил и лет получил тоже три, – добавил кто-то и пояснил, обращаясь к Черяге, – он ведь сидел, сыночек-то – три года.

– За что?

– За изнасилование.

– Они что делают? – добавил третий, – они нам выписывают зарплату, а потом говорят: ах извините, мы вам лишнее насчитали, мы у вас в следующем месяце вычтем. Ну что же! Соглашаешься, вычитают. А потом эти деньги куда деваются? Они же обратно из фонда заработной платы не возвращаются, их директора между собой делят.