Дмитрий Фурманов - Том 5. Путь к большевизму Страница 10

Затем взошла звезда Керенского. Мы плакали от радости, мы слепо верили его беспредельной честности и государственной мудрости, памятуя жгучие речи в последней Думе. И когда шаг за шагом, вглубь и вширь размахивалась революция, когда мы усвоили политическую азбуку, — мы поняли, что Керенского мало…

«Война до конца»… Мы готовы были тогда поддерживать даже этот преступный клич, мы тогда еще не знали, не понимали суровой всемирной подоплеки безжалостной резни, не подозревали в числе иных причин войны наличности вековой классовой розни. Когда мне стали ясны скрытые пружины мировой трагедии, когда я с ужасом оглянулся на только что пройденный путь, полный жестоких преступных ошибок, — я бросился бежать без оглядки и примчался к крайнему левому берегу.

Я все же не знаю — кто я. Только ли социалист-революционер интернационалист, или максималист.

У меня нет никаких руководств, я ничего не знаю об органах эсеров, потому что и «Трудовую республику» закрыли. Мои письма пропадают даром. Сегодня послал письмо М. Горькому, прося навести возможные справки. Я кидаюсь во все стороны, ловлю слухи, вырезаю и записываю что только можно, и все-таки не имею перед собой общего, ясного плана работы.

Я всегда завидую большевикам, которые имеют руководящий орган.

Местный Совет рабочих и солдатских депутатов кооптировал меня в Исполнительный комитет. Интернационалистские взгляды позволяют мне вести пропагандистскую работу в контакте с большевиками. Местный эсеровский комитет с Советом в раздоре.

И вот теперь, организуя максималистскую фракцию, — партию, мы стоим на распутьи.

Теперь, когда назрела настоятельная необходимость в единении, когда дальнейшая вражда может привести к погибели и тех и других, — есть ли смысл нам откалываться целиком в свою отдельную, независимую партию?

Но, с другой стороны, как же можем мы, состоя в партии, не подчиниться ее решениям, как можем агитировать не в духе ее оборонческих и примиренческих постановлений?

Расколовшись, мы должны разойтись и, может быть, врагами. Оставшись вместе, мы должны мириться с ежедневными компромиссами, должны покорно выполнять волю большинства и в открытых собраниях высказывать свои заветные мысли только как «личный взгляд».

По существу наша тактика должна быть такой: не внося резкого разделения по линии максимализма и минимализма, мы обязаны строго ограничить свои интернационалистические убеждения от всяких поползновений со стороны. Здесь мы будем непримиримы. Мы понимаем, что, создавая «партию в партии», — тем самым как бы дезорганизуем общепартийное дело, но, выражаясь словами «декларации левых», «мы признаем себя не в праве дольше подчиняться указаниям руководящего большинства, по глубокому убеждению нашему, ведущего партию к падению»…

Поэтому мы, во имя идеи единства, не затворяемся наглухо от инакомыслящих товарищей; мы будем внимательны к их доводам, мы будем пытаться находить единую равнодействующую, но мы в то же время и не можем забыть, что водительство партийной жизни находится в руках «группы, которая во время войны стояла вне Интернационала».

Поэтому никакие постановления партийных съездов не могут служить нам инструкцией, поскольку дело идет о принципиальной их неприемлемости. Мы предложим двуединую организацию, где единодушные постановления, равно как и постановления компромиссные, будут регулироваться единой тактикой. В случае же коренного расхождения, будем выступать самостоятельно как социал-революционеры интернационалисты, имея руководством лишь общую линию поведения своей группы в целом. Мы организуемся на тех началах, на которых меньшевики интернационалисты на частных совещаниях в Москве 6 и 8 августа решили организовать свою особую группу:

1. Внутри меньшевистской партии организовать группу меньшевиков-интернационалистов.

2. Группа меньшевиков-интернационалистов имеет целью проводить как внутри меньшевистской организации, так и в рабочей среде идеи и лозунги интернационализма.

3. При работе в административных и беспартийных учреждениях (Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, Думы и т. д.) группа стремится самостоятельно проводить свою платформу.[1]

Именно так поступаем и мы.

«Не порывая организационной связи с партией, определенно и твердо отграничиваемся от политики, усвоенной руководящим большинством, сохраняя за собою в дальнейшем полную свободу выступлений в духе указанных в декларации положений».[2]

Мы предложим местной организации партии вступить на этот, единственно приемлемый для нас, путь совместной работы. Пусть организация берет на себя смелость ответить перед Центральным комитетом партии, который заявил, что:

«Все организации, подписавшиеся под воззванием „организационного бюро левого крыла партии социал-революционеров“ в № 85 Петербургской „Земли и Воли“, этим самым поставили себя вне партии…»

А потому рекомендует:

«Всем верным сынам партии немедленно выступить из них».[3]

Короче говоря, Центральный комитет отлучил нас от партии, а тем самым, разумеется, освободил и от подчинения общепартийным постановлениям и резолюциям.

Он не указал только форм возможного соприкосновения с нами ортодоксальных эсеров.

Исключение нас Центральным комитетом из партии, конечно, не заставляет нас перестать быть эсерами. Мы только перестаем быть ортодоксами, потому что знамения времени толкают на иной путь.

Мы считаем Центральный комитет группой теоретиков, далеко стоящих от масс и пропускающих мимо всю огромную совокупность жизненных фактов.

Исходя из того основного положения, что, в соответствии с изменением условий жизни широких масс, должна меняться программа и тактика любой партии, — мы констатируем факт пагубного омертвения группы Центрального комитета, застывшего в низменных формах, и целиком принимаем утверждение «декларации левых социал-революционеров», что:

«Усвоенная руководящими кругами партии политика отталкивает от партии наиболее сознательную часть трудовых масс, до-нельзя затрудняет партийную работу в войсках, на заводах и в революционной деревне и грозит привести к перемещению центра опоры партии на слои населения, по классовому характеру своему или уровню сознательности не могущие быть действительной поддержкой политике истинного революционного социализма».

Время гонит вперед и вынуждает возможно чаще пересматривать даже самые поздние резолюции.

Все учащающиеся случаи объединения эсеров с интернационалистами на деле, а не на словах, только утверждают нас во мнении, что ответственные партийные руководители взяли неправильный курс как во внешней, так и во внутренней политике, расшатывая тем самым устои партии и сводя на нет ее былые боевые лозунги.

В подкрепление своего заявления о нарастающем партийном переломе приводим два факта из недавнего прошлого:

1) Рабочие трамвайного Золоторожского парка в Москве собравшись на соединенное собрание эсеров и большевиков . . . . . . . . . . вынесли резолюцию протеста против смертной казни, порицая Керенского за то, что он «благословляет и одобряет эту позорную бойню — смертную казнь…». Вынесли требование прекращения травли против вождей революции — Ленина, Чернова, Каменева и др.

Требовали разгона Государственной думы и Государственного совета…

2) Центральный комитет съезда советов рабочих и солдатских депутатов постановил требовать от правительства отмены смертной казни. За это решение высказались там и соц. — революционеры.

Касаясь повседневной партийной работы на местах, мы отмечаем вообще полное несоответствие форм и направлений этой работы тем постановлениям, которые были проведены на третьем партийном съезде и тем принципам, которые были положены в основу этих постановлений. Этим указанием мы стремимся обосновать ту мысль, что партийный съезд, как представительство партийных сил в целом, стоит ближе к истине, нежели руководящая, верховная группа. Но эти силы, столь надежные в массе, на местах оказываются столь слабыми, что перестают руководствоваться общепартийными резолюциями, а прислушиваются больше, опять-таки, к голосу руководящей группы, проводящей свои взгляды через официальные партийные органы печати.

В виду изложенного, мы констатируем факт полного бессилия общепартийных резолюций и, как выхода из тяжкого положения, требуем реорганизации Центрального комитета.

25 августа 1917 г.

Сегодня в частной беседе решалась судьба местной эсеровской организации. Собрание было почти конспиративное. Мы еще держим в тайне пункты нашего ближайшего коллективного выступления. На первом же общем собрании будет произведен учет примыкающих к нам и противоположных сил. Если нас меньшинство — уходим и организуем группу максималистов; если большинство — предлагаем реорганизацию комитета, куда выставляем своих кандидатов. Разделение произойдет уже не только по линии интернационализма-оборончества, но и по линии максимализма-минимализма.