Николай Угловский - Подруги Страница 12

Они проканителились с гостями до полудня. Володе некуда было спешить — изгородь, которую он ставил на пастбище вместе с Юрой Ивашкиным, могла спокойно подождать хоть до послезавтра. Вряд ли вышел на работу и Юра, ему хватит хлопот с подготовкой праздничного концерта. Об Алексее Володя больше не беспокоился — пусть расхлебывает сам, если что случится.

— Пройдемся со мной по полям, тебе ж все равно делать нечего, — предложил Алексей.

Володя кивнул: ему было все равно, куда идти. Дурак он, что не махнул с утра в поселок, вот и пропал день…

На улице ему стало веселее. Где-то играла гармошка, из раскрытых окон пятистенной, обшитой тесом избы всплесками вырывались захмелевшие бабьи голоса, слышался отчаянный перепляс обутых в новую обувь ног. А улица была безлюдна, только ребятишки в нарядных рубашках играли в какую-то свою игру возле большого, наглухо запертого амбара. Там стояли распряженные подводы, на подставке — бочка для протравливания семян, ящики с золой.

Володя удивился, что амбар заперт, но вслух сказал:

— Ну, брат, и родственнички у тебя…

— Старье, чего с них возьмешь? Зато выпили, — ухмыльнулся Алексей.

Выпили они порядочно, Осипова даже чуть пошатывало, хотя он не подавал виду и говорил, что вполне мог бы выпить еще столько же.

— Ладно, мы это сообразим вечером. Двинем по зимнику, на ферму зайдем, поздравим девчат с праздником. Они сейчас как раз на ферме. Ты как?

— Давай, — вяло согласился Володя. Его беспокоила встреча с Верочкой, хотя он и понимал, что глупо с его стороны избегать встреч с ней. Раз уж они оба оказались в колхозе, давно пора бы сказать Верочке, что он приехал сюда из-за нее. Только поверит ли она ему? Еще подумает, что он к ней навязывается. Хуже всего то, что Верочка, наверно, все еще, стыдится за Володю перед Леной и Катей. Подумаешь, авторитеты! Что они могут понимать? Дед Никифор случайно назвал Володю «неприкаянным», так тут и обижаться не на что, неприкаянный он и есть, но не по своей же это воле. А эти дуры считают его ниже себя, потому что он в колонии сидел. И в поселке чересчур уж «порядочные» люди косились на него, побаивались, как бы он чего-нибудь не спер или скандала не учинил. Но не доказывать же, каждому свою честность! Они бы его оскорбляли, а он бы доказывал? Черта с два!.. И Верочке не будет доказывать — сама должна догадаться.

Алексей неожиданно спросил:

— Слушай, Володя, эта Лена — всегда она такая?

— Какая? — переспросил Володя, обрывая собственные мысли.

— Ну гордая, что ли… — замялся Алексей. — Слова лишнего не вытянешь. Или переживает, что в деревню попала?

— Понятия не имею. По-моему, просто воображает о себе много.

— Н-нет, вряд ли, — покачал головой Осипов; его румяное лицо приняло растроганно-задумчивое выражение, глаза из-под козырька фуражки смотрели вдаль серьезно и отрешенно, словно он увидел там что-то такое, чего не мог увидеть и понять Володя.

Володя и в самом деле не понимал. Он искоса посмотрел на товарища и присвистнул насмешливо:

— Влюбился что ли в нее? Не иначе, она на ту девочку, из Свердловска, похожа, а? Помнишь, ты как-то рассказывал?

— Ну не совсем, — деланно усмехнулся Алексей и умолк.

Володя, насвистывая, прошагал за Осиповым метров двадцать, потом напомнил:

— Сворачивай-ка, Алеша, вправо, тракторов-то что-то не слыхать. Узнай, в чем дело, а потом и на ферму можно. Имей в виду, это, о чем ты думаешь, морока одна. Ленка сама себя раз в год любит, первая над тобой посмеется, точно говорю.

— Ты это всерьез? Я же просто так про нее спросил, а ты уж подумал, что я ею интересуюсь? Вот чудак! А может, приревновал, а? — Осипов весело расхохотался, но взгляд его был пристален и холоден. — Ежели так, то давай уж сперва на ферму, посмотрим твою недотрогу.

— Валяй туда один и смотри, сколько хочешь, мешать не буду, — сбитый с толку, обозленно сказал Володя.

— Да ладно, пойдем. Шуток что ли не понимаешь?..

Они спустились по обрыву к скотному двору. Осипов хозяйской походкой вошел в тамбур и был чуть не вышиблен оттуда стремительно выбежавшим из двора Юрой Ивашкиным.

— Ты что, сдурел? — угрожающе схватил его за рукав Осипов.

— Сдуреешь тут! — огрызнулся Ивашкин и почему-то зло посмотрел на Володю. — Видал, какие номера откалывают эти самые добровольцы? У меня праздничный концерт, афиши по деревням расклеены, а она третий день в колхозе не появляется…

— Кто не появляется, говори толком, — нахмурился Осипов.

— Да она же, эта артистка, активистка и черт ее знает кто еще. Катя Орешкина. Мы ей поверили, в скетч включили, сольное пение в афишах объявлено, и на репетициях у нее здорово все получалось, а сейчас по ее же милости все насмарку…

И Юра опять неприязненно посмотрел на Володю.

— Что же это у вас за самодеятельность, если из-за Орешкиной все насмарку? — насмешливо сказал Володя. — А до этого-то вы концерты ставили?

— Не беспокойся, ставили, — отрезал Юрка. — И теперь обошлись бы, так она же сама заявила: я могу, я умею, на областном смотре выступала… Напросилась, а сама дезертировала.

— Да, это непорядок, — сдвигая фуражку на лоб, сказал Осипов. — Придется обсудить…

Он не знал, как отнестись к этому непредвиденному случаю, зато был явно раздосадован появлением Ивашкина на скотном дворе. А Юрка, казалось, не спешил уходить.

— И обсудим, — кипел он, так что даже веснушки на его смуглом и вообще-то добродушном лице побледнели. — За такие штучки выговор стоит влепить, а то и похуже.

— Не горячись, Юра, — спокойно проговорила вышедшая в тамбур Лена. — До вечера еще далеко. Возможно, Катя еще вернется… Я думаю, что вернется, ну, а если нет, тогда я ее заменю. Я знаю ее роль.

— Да? — просиял Юрка. — Что же ты сразу не сказала? Тогда приходи к пяти в клуб, мы еще раз прогоним постановку, чтоб без осечки было. Договорились?

— Конечно, — скупо улыбнулась Лена, развязывая на халате пояс.

Как видно, у Ивашкина гора упала с плеч, но тут же нахлынули другие заботы, и он стремглав бросился к обрыву, с ловкостью кошки взобрался наверх и исчез с глаз.

Осипов поправил фуражку, вежливо произнес:

— Поздравляю вас, Лена, с праздником…

— А вы, кажется, гуляете? Завидую вам, — без обычной усмешки ответила Лена, так что нельзя было понять, шутит она или говорит серьезно.

— Что вы, Лена! — шутливо-обиженно возразил Осипов, однако не сумел скрыть смущения. — Сев же в разгаре, туда-сюда, вздохнуть некогда. Вот только на минутку зашли вас поздравить.

— Спасибо, — чуть приметно кивнула она и ушла в помещение, чтобы повесить халат.

Лицо Осипова вытянулось. Володя нетерпеливо сказал:

— Подожди, они сейчас выйдут.

— По-твоему, она заметила, а? — с беспокойством спросил Осипов.

— Не слепая. Да и разит от нас за версту.

— Брось. Я абсолютно трезвый. Да и какое это имеет значение?

— Для меня — никакого. Подумаешь! Плевать мне на их мнение.

Володя и в самом деле сплюнул, раздраженный неизвестно чем — то ли обвинениями Ивашкина, то ли упрямством Осипова. Он поднял с земли обломанный прутик и, постегивая им по сапогу, медленно зашагал к обрыву, к лесенке, ведущей вверх. Осипов продолжал нерешительно топтаться возле тамбура.

Девушки вышли минут через десять. Лена и Верочка были в легких ситцевых платьях, в одинаковых косынках, в туфлях на босу ногу. Аня Шустикова все еще не могла решиться сменить сапоги, на плечах у нее небрежно болталась поношенная жакетка.

Лицо Верочки выглядело расстроенным, Лена казалась усталой, но, как всегда, спокойной и рассудительной. Только что у них состоялся такой разговор:

— Неужели ты сыграешь, Лена?

— Ну и сыграю, что ж такого?

— Но ведь ты никогда не выступала…

— А сегодня выступлю.

— Это же просто ужас, что Катя сделала. А может, с ней случилось что-нибудь?

— Да уж наверно случилось, — невесело усмехнулась Лена.

Осипов был поражен весенним видом девушек, особенно Лены — такой он ее еще не видел. Платье почти насквозь просвечивало в солнечных лучах, облегая ее чуть полнеющую фигуру, тонкие губы показались Осипову не менее яркими, чем тогда, когда Лена красила их, только темные глубокие глаза оставались по-прежнему холодно-насмешливыми, несмотря на усталость, на солнце, на праздничный день.

— Дорогие наши труженицы и патриотки, позвольте вас поздравить с праздником! — торжественно и восхищенно заговорил Осипов, испытывая необычайный прилив чувств, хотя вызваны они были лишь присутствием Лены. — Хочу сделать для вас приятное: избавить от вечерней дойки. Как? Очень просто: уговорю двух-трех старушек, им же все равно в клуб не идти, а подоить они сумеют на совесть. Положитесь на меня, девчата, и все будет в порядке.