Аркадий Первенцев - Матросы Страница 124

Ступнин с удовольствием следит за приборами, выслушивает доклады служб; все идет отлично. Команда заранее предупреждена об ответственном рейсе и сплотилась плечом к плечу, умом к уму. Даже больной Шульц вскарабкался к своему месту. Что же, пусть — нельзя изгонять. Оторви его цепкие руки от привычной работы, и намертво падет старый водитель кораблей. Ему все ясно: Том Кинг сошел с арены, за него заканчивает раунд Юность. Но Юность смеется над теми, кто бережет свои силы. Пусть Юность не смеется над старшим штурманом Шульцем.

Стороной пронеслись истребители. Им тоже несладко держать зонт над штормующим морем. «Папаганга» остается незамеченной. Четвертый час бега. Черный корабль несется, как птица, по черному морю.

— Молодцы, — похваливает Ступнин котельных машинистов довольным, ворчливым баском, — спасибо, Карпухин.

Через час:

— Мало сказать молодцы, орлы вы, дорогие мои кочегары. Еще, еще!

Учения не только формальный итог, не только заполненная графа, рапорты и рапортички о топливе, мухе, паре, боеприпасах. Разгром «врага» на коммуникациях! Встречный морской «бой»! Взаимодействие с авиацией, подводными лодками, торпедными катерами? Да, да, все так, конечно. Отделились быстроходные крейсера, топтавшиеся нетерпеливо в тягучем строе походного ордера, и тоже понеслись в бездну искать «Папагангу». С далеких аэродромов снялись бомбардировщики.

По стеклам текли потоки воды. Ветер стонал в вантах. Над мачтами ломались молнии. Только при таких «вводных» возможно вторжение. «Папаганга» мчалась вперед. Успех прорыва решал не только корабль, превосходное творение рук человеческих. От кого зависело все? От молодых ребят в парусиновых робах, «забивавших» в часы досуга «козла», читавших романы, плясавших на рострах, писавших домой наивные письма… Они одолеют все. Без них весь сложнейший организм корабля обречен, цена ему — нуль.

Волны окатывали палубу. Будто сказочные головы витязей, поднимались из пены и воя орудийные башни. В них скрыты комендоры главных калибров, молодые ребята, пришедшие сюда с высот Корабелки. Они уже все умеют и, в случае если придется схватиться, не подведут.

Кончается ночь.

Адмиралы надевают очки и, пошевеливая губами, перечитывают документы прорыва: все — минута за минутой, час за часом, даже курсы барражирующих эскадрилий. Учтен и «потопленный» танкер, попавшийся ненароком на пути. И заключительный аккорд — залп управляемых реактивных снарядов, точно посланный по цели, очень важной, ибо залп может обрушиться не только на форты, но и на жилища, с таким трудом возрожденные бригадами строительных рабочих.

«Чапает» флагман, старый корабль, на нем много людей, мощные двигатели, артиллерийские системы, будто поникшие под тяжестью десятков тонн легированной стали. Флагман обладает и преимуществами — там удобные каюты, паортики вместо иллюминаторов, простор, комфорт, салон… Он лев. Вокруг него много букашек. Локаторы «Истомина» включены. На экране ползет толстая букашка, вокруг — роскошная кавалькада.

Будущее флота для кого-то трагично. Началась новая эра. Кричать караул?.. Походный ордер строго выдерживает дистанции, повороты, строи. У каждого в кармане книжица, примерно такая же хранилась в сюртуке Ушакова. Никого не убедишь таинственными грифами, тайн нет. Книжица может спокойно лечь под витрину вместе с подзорной трубой Нахимова. Вторгается новый век техники. Урсы «Папаганги» дали залп по сердцу флота. «Папаганга» — к счастью, «Истомин».

Желтый прибой возмущенно кипит у древнего Херсонеса. Видны башни Зенона, входные ворота города, некогда осаждавшегося латниками киевского князя. Строгим напоминанием о пролитой крови поднялся белокаменный обелиск Сапун-горы.

«Почему не ответили на запрос?» — Джонни пожимает плечами, и на его умном лице появляется довольная улыбка.

«Неужели все начинается сначала? — размышляет капитан-лейтенант, скользя по трапам к своему командиру. — О нет, адмирал Эн — дальновиднейший человек».

Джонни старается думать о нем как можно лучшей, наделяя его своими качествами, верит в мудрость Эн, как в самого себя. От подобного самоуспокоения всегда становится легче и мир окрашивается более ярко…

XII

Самолет Ли-2 — единица обычного воздушного транспорта. Его экипаж занимался исключительно своим делом и не вникал в психологические завихрения случайных пассажиров. Самолет приземлился.

«Прибыли, вылезайте», — бортмеханик прошел вперед, на пути споткнувшись о ящик и выругавшись с полным сознанием отлично выполненного долга.

Загремела лесенка. Ганецкий взялся за дюралевый бортик дверки, спрыгнул на землю, не прикоснувшись к ступенькам. Уверенность, что он немедленно попадет в руки каких-либо переодетых блондинов, не оправдалась. Срочно затребованный лейтенант никому не был нужен, о нем забыли и представили полностью в собственное распоряжение. Обладая расчетливым разумом и умением анализировать обстановку, Борис постарался вернуть себе устойчивое душевное равновесие.

На аэродроме бамбукового побережья никто толком не мог объяснить ему причину вызова, а тут тем более.

— Эй, хлопцы, кому в город, забирайтесь в кузов! — Шофер в пилотке подводника, пропеченный, как буханка ржаного хлеба, с запозданием вынутого из печи, рванул с места. С неимоверной скоростью выводя свой грузовик на трескучую и пылючую дорогу, закурил «Казбек».

При таком водителе плантации Золотой балки покрылись завесой пыли.

— Давай, спешу! — торопил Ганецкий.

Когда Борис выбрался в городе из машины, его раздумье длилось недолго. Идти в таком виде в штаб было легкомысленно. Разрешительное удостоверение не ограничивало его действий и не устанавливало точных сроков. Все предыдущее рассеяло его страшные предположения. Никто не упрекнет его, если он вначале зайдет на квартиру. Даже если нависла какая-нибудь опасность, там, наверное, знают. Можно заранее выработать план действий и не попасть впросак.

Запоздалые раскаяния не покидали Бориса, пока он добирался домой. Полным рублем доставалось от него Ирине. Если она запутала его, берегись! Нужно же было на прощание сообщить ему эту дикую новость и тем самым косвенно как бы зачислить в сообщники.

Надо перевести дух в подъезде, спокойно подняться, не вызывая излишних подозрений. Что это? Повыше пуговки звонка записка:

«Просим не звонить. Тихо постучите».

Сердце забилось учащенней.

Подняв руку, Борис почувствовал ее тяжесть. Он осторожно постучал в филенку полусогнутым пальцем. Этот стук отозвался во всем его теле.

Тетка Клавдия почему-то совершенно равнодушно приняла неожиданное появление зятя. Строго кивнув ему, она прошаркала войлочными шлепанцами к кухне. Только у двери приостановилась и через плечо, приглушенным голосом, каким говорят в присутствии тяжелобольных, сказала:

— Она заснула.

Ее растрепанный клок крашеных волос, жилистая шея, желтые пятки исчезли за дверью, оставив Бориса в полном недоумении.

Фуражка долго не попадала на вешалку, пальцы не подчинялись, когда он расстегивал крючки нанкового кителя. Направо дверь Галочки, налево — Катюши. Вероятно, Катюша и заснула, кто же другой? Почему-то не слышно обычной возни сынишки. «А может, что-нибудь с ним?» — опалила догадка.

Из комнаты Галочки вышла… Ирина Григорьевна и холодно поздоровалась с Борисом. Шляпа с черной вуалеткой, платье из темной тафты, черные нейлоновые перчатки невольно вызывали самые дикие предположения.

— Что случилось?

Ирина оглянулась. За спиной стояла Галочка, на ее лице было презрительно-жесткое выражение. Поклонившись, девушка молча прошла мимо Бориса, оставив его и Ирину наедине в коридоре.

— Разве вы ничего не знаете? — Горячее дыхание обожгло щеку Бориса. — Ваша травилась… Оставила записку… Вы понимаете какую? — она указала глазами в сторону кухни. — Подслушивают. Если бумажка попадет в чужие руки… Ну, я теперь более или менее спокойна… вы уже здесь. Позвоните обязательно.

Она исчезла, оставив запах духов, проклятый запах, преследовавший его еще в Ленинграде; из Парижа — «Митцуки-гарлен», сумасшедшая цена. «Митцуки-гарлен… Митцуки-гарлен…» — стучало в висках.

«Так вот причина срочного вызова. Никто не осмелился предупредить меня заранее. Этакие деликатные люди, черт вас побери! Катя заснула, ее жизнь вне опасности. Ее жизнь. А моя? Поставить под удар мое имя… честь… Травилась. Обычная провинциальная мелодрама. Спички небось глотала. Сына не пожалела. Комедиантка».

Из кухни появилась Татьяна Михайловна со стаканом теплого молока на блюдце, в белом фартуке, с повязанными косынкой волосами. Миловидное, приятное лицо ее в отличие от лица Галочки выражало сочувствие. Пожалуй, она единственно разумный человек в этом скопище периферийных змей. Конечно, все тут: выглянула ядовито любопытная физиономия шинкарки Томы и спряталась, словно нырнула в нору.