Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность Страница 13

— Откроем? — спросил у сестры Андрей.

— Пожалуй! — решила Лена.

Наступило молчание. Солнце уползло за огненную черту горизонта. С реки доносились крики и смех.

— Вот что, — прервал молчание Джонни, — пойдемте к нам в беседку. Я знаю, как открыть заднюю калитку. Адвокат у вас, а отец дрыхнет.

Ребята дошли до реки, повернули вдоль забора, который окружал дом и сад адвоката, спустились в овраг, заросший кустами и густым лопухом, и остановились у калитки. Джонни поковырял в замке гвоздем — калитка открылась. Ребята вошли в мрачный, запущенный сад.

Никто не помнил, когда и кто посадил здесь, по берегу Кны, яблони, груши, вишни и малину. Купец Кузнецов купил дом вместе с садом. Несколько раз он пытался привести сад в порядок, но сентиментальная купеческая жена находила, что «так лучше». Она решила завести у себя аристократический «шарм», а «шарма» без запущенного сада не представляла.

Никто никогда не собирал в саду фруктов и ягод, кроме разве адвокатских друзей, живших в беседке в черные годы, — никто не очищал сада. С каждым годом заросли становились все гуще и гуще. Деревья сплетались, их валили ураганы и ливни, они гибли, на смену им шла дикая частая поросль, птицы полюбили этот зеленый уголок Крапива, лопухи были в этом саду необыкновенно мощными, они тянулись к солнцу, заглушая малинник и побеги фруктовых деревьев.

Ребята обошли пруд. Лягушки надрывались, стараясь перекричать друг друга. Мимо каменных плит, обломков статуй, мимо перекошенных, уродливых деревьев ребята двигались к беседке. Солнце село. В саду стало свежо.

Наконец ребята разыскали беседку. Джонни открыл дверь и зажег свечку. Беседка была разделена на две половины. В первой стояли столы, стулья, покривившийся набок шкафчик. В углу белели кирпичи развалившейся печурки.

— А там — койки. — Джонни махнул рукой в другую комнату. — Отец говорит, что тут темные люди жили, бунтовщики.

Андрей вынул кинжал и взял кинжалы у Джонни и Виктора. Скрестив кинжалы на столе, Андрей сказал:

— Нам нужна священная клятва на крови и огне. Кто даст кровь?

Все молчали.

— Трусы! — отчетливо шепнула Лена.

Виктор взял со стола кинжал, накалил острый кончик на пламени свечи и уколол руку выше ладони. На скрещенные лезвия упала капля крови. К столу на смену Хованю подошел Джонни. Он проделывал всю церемонию медленно, торжественно, надуваясь и пыхтя.

Женя с глазами, полными слез, наблюдала эту ка тину.

— Клянитесь! — сказал Андрей, откидывая назад рыжие волосы. — Клянитесь, что никому не откроете нашей тайны.

— Клянитесь именем Корнваллийских Палачей! — сказала Лена.

Она стояла около свечи. Пламя бросало неровные отсветы на эту небольшую, ладно сложенную девочку.

После того, как все приняли клятву, Андрей рассказал, что вчера он захотел покурить, пробрался в сарай, где было сложено сено, чуть не поджег его, и отец… — Тут Андрей замялся.

— Одним словом, вздрючил, — разъяснил Джонни. Он всегда отличался бестактностью.

Виктор, стоявший около Андрея, заметил, как тот густо покраснел.

— Ну, я и решил убежать в Америку, — глухо сказал рыжий Андрей.

— А я вместе с ним, — прибавила Лена. — Пускай не дерется. Тоже еще…

Кто хочет идти с нами? — спросил Андрей.

Женя заревела. Уткнувшись в спину Лены, она трясла головой, что-то силилась сказать, но захлебывалась слезами.

— Я не могу, — сказал Виктор. — Я не могу ехать с вами. Надо сказать папе, а он не отпустит. Врать я не имею права — я ж бойскаут.

— Плевать мне на бойскаутов, — решительно заявил Джонни. — Я подумаю и завтра скажу.

Мрачный, оскорбленный в лучших своих чувствах, Андрей покинул беседку, не попрощавшись. Он ожидал, что ребята с восторгом последуют за ним, а эти нюни… На пороге он остановился, окинул ребят пренебрежительным взором, тряхнул рыжей головой и гневно проговорил:

— Тоже, палачи!

Шагая рядом с Леной, Виктор утешал ее:

— Я подумаю, может быть, тоже с вами поеду. Ты не сердись на меня, Лена Я ведь бойскаут, я же дал честное слово папе ничего не делать без него. А то бы хоть завтра! Взял бы мамин портрет и — с вами.

Лена молчала. По щекам ее катились слезы. В Америку ее не очень тянуло.

Поездка не состоялась — экономка Компанейцев, Васса, неосторожно посвященная ребятами в планы побега, струсила и рассказала о затее детей их отцу, учителю истории Сергею Петровичу Компанейцу.

Сергей Петрович нашел заготовленные ребятами мешки с провизией и проплакал весь вечер до возвращения Андрея и Лены. Сидя с ним рядом на диване, выла, словно по покойнику, Васса.

Обитатели Матросской и Церковноучилищной улиц встретили слухи об октябрьских событиях в Москве и Питере каждый по-своему. Дети даже обрадовались: прошел слух, что большевики отменяют школы, учебники, отметки и школьных инспекторов.

Их родители, за исключением отца Джонни, который спокойно варил самогон, — в дни, последовавшие за революцией, развили бурную деятельность.

Отец Жени Камневой прятал золото и дорогие вещи.

Сергей Петрович Компанеец возмущался «наглостью большевиков, не посчитавшихся с демократией», и чистил охотничье ружье; он ждал, что верхнереченские улицы покроются баррикадами и народ перестреляет большевиков. Баррикады не появлялись, а ружье у Сергея Петровича отобрали.

Адвокат Кузнецов занялся торговлей лошадьми. На воротах его дома появилась вывеска: «Уполномоченный петроградской конторы по закупке лошадей. Верхнереченское отделение». Кузнецов стал часто принимать в своем доме подозрительных людей, обутых в тяжелые кожаные сапоги. Люди эти с большой опаской приносили Кузнецову какие-то бумаги, которые он тщательно переписывал и переправлял в Москву.

Отец Виктора вскоре после переворота решил бежать из Верхнереченска на юг, но ночью накануне побега его арестовали и отвели в тюрьму. В тот же день губсовдеп предложил Петру Игнатьевичу очистить особняк; здесь должен был разместиться детский дом.

Петр Игнатьевич упал было духом, но явился добрый человек — им оказался адвокат Кузнецов. Полагая, что большевики не сегодня-завтра сорвутся и Евгений Игнатьевич, снова войдя в силу, не забудет друга, адвокат предложил Петру Игнатьевичу перебраться к нему в дом на Матросской улице.

Накануне Нового года семья Хованей оставила особняк.

Виктор тяжело переносил все эти невзгоды. Он стал диковатым, молчаливым, бывал только с Леной и Андреем; лишь они умели успокаивать его и отвлекать от мрачных мыслей.

Глава третья

Сергей Петрович Компанеец в студенческие годы считал себя ярым националистом. Он думал только об одном: как бы оторвать Украину от России и завести в ней европейские порядки. Когда товарищи резонно указывали ему, что украинский народ и сам может быть хозяином на своих полях и что не в отделении суть, Сергей Петрович гневно фыркал. Был он страстным мечтателем и всякую теорию презирал.

— Придумывать теории — удел скопцов, — говаривал он. — Удел полноценного человека — борьба!

— За что? — спрашивали его товарищи.

— За свободу. За жизнь без всякого насилия, за право мечтать.

Его и постигла участь многих мечтателей, у которых чувства повелевают разумом.

Когда Сергей Петрович овдовел, он внутренне как-то сразу опустился. Мечты о «вызволении» Украины он тотчас забыл, полюбил мрачное одиночество, заполненное скорбью о самом себе, презрением к людям и всему человеческому.

Жена его Анна умерла в расцвете жизни.

Статная, медлительная, она всюду приносила с собой тепло. Самые капризные дети успокаивались на ее руках, больные становились веселыми, всем мужчинам хотелось ухаживать за ней. Сергей Петрович пылко любил ее: она и была достойна такой любви.

Она умерла, родив Лену; первенцем ее был Андрей. Сергей Петрович после ее смерти стал часто уходить в лес, целыми ночами он сидел в лодке над тихой водой. Ребят он доверил экономке Вассе, которую жена вывезла с Кубани. Это была честная и любвеобильная женщина, но воспитывать ребят она просто не умела. В шесть лет Андрей и Лена задавали Вассе такие вопросы, что стряпуха охала и бледнела. Дети принуждены была сами искать ответы на все, что интересовало и занимало их.

С восьми лет они начали читать приключения Пинкертона и все деньги, получаемые на завтраки и сласти, вкладывали в покупку дорогих сердцу книжонок в ярких обложках.

«Палач города Берлина», «Тайна пещеры Лейхтвейса», «Похождения Ника Картера» были любимыми книгами брата и сестры.

Иногда им надоедали книги и они устраивали спектакль. Васса в таких случаях изображала жертву, Андрей — благородного сыщика, Лена — преступника. Девочка связывала Вассу, заставляла ее под видом яда пить всякую гадость, одним словом, терзала немилосердно, но тут появлялся таинственный незнакомец в черной маске.