Илья Штемлер - Гроссмейстерский балл Страница 21

Эскиз был готов через полтора часа. Защита получилась довольно сложной конфигурации, зато не надо было нарушать расположение узлов.

— Неплохо вышло, а? — произнес Стас. — А завтра метр свободной рукой художника пройдется по эскизу и…

Послышался стук далекой двери.

— Идут, что ли? — закончил свою фразу Стас.

Он не ошибся. В подвал вошел директор.

— Ну, подпольщики, как дела? Собрался домой и думаю, надо проведать. А где Александр Михайлович?

— Вышел… Сейчас придет. — Левка покрывал начальство.

Корнев придвинул табурет и сел.

— Ох, и влетело мне в управлении за этот прибор! А в августе должны десять штук выпустить. И задолженность — три штуки.

— Жмет план! — проговорил Филипп.

Он не знал, как держаться: чего доброго, Корнев подумает, что Филипп обижен, что он слюнтяй.

…Днем его вызвал Терновский и протянул прозрачные листки папиросной бумаги. Между приказом № 844:

«…считать вернувшимся из командировки Гришина В. К.» и приказом № 846: «…ушедшей в декретный отпуск Крыловой А. Т.» был отстукан приказ № 845: «…объявить выговор за нарушение трудовой дисциплины Круглому Ф. М.». Внизу — подпись директора.

«Видел? Достукался! А я тебе тоже выговор обещал, забыл? Да ладно уж, прощаю!» — говорил Терновский. «Напрасно. Обещали — надо выполнять! — ответил Филипп. — Просто вы не знали, как пишется слово „дискредитация“».

В лаборатории его громко поздравляли. Особенно Стас: «Еще один мученик!» Но к концу дня Филипп забыл о выговоре. Начисто! Вспомнил лишь с приходом директора.

Чего доброго, Корнев подумает, что Филипп — слюнтяй. И Филипп проговорил первое пришедшее в голову. «Жмет план!»

— Дело не в плане. Работаем неритмично. Сборочный цех месячную программу за последние десять дней выдает.

— А почему так, Роман Александрович? Все знают, и все мирятся? — спросил Филипп.

— Трудно иначе. Завод годами работает неритмично, — серьезно ответил Корнев. — Надо перестраивать работу вспомогательных цехов, отдела снабжения… А это непросто.

— Конечно. При чем сборочный цех, если детали вместо первого им подают к двенадцатому? — встрепенулся Левка.

До этого он молчал. Его тяготила мысль: директор будет ждать Трофимова, и откроется, что Левка соврал. Ладно, как-нибудь выкрутимся! Разговор на высоком уровне, и нечего терять время. Надо чувствовать себя государственным человеком.

— За количеством гонимся! Вот и получается тяп-ляп. — Левка решил начать серьезный разговор с критики.

— И количество не мешает, — уклончиво ответил директор.

«Не хочет ввязываться в скользкую тему», — решил Левка.

— Такое количество нужно годовому отчету, а не государству, — произнес Стас. Он тоже до сих пор молчал, рисуя женские профили на полях эскиза.

Корнев зеленоватыми глазами взглянул на Стаса. Видимо, его задели слова, произнесенные ленивым тоном. Ленивым и небрежным, как умел говорить Стас. Когда хотел… Это был вызов директору. Вызов не по пустякам.

Корнев чуть смешался. Вообще-то получилось нагловато. Слегка. А Стас? Стас дорисовывал девицу с ретушированными ресницами. Девица сидела верхом на саксофоне.

— Что ты сделал с эскизом?! — возмутился Левка.

— Ерунда. Все равно переносить на чертеж, — ответил Стас и дал девице толстую сигару с дымом.

Филипп из-под руки Стаса вытащил эскиз, сложил его и спрятал в карман.

— Когда мы были слабы… Ну, в тридцатых, сороковых годах… нам нужно было количество. Каждый станок на счету. Главное — тянуть! Срывали мозоли, потели, но тянули. Было надо. А сейчас? — Стас говорил так же лениво. Его никто не перебивал. — Неужели так нужно задыхаться, работать в конце месяца по воскресеньям, чтобы выпустить в суматохе еще десяток ненадежных приборов?! Что важней — ненадежные приборы к тридцатому или хорошие к десятому числу следующего месяца?

Корнев закурил. Потом спохватился и предложил сигареты ребятам. Все взяли и закурили. Разговор был мужской.

— Что ж, — сказал Корнев, — давайте разберемся.

— Начнете подводить базу под фразу? — проговорил Стас. Опять получилось грубо. Но ведь здесь собрались мужчины. И разговаривали на серьезную тему.

Корнев рассмеялся.

— Не спешите, юноша! Дайте отдышаться!

Филипп и Левка не вступали в разговор. После каждой новой реплики они молча принимали сторону сказавшего. На чьей же стороне они будут в конце спора? Они поворачивали голову туда, откуда ожидался удар. Как на волейбольном матче. А это трудно, когда болеешь за обе команды сразу. Что ж, пусть победит сильнейший…

Корнев. Если у нас выпускается ненадежная продукция, виноваты вы, отдел контроля.

Стас. А вы, директор? Почему вы ставите под удар отдел контроля своего завода? Когда за последнюю неделю надо принять месячную программу…

Корнев. Не спешите обобщать! Мне доводилось быть на заводе, собирающем космические корабли. Думаю, что у вас изменились бы взгляды на вещи…

Стас. Это — дело особое.

Корнев. Почему? Космические корабли — синтез экономики. Там их собирают, а делают на обыкновенных, рядовых заводах. Вы помните, наш завод делал для них один прибор.

Стас. Так то для космического корабля!

Все усмехнулись. Натянуто, но вежливо.

Корнев. Раньше приборы были несложные, и большинство заводов налаживало все у себя. Начиная с разработки и кончая выпуском. Они ни от кого не зависели. Работу таких предприятий планировать было несложно. В любом масштабе… И планирование было на уровне такого производства. Вы понимаете меня?..

Филипп улыбнулся. Левка кивнул. Стас промолчал.

— Современная промышленность, и в частности приборостроение, — это сложный клубок, — продолжал директор, — тут и полупроводники, и электроника, и химия полимеров, и ядерная физика. Нашему небольшому заводу поставляют материалы двадцать шесть предприятий. Фотоумножители, транзисторы, счетчики, датчики… Приплюсуйте сюда исследовательские институты — и вам станет ясно, что значит правильно скоординировать это хозяйство… А планирование серьезно отставало! Вот тут и начинается. Кибернетика считалась буржуазной наукой. Какое самодовольство! Разве современная экономика мыслима без быстродействующих счетно-электронных установок?.. Вот и отдуваемся за косность прошлого…

Стас. Допустим, неразбериха. Согласен. Ну, а люди? Почему столько шкурников, рвачей на нашем заводе?

Корнев. Знаете, я убежден, что причина в этой самой неразберихе. Она создает не только нервозность. Эта неразбериха бьет по карману и портит людей. Я говорю о слабых людях, которые, махнув рукой: «Да ну их!» — начинают хватать свой кусочек благополучия. Это брак исправимый.

Корнев встал и неловким движением опрокинул табурет. Поднимать табурет никто не собирался. Каждый думал о своем. Корнев взглянул на часы и, попрощавшись со всеми, чуть задержал руку Стаса:

— Кстати, если будет желание, я откомандирую вас на один завод. Понаблюдайте, как надо работать. Будет польза для всех нас…

Корнев вышел. В тишине резко хлопнула далекая дверь. Рвануло сквозняком.

— Хорошо, что он не вспомнил Трофимова. Неудобно получилось, — произнес Левка.

Пора было уходить. Левка выключил лампочку. В темноте постепенно обрисовывалась полоска света, проникавшего через далекую дверь. После яркого электрического освещения эта полоска становилась все четче и четче. И все-таки они на что-то натыкались, идя по узкому коридору.

Второе августа падало на четверг.

В литейный цех кокиль был сдан к вечеру. Мастер, мужчина лет сорока, рассматривал сопроводительную бирку и негромко матюгался. Гриф «срочно» обязывал его задержаться после работы. Конечно, он мог и не оставаться.

— И никакой директор не имеет права заставить, — успокаивал он себя.

— На РКК надо подавать, — поддерживал его литейщик. — Моду взяли. Еще понятно, когда конец месяца. А то с самого первого числа прописывайся возле плавильни.

Литейщик тоже не хотел задерживаться. Кому охота? Он, конечно, мог передать заказ сменщику, но тот был неопытен и покамест имел дело только с шишельными ящиками.

— Все этот проклятый ПОА! — ворчал мастер, рассматривая стальной кокиль. — Бесятся там, в ОТК. Придираются…

Последняя фраза, очевидно, относилась к Филиппу. Он вошел в цех и поздоровался. Мастер не ответил, он увлекся осмотром кокиля. Или делал вид.

Филипп огляделся. В углу был навален холмик красноватой земли. Рядом тускнели отлитые корпуса каких-то приборов. Противоположную сторону занимала плавильная печь. Она напоминала замызганный камин. Впечатление довершала бледно-розовая от жара бадья. Бадья стояла в глубине камина, поминутно осыпаемая искрами. Примитивно. Как в лаборатории алхимиков. Пока Филипп в поисках мастера ходил по литейному цеху, он видел мощную электрическую печь. Даже две печи. Приспособление для литья под давлением. Оно выглядело внушительно в сравнении с работягой-камином.