Николай Асанов - Электрический остров Страница 25

— О возможности конструктивных изменений больше знаю я, автор, а не вы, мой хотя и милый, но чрезвычайно нелюбезный помощник, и не какой-то там Пустошка, которому не терпится влезть в со­авторы машины. — Сказав это, директор потянулся и, взглянув на огромные стоячие часы, добавил: —

Батюшки! Уже второй час!

— Нет! Я все же против такой поспешности,— растерянно сказал Орленов, даже не замечая, как не­уместно звучит это несогласие после слов Улыбышева о его роли в создании трактора и сближения его с Пустошкой, которое Борис Михайлович созна­тельно или бессознательно только что сделал…

— А вас никто и не просит голосовать! — чрезвы­чайно вежливо поправил его Улыбышев. — Мы не на собрании, Кроме того, свою конструкцию на обсужде­ние я вообще не ставлю…

Неожиданный отпор до такой степени поразил Ор­ленова, что он не нашел что возразить. Ему всегда казалось, что наука — дело коллективное, что в ней каждое возражение товарища должно взвешиваться. В конце концов и Пустошка имел право на сомнения, ведь он же строит эту машину! Может быть, он не должен был выражать их в слишком резком тоне, но кто знает, как он говорил с самим Улыбышевым? Так или иначе, Улыбышев начисто отвергал всякое вмешательство и все возражения. Андрей медленно крутил в руках чертеж, понимая, что никакая его по­мощь, с которой он стремился сюда, директору не нужна. Чудак — он боялся напугать Бориса Михай­ловича, а испугали его самого!

— Как понравился доклад Нине Сергеевне? — по-прежнему любезно осведомился Улыбышев. — Я, к со­жалению, не успел спросить ее, пришлось поехать к Далматову, — значительно пояснил он. — Я провожу вас! — торопливо добавил он, видя, что Орленов все еще стоит в замешательстве.

Надо было уходить. Орленов сунул под мышку трубку ватмана и медленно пошел к двери. Что там ни говори, а его просто выгоняли. Улыбышев шел следом, все такой же благодушный и неуязвимый. Уже открывая дверь, Орленов вдруг подумал, что не имеет права уходить, не сделав еще одной попытки образумить директора. Он повернулся к Улыбышеву и мрачно, сказал:

— Как хотите, Борис Михайлович, а Пустошку надо выслушать. Может быть, кое-что из его замеча­ний еще можно учесть. Я понимаю, вам сейчас некогда, и, если вы позволите, могу взять разговор с ним на себя, так же как и подготовку нужных ва­риантов. Пусть даже выпуск машин немного задер­жится, но вам и самому будет приятнее, если в элек­тротракторе не окажется конструктивных недоделок.

— А если я не разрешу?

— Тогда… — Орленов удивленно взглянул на шефа и сухо закончил: — Тогда я сам обращусь к Пустошке, уже от своего имени.

— Да ну?— удивился Улыбышев. Однако за ма­ской полного спокойствия на его лице Орленов угадал волнение. — А как же быть с тем, что обком настаи­вает на сжатых сроках?

— Ну, если Пустошка дойдет до обкома и дока­жет, что машина еще не готова, вас поддерживать не станут. Это похоже на обман!

— Вы в этом уверены? — спросил Улыбышев. — Ай-яй-яй, а мне-то казалось, что наш трактор выдаю­щееся изобретение! Вот ведь как ошибочно бывает авторское мнение!

Внезапно тон директора изменился, и он грубо спросил:

— А вы не находите, что при таком отношении к делу вам будет трудно работать со мной?

Теперь Орленов не мог бы прекратить разговора, как бы его ни просили. Если сначала ему казалось, что Улыбышев иронизирует только над его неопытно­стью и молодостью, то теперь он убедился, что шеф имеет какие-то тайные причины для выпуска несо­вершенной машины. А что машина несовершенна и что Улыбышев сам знает это, было уже ясно. Неволь­но Орленову вспомнилось, что над конструкцией эле­ктротрактора работают еще несколько ученых и ин­женеров, вспомнилось, что Улыбышев связал со своим трактором дальнейшую карьеру.

«Докторская степень и, возможно, правительствен­ная премия…» — так, кажется, сказал Улыбышев Нине при их первом знакомстве? И то, что Улыбышев не отрицал своих честолюбивых замыслов, то, как упорно он отстаивал свой «приоритет», идя напро­лом,— ведь конструкцию-то все равно придется по­том переделывать, — не только удивило Орленова, но и как бы охладило его, сделало спокойнее, взрос­лее, а в его возрасте эти качества придают мужество. Он еще не понимал, что вступает в серьезную борьбу, пока он думал только о том, чтобы не сдаться Улыбышеву в словесной схватке; однако, чем откровен­нее становился Улыбышев, по-видимому сразу зачис­ливший его во вражеский лагерь, тем упрямее делался Орленов.

Я ведь назначен Башкировым, Борис Михай­лович, а он приказа о переводе не отдавал.

— Ну что ж, ну что ж, — с добродушным сожале­нием сказал Улыбышев. — Не думал я, что мы столк­немся с вами по такому странному поводу. Однако, если вы настаиваете, пожалуйста, обращайтесь хоть к Далматову. Только боюсь, что он не станет вас слу­шать…— Сказав это, он поклонился, и Орленову ни­чего более не оставалось, как толкнуть дверь и выйти.

«Вот чертов Пустошка! — выругался Андрей, ока­завшись на улице. — Сам небось спит ангельским сном, а меня втравил в такую историю, что неизвестно, как я из нее выкарабкаюсь! Одно утешение, что Улыбышев тоже не заснет!» — и, хмуро усмехнув­шись, пошел домой.

Улыбышеву действительно плохо спалось в эту ночь. Он начинал бранить то Орленова, то себя, при­чем на себя обрушивался гораздо беспощаднее. В са­мом деле, если бы не идиотское желание услышать лишний раз из чужих уст похвалу своей машине, он мог бы не знакомить Орленова с трактором. Пустош­ку он, казалось, обезвредил. И незачем было драз­нить гусей, заставив Орленова рассказывать о трак­торе. Пусть бы Орленов говорил о чем угодно: о светоловушках, о ветроэнергетическом кольце, о иони­зации семян, тогда у Пустошки не возникло бы ни повода, ни желания навязываться докладчику со своими «разоблачениями». И все шло бы тихо-мирно до того дня, когда полевые испытания закончатся. А победителей, как известно, не судят.

Что же будет теперь? И как он мог ошибиться в Орленове?

Эти два вопроса оказались связанными вместе. Судя по всему, Орленов уже подпал под влияние ин­женера. Значит, завтра надо ждать продолжения атаки. Вот уж не думал Борис Михайлович, что но­вый сотрудник окажется таким настойчивым! Правду говорят, что с человеком надо куль соли съесть, чтобы разгадать его. А ведь при первом знакомстве казалось, что звезд с неба Орленов не хватает.

Почти всю ночь ворочался Улыбышев в своей постели без сна. Он рассматривал события и так и этак и все больше убеждался, что без посторонней помощи или хотя бы совета выхода не найдет. И утром, едва оказавшись в административном кор­пусе, поспешил вызвать Райчилина. Надо было найти родственную душу, а кроме Райчилина вряд ли кто мог понять, чего может стоить история, затеянная нелепым инженером Пустошкой.

3

В голубом небе, где-то далеко, в самой его глу­бине, тянулась белая, похожая на разворсившуюся шерстяную нитку полоска за реактивным самолетом. Самого самолета не было видно, только все прялась и прялась нитка, будто невидимый челнок наматывал ее вокруг земного шара. Андрей стоял, запрокинув голову, и глядел до боли в глазах на небо, словно надеялся все-таки рассмотреть, кто же творит это чудо.

Самолет все еще поражает воображение, хотя прошло уже более полсотни лет, как человек впервые оторвался от земли и полетел на управляемом аппарате тяжелее воздуха. Так бывает в технике всегда: новое кажется и простым и вместе с тем чудесным. Хорошо бы создать такую машину, которая работала сама, без человека, чтобы она двигалась, пахала землю и чтобы изумленный зритель долго щипал себя за нос, за ухо: не снится ли ему, — машина идет и работает, а человека — водителя нет! Что ж, придет время, такие машины будут созданы, и их конструк­торы вспомнят его имя, потому что где-то кем-то бу­дет записано, что в создании приборов для управле­ния механизмами на расстоянии участвовал и некий Орленов…

Так чего же Орленов тратит тут дорогое время, почему не торопится в лабораторию? И что это за просительство, что за постыдное ожидание в проход­ной в течение целого часа под подозрительным взгля­дом сторожа?

Секретарша директора, которой он изложил по телефону просьбу о пропуске на завод в цех трактор­ных деталей, расспрашивала Орленова с такой придирчивостью, будто заподозрила в нем злоумышлен­ника. Затем сказав: «Подождите в проходной!», по­ложила трубку, и вот он ждет, ждет, а пропуска все нет. Может быть, она забыла об Орленове? Или ре­шила, что долгое ожидание надоест ему и он уйдет? «Нет, милая! Не уйду!»

Андрей не мог бы сказать, откуда и как появилось у него упрямое желание дойти до конца. Но пока он стоял у ворот завода, его все время занимали стран­ные воспоминания, постепенно связавшиеся одно с другим в крепкую цепь.

Первого изобретателя Андрей увидел еще школь­ником.