Борис Изюмский - Подполковник Ковалев Страница 29

Слово было ёмкое, обретало особый смысл, становилось голосом совести. Ни за что не нарушит он клятву, преодолеет в себе расхлябанность, будет нести службу с честью. Как Герой Глебов, чей портрет висит в клубе, как сын Героя (он проходил службу в этом же полку).

«Старинное русское слово „рота“— „присяга“, — думал Владлен. — Ротники — это дружинники, давшие присягу. Я теперь народный боец. От меня зависит покой нашей земли, бабушки… Прежде, когда я слышал слово „армия“, оно было чем-то отвлеченным… картинками в журнале „Огонек“. Теперь я сам — частица армии. У ракетчиков есть ритуал — всякий раз при смене расчетов на боевой вахте зачитывается приказ: „Дежурной смене к выполнению боевой задачи по обеспечению безопасности нашей Родины — СССР — приступить!“ Вот и я заступил на свою вахту, должен пройти древнюю науку — научиться быть в бою солдатом, да еще единственной в мире армии! Должен, чего бы это мне ни стоило».

Скрипнул снег. Из темноты к посту двигались какие-то зловещие фигуры.

— Стой, кто идет? Стой, стрелять буду! — грозно выкрикнул сразу две команды Грунев, весь напрягаясь, готовый стрелять.

— Идет разводящий, — слышится спокойный голос Крамова.

«Фу-у, напугался!» — с облегчением вздохнул Грунев и приказал:

— Осветить лицо!

Но это уже так, пользуясь правом часового покомандовать, а не потому, что не узнал сержанта:

— Все в порядке? — спрашивает Крамов, подойдя ближе.

— Так точно, — отвечает Грунев, а мысль лихорадочно заметалась: «Если захочет оружие проверить, ни за что не дам. По Уставу не положено выпускать его из рук…»

Уж что-что, а раздел Устава о несении караульной службы он знал назубок. Дроздов, слушая, как Владлен оттарабанивает пункт за пунктом, только диву давался, говорил не без зависти: «Ассистент Кио».

Но Крамов не собирался протягивать руку к оружию. Вглядевшись в Грунева, он заметил, что тот поднял наушники шапки.

— Опустите клапаны, — сказал Крамов. Однако произнес это не приказным тоном, а будто советуя, только что не сказал — «лучше опустите».

— Не имеет смысла, — самолюбиво и как-то по-домашнему, словно перед ним бабушка, ответил Грунев, усмотрев в совете сержанта умаление своего мужского достоинства.

— Выполняйте приказание! — на этот раз властно потребовал сержант, и Грунев поспешно раскрутил тесемки на макушке.

«Ишь ты, ухарь, — даже с симпатией думает Аким о Груневе, возвращаясь в караульное помещение, — захотел уши отморозить. Конечно, с ним работы тьма. Но букварь, пожалуй, постиг…»

Когда их рота прыгала со стены на движущийся танк, Дроздов прыгнул сразу, будто всю жизнь лишь этим и занимался. Грунев же не смог заставить себя, и Дроздов немедля окрестил его «отказчиком».

На следующем занятии Грунев все же прыгнул, и тогда Дроздов одобрительно подмигнул Азату Бескову:

— Груня выходит на рубеж…

«Да, пожалуй, выходит. Медленно, но выходит».

— О чем, Груня, размечтался? — подозрительно-вкрадчивым голосом спрашивает Дроздов.

В казарме они одни, свободный час, Грунев заскочил положить в тумбочку книгу маршала Рокоссовского «Солдатский долг». От этой книги трудно было оторваться. В полку готовилась читательская конференция, и Владлен на ней хотел рассказать о маршале-человеке.

— Да просто так, — ответил Владлен Дроздову.

— Просто так только блох ловят…

Дроздов открыл дверцу своей тумбочки, достал учебник по радиотехнике. Скосил глаза: что там делается во владениях рохли? Нет, тоже неплохо. Стопкой — носовые платки, вот чудак — альбом с марками…

То ли дело у него: уставы, книга о Шерлоке Холмсе, новенькие эмблемы, асидол для чистки бляхи ремня, чтоб горела она и полыхала. Вообще Дроздов аккуратист и гардероб свой содержит в идеальном порядке. Даже рабочую одежду и повседневную куртку. Не говоря о парадно-выходном обмундировании, которое подглаживает и на неделе, когда не предполагает надевать.

И прическу все же старается сохранить. Хорошо бы иметь такую, как у ротного — старшего лейтенанта Борзенкова. Тот и кольцо носит. Может, перстенек завести? Нет, сержант взовьется.

— К отцу-то на свидание пойдешь? — спрашивает Дроздов у Владлена.

Отец Грунева гастролировал где-то неподалеку и позвонил, что хочет повидать сына.

— В наряд же мне на кухню, — как-то странно-равнодушно отвечает Владлен Дроздову.

Вот тюха-митюха! К нему отец приехал, а он так безразлично… Да если бы у него, Дроздова, был истинный батя! И вдруг приехал…

— Подожди здесь, есть мыслишка, — быстро говорит Виктор Груневу, — испробую.

«Надо Груню выручать, — думает Дроздов, пересекая двор, — отец же…»

И хотя сам Виктор был сегодня на тяжелой работе, очень устал, но решил попросить Крамова разрешения заменить Грунева в наряде.

Интересно, какое у сержанта сейчас настроение? Дроздов давно уже заметил: если Крамов сосредоточенно ковыряет носком сапога землю — «копыта точит», — назревает разнос, лучше не подступать, переждать. А если довольно подергивает мочку уха — можно подкатиться, успех почти обеспечен.

Сержанта Дроздов нашел в ленинской комнате. Он читал стенгазету и подергивал ухо.

— Товарищ сержант, разрешите обратиться?

Крамов повернулся лицом к Дроздову:

— Обращайтесь.

— Товарищ сержант, у рядового Грунева на несколько часов отец приехал, а ему рабочим на кухню идти… Разрешите мне вместо Грунева…

Сержант внимательно и вроде бы даже с одобрением посмотрел на Дроздова. Ответил не сразу — что-то прикидывал. Наконец сказал:

— Придите вместе с Груневым. Я доложу лейтенанту…

Отец, собственно, был Владлену чужим человеком. Последний раз они виделись более года назад. Даже с окончанием средней школы он забыл поздравить Владлена.

Перед тем, как пойти на свидание, Грунев достал парадный мундир, рубашку с галстуком, брюки навыпуск, хромовые ботинки. Может, зайдут куда-нибудь, на люди.

Потом надел шинель с нарукавным знаком — звездочка в венке — и буквами — «СА» на алых погонах. Шапку он немного сдвинул набекрень, как это делал Дроздов. Подошел к зеркалу и впервые в жизни понравился самому себе. «Надо на висках волосы нарастить. Это мне пойдет. — Усмехнулся своему отражению. — Вот так-то, Владлен Геннадиевич». В нем появилась какая-то значительность. Не бабушкин внучек — солдат!

Когда он учился в школе, то в шестом и седьмом классах его вечно угнетали драчуны и задиры. Попались бы они ему теперь!

И вообще, увидела бы впечатлительная бабушка, как в прошлую среду его утюжил танк в окопе… Сто раз умерла б от страха, истребила все свои лекарства.

А он совладал с собой. Сначала прощался с жизнью, тошнота подкатывала к горлу., Но потом взял себя в руки… Тем более, что недалеко стоял сам Ковалев. Нельзя было перед ним показать слабость.

Как Владлен и предполагал, встреча с отцом принесла мало радости. Шел рядом мужчина в модном коротком пальто, розоватом мохеровом шарфе, в дорогой меховой шапке на гриве седеющих волос, с глубокими бороздами на щеках, выбритых до синевы, с перстнем на пальце. Слушал больше самого себя, преувеличенно восхищался «Воинственным обликом наследника», сунул ему кулек с шоколадными конфетами. Владлен терпеть их не мог и решил, как только возвратится в часть, раздать ребятам. Азат — сластена…

Предлагал Владлену деньги «на мелкие расходы». Но Владлен не взял:

— Да зачем же? Мне бабушка прислала…

И все ждал, когда отец заговорит о матери.

Наконец, он словно бы мимоходом, сообщил: «Бывшая моя жена, а твоя мать, по имеющимся у меня сведениям, вышла замуж снова». И посмотрел на ручные часы. Владлен, облегчая гостю уход, придумал, что ему пора идти заступать в наряд.

На следующее утро произошла в полку пренеприятнейшая история. Дежурный по части старший лейтенант Борзенков доложил командиру полка, что рядовой Дроздов обнаружен во время наряда на кухне в нетрезвом состоянии: нечетко отвечал, язык заплетался, был бледен.

«Безобразие, — гневно думал Ковалев, — мало того, что шляется по ночам, забывая о часе возвращения в казарму, так еще и пьянствует. Вероятно, решил: Командир добренький, простит и это».

— Рядовому Дроздову десять суток ареста! — жестко приказал Ковалев Борзенкову.

Когда рота узнала об этом, то большинство осудило Дроздова. Сам же он, словно обезумев, стал кричать:

— Не виноват я, спиртного и не нюхал! Устал… Не виноват я!

— Прекратить истерику! — потребовал Борзенков. — Старшина! Отведите в санчасть, пусть подтвердят.

Ковалев, встретив на плацу сержанта Крамова, посмотрел с осуждением:

— Докатились…

— Недоразумение, — убежденно ответил Крамов.

Он говорил об этом так уверенно потому, что с некоторых пор изменил мнение о Дроздове.