Василий Цаголов - За Дунаем Страница 3

к воде. Бабу стоял по ту сторону мостика, когда его заметил Дзанхот, и не решался переходить через речку. Старик сразу же признал в нем путника и поспешил к племяннику.

— Царай,—позвал он, а сам встал так, чтобы лучше видеть незнакомца.

Боясь, как бы гостя не перехватил кто-нибудь другой, Дзанхот нетерпеливо ждал племянника, который, наконец, появился в дверях, поправляя лохматую шапку. Он остановился перед дядей.

— В аул идет гость, он внизу у моста... Пойди повстречай его,—велел Дзанхот.—Ты должен успеть к нему, пока тебя никто не опередил. Другие тоже не спят! Пусть он осчастливит наш дом... Ты настои, чтобы он был моим гостем, пусть он доставит мне такую радость.

Так Бабу попал в дом Хамицаевых. Хозяин сакли и гость сидели друг против друга на низких табуретках. Тут же стоял Царай. Дзанхот расспрашивал гостя о жизни осетин, что живут на плоскостных землях. Слушая невеселый рассказ, он иногда приговаривал: «Зачем только осетины оставили горы? Разве им живется в долине лучше?»

За всю свою долгую жизнь Дзанхот ни разу не был во Владикавказе, не видел бурного Терека. Разве только хаживал в молодости в земли кабардинские. Он очень любил горы и не расставался с ними даже на короткое время.

— Ты извини, гость, за любопытство,— проговорил хозяин.— Разговариваем, а сами не знаем, может, мы родственники... Прости еще раз за любопытство, чей ты сын?

— Куртатинец мой отец.

— О, в Куртате у меня много друзей!

— В роду у нас старший Бза Кониев, брат моего отца. А меня звать Бабу...

— Дай бог Бза турьего здоровья, да пусть в роду вашем никогда не переведутся мужчины!.. А мы — Хамицаевы,— помолчав, Дзанхот разгладил седые усы и снова проговорил: — Куда ты держишь путь, Бабу? Не девушку ли выбираешь для брата своего? Тогда ты не ошибся, что попал в Дигорию. В наших краях красавиц много...

Бабу ждал этого вопроса и все же не нашел сразу, что ответить. Он молчал, понурив голову. Молчал и хозяин. Старик понял, что гость появился в горах неспроста. Скорее всего он бежал от кровной мести. Но он не скроется от нее! Для этого надо разве только умереть. Конечно, теперь неприятности ждут и того, кто укрыл его. Но Дзанхот не из тех, кто может сожалеть о случившемся, о том, что ему придется оберегать жизнь незнакомого человека. Таков закон гор. Обычай, оставленный дедами, свят!

— Помощник старшины замучил,— нарушил тягостное молчание гость.— Требовал уплаты налогов царю... Не стало жизни от него, хуже пристава, а еще называет себя осетином. Он перестал стыдиться людей...

Дзанхот оторвал взгляд от пола и посмотрел на гостя, ждал, что он скажет еще.

— Корову последнюю хотел увести... Как просил я его не обижать нас, но он не послушался меня, да еще оскорбил,— Бабу вздохнул.— Не сдержался и я...

— М-да! Мудрые люди говорят, что с царем и с богом надо ладить, если ты не безумец. Но они досаждают так, что и камень не выдержит. Слышал я, что царь сильный, у него солдаты, пушки. Пусть он и воюет с такими же сильными, как сам. Что ему надо от нас?.. Ты знаешь, сколько наших братьев посадили власти в тюрьму? Кто из них вернулся? И не назовешь... Бежал, выходит, ты? — хозяин помолчал.— Живи у меня, мой дом — твой дом! Никто тебя не обидит. Мое имя — твоя защита, добрый гость! Пусть у Хамицаевых не будет большего несчастья, как забота защитить своего гостя от врагов. Они, Бабу, и мои враги! Мы честно разделим с тобой твою беду... Ты поднял руку на власть! Она застряла и у меня в горле!

— Спасибо, Дзанхот, век не забуду я тебя и твоих слов! Но мне оставаться у тебя нельзя, найдут меня. Зачем же причинять горе еще и твоему дому? Пойду я за перевал, там тоже живут люди! Наши братья, может, не оставят они меня в беде... Прости меня, Дзанхот, но сердце велит поступить так!

«Благороден и смел мой гость... Знал бы Бабу, что ждет его за перевалом». Дзанхот утаил от гостя, что из-за перевала недавно приходил тамошний осетин. Оказывается, и там не сладко живется. Два аула спалили казаки, мужчин заковали. За что? Нечем было платить царю налоги, и он послал к ним казаков. Но мужчины сказали, что не пустят их к себе. Тогда в них стали стрелять. Да разве можно сдержать обвал в горах? Нет, не стал Дзанхот огорчать гостя. Зачем? Пусть поживет у него, а там будет видно.

— Отдохни с дороги... О случившемся не думай. Раньше и не такое бывало. На то ты и мужчина, Бабу, чтобы жить в тревогах и опасностях. Отдохни, а там бог позаботится о тебе!

Поднялся со своего места Дзанхот. Гость тоже встал. Сразу же Царай подхватил столик с остатками еды и вынес из кунацкой.

— Было время, когда осетины жили, не зная, откуда придет беда. И турки, и шах рвались в горы. Нашим дедам приходилось класть саблю под голову вместо подушки... О, раньше осетинка не могла рожать сына-труса! Теперь мужчины больше сидят на пирах... Твой поступок, Бабу, не позорит осетина, да простит тебе бог!

С этими словами хозяин покинул кунацкую. Он направился на нихас1, чтобы посоветоваться: его беспокоила судьба нежданного гостя. Он понимал, что русские власти, наверное, уже ищут Бабу и, конечно, найдут непременно, стоит только приехать помощнику пристава Хаджи-Мусса Кубатиеву. Как скроешь чужого человека в маленьком ауле, если у Кубатиева есть верные ему глаза и уши.

Тревожно было на душе у Дзанхота. Но не потому, что думал о себе. Он обязан был уберечь гостя.

Светило солнце, и хотя утих ветер, все же было прохладно. Рядом возвышались горы; казалось, протяни к ним руку — и достанешь снежную вершину.

Дзанхот вступил на нихас (аульный совет), и ему навстречу поднялись сверстники. Он приветствовал их как обычно:

— Пусть бог убережет нас от неприятностей и достанутся они врагам нашим!

Каждый занял свое место только после того, как сел Дзанхот. Все молча ждали, что он скажет. Такое предпочтение отдавали ему не только как старшему. В маленьком ауле уже знали, что в доме Дзанхота— гость, выхолит, у него и новости, значит, ему первому и говорить.

— К вам я обращаюсь, хорошие люди,— не мешкая проговорил Дзанхот,— гость осчастливил дом моего почтенного родителя!

— Твой гость — наш гость, Дзанхот, и радость твою разделим, а черная весть, если с ней пришел гость, да останется у входа в ущелье... Ну а если бог не поможет нам отвести несчастье, пусть оно будет не тяжелее, чем забота помирить двух кровников,— ответил за всех тот, что сидел по левую сторону Дзанхота.

Остальные же, не изменив позы, согласно кивали головами, не выказывая нетерпения скорее узнать, кто этот гость и чего ради пожаловал в аул, да еще пеший.

— Он хочет уйти за перевал к нашим братьям,— Дзанхот обвел всех взглядом,— гость обидел царского сборщика.

Старики моментально оживились. Кто-то качнул головой, кто-то откинулся назад, а сосед Дзанхота проговорил:

— Кажется, он храбрый мужчина... Против царя пойдет не всякий, даже паши отцы не решались,—и уже после паузы недовольным тоном добавил: — Боюсь, за ним к нам нагрянут казаки. Мы не знаем, кто он! Трудно стало верить людям...

— Ты, Лади, хочешь, чтобы мой гость ушел из аула? Не советуешь ли ты мне выдать его приставу? О, Хаджи-Мусса будет благодарен! — Дзанхот полуобернулся к своему соседу слева.

— Я сказал, что у меня на сердце, Дзанхот... О женщинах и детях подумал я... Не о себе забочусь, нам с тобой давно пора туда, где наши почтенные родители... Казаки не пощадят, они верные царю люди, Дзанхот.

Встал Дзанхот и, ни на кого не взглянув, удалился быстрой походкой по тропе, ведущей к его сакле. Войдя во двор, старик позвал племянника, и тут же Царай появился из-за сакли.

— Гость отдыхает? — спросил Дзанхот.

— Нет,— коротко ответил Царай, удивленный тем, что Дзанхот так скоро вернулся.

— Ты отправишься в Тулатово, найдешь Кониевых. Скажи им, что Бабу ничего не угрожает, пока Дзанхот на ногах... Не задерживайся там, ты будешь нужен мне. Иди собирайся, а я зайду к гостю.

Когда Дзанхот переступил порог кунацкой, Бабу сидел на широкой скамье, застланной домотканым цветным ковриком. Пр1и виде Дзанхота он встал.

— Совесть говорит мне, чтобы я послал в твой дом гонца,— проговорил старик.—Дам думают о тебе, надо успокоить их.

Не в силах был Бабу скрыть радость, вздрогнул, не знал, куда деть глаза.

— Может, ты хочешь передать что-нибудь?

—       На дорогах неспокойно, пусть Царай будет осторожен...

— О, Царай — мужчина! Он — моя надежда... Бог наказал меня и не сберег сыновей. Прости, гость, меня за эти слова! Ушли они за турами и не вернулись. В ту весну было много обвалов в горах...— Дзанхот смотрел себе в ноги.— Еще раз прошу тебя, извини старика... Отдыхай, Бабу, а я пойду, отправлю Царая.

В знак уважения и благодарности Бабу склонил низко голову...

3

Оглянулся вокруг Царай и удивился: на улице ни души. Он стоял и не знал, кого спросить, где живут Кониевы. Постучать же к кому-нибудь не решался. Постучи — потеряешь время. Не отпустит хозяин, пока не пригласит в дом. А там хозяйка начнет готовить угощение. Оно бы, конечно, неплохо выпить с дороги, но у Царая поручение Дзанхота, и он не может медлить. Он и так потратил на дорогу три дня. Но куда идти? Бабу объяснил ему, где их сакля, да только Царай вошел в село не со стороны гор, как советовал Бабу, а прежде отправился на речку, умылся и, шагая берегом, очутился в селе.