Касымалы Джантошев - Чабан с Хан-Тенгри Страница 3

— Темирболот, — обратилась она к нему после некоторого раздумья, — хочешь, я расскажу тебе про свою жизнь?

— Расскажите, очень интересно, — быстро ответил Темирболот, сел поудобней и приготовился слушать.

— Айкан, кончай плакать! Я расскажу вам о себе. Может быть, это поможет нам жить дружнее.

Айкан кончиком пухового платка вытерла слезы, подсела ближе к Жанаргюл и попросила:

— Рассказывай!

Жанаргюл сбросила с плеч шаль и заговорила:

— Отец мой тоже из Иссык-Куля. Он, закончив ученье, поехал на юг Киргизии, остался там работать и встретился с моей будущей матерью. Они поженились. В мае 1930 года я появилась на свет. Видно, я родилась несчастной. Отца и мать вскоре убили басмачи. Меня приютила соседка, выкормив грудью, — у нее родился сын почти в одно время со мною. Но, как говорят, на бедного Макара все шишки летят. Когда нам с молочным братишкой исполнилось по пяти лет, умер мой приемный отец, а следом — и мать. Соседи, посоветовавшись, отдали нас в детский дом в городе Узгене.

Очень тяжело ребятам, которые помнят ласку отца и матери, на первых порах привыкать к детскому дому. В те годы условия там были неважные. Не хватало одежды, не было постельного белья. Особенно плохо было с питанием. Я не помню, чтобы мы хоть раз наедались досыта. Старшие ребята отнимали часть той скудной пищи, которая предназначалась нам с братишкой. Сопротивляться было бесполезно. Если видели воспитатели, они вступались, а без них — ходили голодные. Мы с братишкой часто болели, были истощенные и слабенькие. Что только к нам не приставало! Ребята не хотели с нами играть. Мы становились все угрюмее и угрюмее. Порой мне хотелось поколотить обидчиков…

— Правильно! — перебил Темирболот, вскакивая с места.

— Но я этого не делала! — улыбаясь, возразила Жанаргюл.

— А зря! Впрочем, тогда вы были еще маленькая! — Темирболот тяжело вздохнул, досадуя, что Жанаргюл не удавалось в то время постоять за себя.

— Нам исполнилось по восемь лет, и мы пошли в школу, — продолжала учительница свой рассказ, — окончили десятый класс в Узгене, затем поступили во Фрунзе в пединститут. Брат после окончания института пошел в аспирантуру, а я работала, чтобы ему было легче учиться. С тех пор вот так и работаю. Муж мой тоже был учителем.

В прошлом году он умер. — Она помолчала. — Вот, Айкан! Вы с Темирболотом теперь все обо мне знаете.

Я никогда не брала чужого, не интересовалась сплетнями, старалась всем делать только хорошее. И от друзей, — Жанаргюл улыбнулась, — никогда ничего не скрывала. Я таю свои мысли и поступки только от врагов! Скрывать что-то от друзей я считаю бесчестным…

Темирболот вздрогнул и внимательно посмотрел на Жанаргюл.

Учительница заметила, что ее слова произвели на Темирболота впечатление.

— Мой молочный брат Кенеш, — после недолгой паузы снова заговорила Жанаргюл, — сейчас живет во Фрунзе, работает в Академии наук. У него два сына и дочка. Хотя мы с ним и чужие по крови, но любим друг друга, как родные. Однажды, когда мы еще учились с ним в пединституте, я заметила, что брат начал что-то от меня скрывать, я его расспрашивала, а он отмалчивался. Позднее все выяснилось. Оказалось, что один из его товарищей однажды неудачно пошутил. «Кенеш, — сказал он моему брату, — я слышал, что твой отец совсем не тот, про кого ты думаешь… Твоим отцом был грабитель, который по ночам лазил по квартирам». Кенеш вспыхнул и бросился на обидчика. Их разняли. Кенеш затаил в себе злобу против этого парня. Как-то тот снова повторил свою глупую шутку. Кенеш, недолго думая, расквасил ему нос.

— Вот здорово! Молодец! — хлопая в ладоши, крикнул довольный Темирболот.

— Совсем не молодец, а, наоборот, глупый человек! — возразила Жанаргюл. — Нос у этого парня так и остался изуродованным. Кенеша чуть было не исключили из комсомола, объявили строгий выговор за хулиганство. Мне за то, что не смогла повлиять на брата, объявили выговор. А если бы он не скрыл от меня этот случай, скандала могло бы и не быть.

— Почему? — удивленно спросил Темирболот, заглядывая в глаза Жанаргюл.

— Воспитывавший меня человек — настоящий отец Кенеша. Я рассказала бы все обидчику Кенеша, объяснила бы, что такими вещами не шутят… Задира просто извинился бы перед Кенешом за глупые шутки, и, может быть, они остались бы друзьями.

— Обязательно остались бы друзьями, и никакого скандала бы не было, — вставила Айкан, все время сидевшая молча.

— После этого случая Кенеш поклялся никогда от меня ничего не скрывать… Конечно, первому встречному не следует выбалтывать свои секреты, но у любого человека должен быть друг, с которым нужно всем делиться — и плохим и хорошим.

— А если это такая тайна, — с трудом выговорил Темирболот, — о которой рассказывать стыдно? Оттого и приходится вымещать злобу молча. — Он покраснел, нагнул голову и от волнения не смог продолжать.

— Стыдно рассказать матери? Ну, если ты ее стесняешься, хотя это для нее оскорбительно, скажи мне… Мне не можешь — поделись с кем-нибудь другим. Я наблюдаю за тобою и вижу, что у тебя есть какой-то секрет и ты его ото всех прячешь… Может быть, в этом и причина твоих безрассудных поступков…

— Простите меня, — снова прервал учительницу Темирболот, — я все расскажу, но расскажу только вам.

Взглянув на Айкан, Жанаргюл заметила, что та готова заплакать от радости.

3

Жанаргюл и Темирболот до глубокой ночи просидели в комнате учительницы. Разговаривали они тихо, и Айкан не могла уловить ни одного слова. Она всю ночь не сомкнула глаз, размышляя, о чем они беседовали. Рассказал ли Темирболот, в чем состоит его «секрет»? Прекратятся ли, наконец, его дикие выходки?

Айкан надеялась все узнать утром от Жанаргюл, но учительница заторопилась в школу. Мать Темирболота знала — у Жанаргюл не было уроков по расписанию, но тем не менее не стала ее расспрашивать, а та разговора не заводила. К тому же рядом все время был Темирболот…

— Ты сегодня не ходи в школу, — сказала ему учительница, — оставайся дома, наруби дров. Если будет свободное время — повтори уроки.

— А если я отстану… — Темирболот не договорил, глубоко вздохнул.

— Послушайся моего совета, — снова заговорила учительница, — побудь сегодня дома. Так будет лучше.

Темирболот не понимал, почему так настойчиво советует ему Жанаргюл пропустить занятия. Не понимала этого и Айкан, хотелось ей догнать учительницу, расспросить обо всем, но Жанаргюл явно торопилась, да и Айкан надо уже было спешить на работу — перебирать семена в колхозном амбаре.

— Темиш, дорогой мой, я тоже иду… Чай стоит на плитке. Хлеб в шкафу. Если хочешь молока, то возьми в кринке кипяченое. Позавтракаешь, истопи печку в комнате Жанаргюл, наколи дров, готовь уроки, — четко и правильно сказала Айкан по-русски.

— Ладно, мама! — ответил Темирболот также на русском языке.

Айкан поглядела на сына и не смогла сдержать волнения: крепко его обняла, несколько раз поцеловала.

«Что с мамой сегодня? — размышлял Темирболот, когда остался один. — Каждый день пилила: „Темирболот, кончай свои проделки. Не приставай к ребятам, надоело мне слушать ругань, спокойно иди в школу и возвращайся, ни на кого не обращай внимания. Если даже к тебе мальчики станут привязываться, все равно никого не трогай…“ Почему она сегодня ничего не сказала? Почему она первый раз такая добрая? Ведь целых два года только и делала, что отчитывала меня. Неужели учительница передала ей все, что я рассказал по секрету? Не может быть. У них просто не было времени поговорить. Тут что-то другое… Спрошу, когда вернется с работы.

Эх, мама!.. Мама! Если бы ты знала, какие сплетни про тебя приходится мне выслушивать, как меня дразнят ребята, жить бы тебе не захотелось. А может, ты бы сама поколотила эту противную Калыйкан.

Прости меня, мама!.. Было время, я начал в тебе сомневаться. Чтобы выяснить, есть ли в клевете Калыйкан хоть доля правды, я следил за тобой два года. Если бы ее слова подтвердились, я бы тебя убил. Но ты, мама, чиста и честна! Теперь после разговора с Жанаргюл я уверился в этом! Ты чиста и бела, как это молоко. Спасибо тебе, мать!..»

— Когда стану взрослым, я никому не дам тебя в обиду, — последние слова, забывшись, Темирболот произнес вслух.

Жанаргюл в это утро очень рано вышла из дому — колхозные улицы были еще безлюдны. Кое-где затапливали печи, дымки, едва поднявшись из труб, льнули к земле, как бы склоняясь перед ветерком, веющим с горных вершин. Вокруг приятно пахло дымом от сожженных еловых дров, сухого тростника и соломы. Вдыхая этот знакомый запах аила, Жанаргюл с нежностью подумала, что сейчас во многих домах собирают детей в школу.

Из дворов доносились надтреснутые голоса — пожилые люди просыпаются рано; старики и старухи кормили скот. В утреннем морозном воздухе скрип снега разносился далеко — по соседней улице спешил куда-то пешеход. Собаки не лаяли. Они, видимо, рассудили так:, хватит того, что мы вас до утра сторожили. Теперь извольте следить за порядком сами.