Иван Головченко - ЧП Страница 3

— А шо я таке знаю?… — Девушка пожала плечами.

— Сначала садись, пожалуйста!

— Не барыня, постою. — Скрестив руки на груди, вошедшая выставила вперед грязный большой сапог. Может, эта решительная, независимая поза заставила прокурора сразу перейти на «вы».

— Вы, кажется, последней ушли из цеха?

— Ну, последняя, так шо?

— Расскажите, пожалуйста, что вы видели в цехе перед уходом?

— А шо я там могла видеть?

— Ну, обстановка, понимаете… Для нас это очень важно.

— Обстановка? А яка там обстановка? Вторая смена, как и всегда, работала. Вечером пришел директор, пошушукался з нашим мастером и ушел. Потом пришел механик завода и остановил работу. Все девчата сразу ушли. А я наводила порядок на своем рабочем месте. Потом вышла из цеха, сделала несколько шагов, как меня ослепило огнем. А очнулась уже в больнице. Вот и все!

— Мы сделали хронометраж. С момента выхода Захариной из цеха до места, где ее настиг взрыв, прошло ровно полторы минуты, — многозначительно сказал прокурор.

— Понимаю. Очень важно установить, что же было в цехе до взрыва, — сказал полковник.

— И единственный свидетель этого — Захарина. — И, обращаясь к девушке, попросил: — Рассказывайте все, что помните.

— Я уже все сказала.

— А кто оставался в цехе?

— Начальник цеха и три слесаря,

— Что они делали?

— Слесари возились у шнековых аппаратов. Начальник цеха что-то писал.

— Может быть, вы заметили что-нибудь необычное в их поведении?

— А шо може буты необычного?

— Ну, скажем, суетились, волновались, возможно, проявляли растерянность?

— Ничего такого не було.

— Ну, а может, пожар?

— Та вы шо? Який там пожар! Не було цього, — девушка обиженно отвернулась. — Ще питати будете?

— Пожалуй, все. И за это спасибо. Очень ценные сведения вы нам сообщили, — сказал прокурор и снова уселся, указательными пальцами опершись на стол.

— Та шо там я таке сказала?

— Спасибо. Очень хорошо сказали. — Полковник подошел к Захариной, взял ее за локоть. — Разрешите задать еще один вопрос? Что говорят люди о взрыве?

— Люди? Разное говорят.

— Ну, а все же?

— Говорят про шпионов, а больше начальство ругают.

— Про шпионов тоже говорят?

— Ще як! Дид Свирыд даже, сам бачив, як спускались парашютисты биля самого завода.

— Кто такой этот дид?

— Сторожуе в ночь коло заводского ларька…

Захарина ушла. В комнате воцарилась тишина. Следователь пересматривал ранее составленные списки инженерно-технического персонала, выбирал, кого еще допросить. Прокурор посматривал на часы, видимо думал об обеде. А полковника волновало сказанное девушкой о шпионах. Он уже успел и раньше наслушаться о том, как эти шпионы «спускались на парашютах». Все это выглядело наивно и неправдоподобно. И все же возможность умышленного взрыва цеха он исключить не мог. Если предположить, что взрыв явился только результатом технических неполадок в цехе, то ему, полковнику госбезопасности, здесь делать нечего. Пусть прокурор сам разбирается и определяет виновных. Но пока не было материалов, дающих основание для таких выводов.

Полковник и Романкин в гостиницу шли пешком. Над городом опускались сумерки. В одноэтажных домиках, обсаженных вишнями и обнесенных заборчиками, зажигались огни. Полковник всей грудью вдыхал бодрящий морозный воздух, подставляя утомленное лицо ветерку. Бессонная ночь и напряженный день давали о себе знать. Когда Романкин сказал, что имеются серьезные документы, свидетельствующие о грубых нарушениях техники безопасности в цехе, полковник резко прервал:

— Вы, кажется, чекист, и не техника безопасности предмет ваших забот.

— Само собой, товарищ полковник, но в документах цеха такие перлы, что сами говорят за себя! Удивляюсь, почему цех раньше не взорвался!

— Подобного я сегодня наслушался вволю. Если нет ничего другого, давайте перенесем разговор на завтра.

В гостинице их встретила высокая женщина. Если бы не сеточка морщинок у глаз, она выглядела бы совсем молодо.

— А я вас давно жду! Позвонили еще утром, что вы приедете. Ваша комната на втором этаже, я провожу вас!

— Спасибо, — поблагодарил полковник.

В гостинице было тепло. Ощущался запах краски и сырого мела. Уже поднявшись на второй этаж, женщина сказала:

— Только три дня, как открыли гостиницу. Вы, можно сказать, новоселы. А вот и ваша комната, пожалуйста, входите!

Когда она ушла, Романкин сказал:

— А хозяйка наша, товарищ полковник, просто писаная красавица.

— Понравилась?

— Хороша, ничего не скажешь!

— В Донбассе почти все такие. И это не случайность. Сюда съезжались отовсюду люди всех национальностей. Приезжали и женщины. Замуж выходили те, что покрасивее, оседали на постоянное жительство. Так постепенно произошел своеобразный отбор.

— А ведь в этом, пожалуй, есть рациональное зерно, товарищ полковник! Эта красавица действительно воплотила в себе интернациональные черты. Брови кавказские, тонкие и легкие, как морская чайка, разрез глаз восточный. Сама стройная, будто русская березка. А руки… Вы заметили ее оголенные руки? А как она на вас посмотрела!…

— На меня? Выдумываете, — равнодушно сказал полковник.

В дверь постучали.

— Извините, — в комнату вошла администратор гостиницы, — забыла сказать, что у нас на кухне есть чай, а внизу в ресторане можно поесть.

— Спасибо, воспользуемся вашей любезностью, — сказал полковник.

— Вот бы чайку организовать, — сонно молвил полковник, когда женщина скрылась за дверью.

— Это можно! — Романкин ушел за чаем.

Только полковник переоделся в пижаму, как в комнату, постучавшись, вошел худощавый щуплый мужчина, длинноволосый, с большими очками на остром носу.

— Извините. Хочу представиться. Профессор сказал мне, что нам предстоит работать с вами.

— Давайте знакомиться, — пожал полковник сухую руку гостя.

— Сиверский. Кандидат технических наук, член экспертной комиссии.

— Профессор, кандидат наук — целое отделение института! Наверное, думаете растянуть исследования на целый месяц.

— О, полковник, дай боже, как говорят, в месяц управиться!

— А вы разве не знакомы с материалами следствия? Прокурор уже заканчивает уголовное дело, а вы собираетесь быть здесь месяц?

— Уголовное дело не моя стихия. Истину я привык познавать научным путем. А для обобщений еще не вижу материала. — Сиверский лукаво улыбнулся.

— Вы ставите под сомнение материалы уголовного дела?

— В уголовном деле все правильно. И все же, чтобы принять это за доказательство, нужен эксперимент.

— Эксперимент?

— Да. Научный эксперимент. Надо проверить аммонит на «чувствительность». А вообще у нас с вами еще будет много времени для беседы. Очень твердый орешек выпал на нашу долю. Рад с вами познакомиться…

В дверях Сиверский буквально столкнулся с Романкиным.

— Кто это? — спросил Романкин, когда дверь закрылась.

— Крупный ученый по взрывчатке, правая рука профессора.

— Науку двигать приехали! Но мы и без них обойдемся. Я вам через два дня доложу исчерпывающие данные о причинах взрыва, — заверял Романкин, наливая чай.

— Ну-ну, поглядим…

Выпив чай, Романкин разделся и лег. А через несколько минут он уже спал. Полковник еще долго сидел у стола, временами отхлебывая уже остывший чай. Напрягая память, пытался восстановить многочисленные впечатления, полученные за день напряженной работы. И все же, анализируя показания свидетелей, данные документов о положении в цехе до взрыва, объяснения директора, он не мог прийти к какому-либо определенному выводу о возможных причинах взрыва. Первое, что бросилось в глаза, — грубые нарушения правил безопасности. Прокурор и Романкин схватились именно за это. Но разговор с профессором и Сиверским побудили полковника критически отнестись к их мнению.

…Полковник проснулся в девять утра. Встал, подошел к окну. Улица была заполнена народом, по ней спешили школьники с портфелями и ранцами за плечами. Да, в этом маленьком степном городке царила мирная жизнь. В поведении людей, их внешнем облике уже не чувствовалось той настороженности и тревоги, как это было во время войны. Да и внешний вид города лишь несколькими руинами в центре напоминал о недавней войне. Как все то, что видел полковник в окне, не вязалось с тем, о чем он думал! Такие загадочные взрывы, как на заводе, и в войну происходили не часто.

Подойдя к столу, полковник увидел тарелку с сосисками, чай и записку: «Завтракайте! Я ушел на завод». Эта маленькая забота Романкина растрогала его.

Выйдя из гостиницы, он мгновенно ощутил запах приближающейся весны. Этот особенный неповторимый запах был ему хорошо знаком. На железной дороге ко всему этому еще примешивался теплый запах жженного угля. В селе запах весны неотделим от запаха дымящегося навоза. Здесь же, в Донбассе, полковник еще ощутил и знакомый запах горелой породы…