Орест Мальцев - Югославская трагедия Страница 30

Христич растерянно, слабо улыбнулся:

— Рус? Прави рус?

Он, кажется, не совсем поверил, что я русский, но любопытство и надежда блеснули в его воспаленных, отекших глазах. А старший мальчик так и впился в меня взглядом.

— Знай, отец, — продолжал Иован, — наш праздник еще придет. Он уже близок. Но он не придет сам собой. Ты знаешь, что сказал товарищ Сталин? «Победа, — сказал он, — не дается без борьбы и напряжения. Она берется с боя». И мы возьмем ее с боя, отец, клянусь тебе в этом своей честью. Ведь так, брат Николай? Мы вместе завоюем победу.

В это время дверь отворилась. Вошел командир батальона Вучетин. Он поставил на коврик манерку с горячей чорбой и сказал:

— Ну вот, стол накрыт. Присаживайтесь, птенцы!

Дети с раскрытыми ртами сейчас же подвинулись к котелку. Только старший мальчик остался стоять неподвижно, не спуская с меня глаз.

— А вы, Корчагин, — сказал Вучетин, заметив нас, — не тратьте понапрасну времени. Завтра рано выступать. Вместе с Загоряновым, — командир тепло взглянул на меня, — проследите, чтобы оружие у бойцов было в образцовом порядке. Как в Красной Армии. Хорошо?

Весь вечер мы спешно готовились к предстоящему бою. Братья Станковы возились со своим минометом. Коце Петковский, напевая что-то про себя, смазывал затвор противотанкового ружья, добиваясь плавности в его работе. Другие старательно чистили трофейные автоматы и карабины, большей частью изъеденные ржавчиной, с раздутыми стволами, и вслух мечтали о том, как они добудут себе в Сине лучшее оружие.

А по селу, залитому белесым светом луны, заходя в дома, бродили парни и девушки, ряженые апостолами и пастухами, в вывороченных тулупах, с бараньими хвостами на смушковых шапках, с наклеенными усами и бородами из козьей шерсти. Они несли картину, изображавшую младенца в яслях, и протяжно пели: «Ой, коледо, коледо». Ввалились они и к нам в сарай, звеня бубенчиками, пришитыми к варежкам.

— Здоровье и веселье!

Бойцы сдержанно отвечали. Им было не до колядок.

— Садитесь, — пригласил вошедших Иован. — Есть хорошие новости.

Он рассказал им о том, как братья-русы на всех фронтах бьют и гонят немцев, все ближе и ближе подходят к Балканам, — недалек день встречи! И вот, святочная картина уже очутилась в углу, гости отклеивали усы и бороды, слушали, затаив дыхание, а потом звонкими, молодыми голосами подхватили песню:

С Дона, с Волги и с Урала…»

12

Катнич был взволнован и обескуражен. Положительно ему не повезло. Обед был так хорошо задуман, и вот все пошло насмарку. Когда гости разошлись, Катнич припер к стенке председателя народного комитета.

— Идиот ты этакий, — шипел он, срывая с его лацкана красный бант. — И где это, черт бы тебя подрал, ты раздобыл такого гусляра? Пусть он немедленно сочинит такую же поэму о нашем вожде Тито, как о Марко Кралевиче! Под твою ответственность! Слышишь?

Председатель вылетел из своего дома красный, перепуганный насмерть.

Тем временем ординарец Катнича, курчавый партизан с плутоватыми глазами, носивший кличку Пантера, быстро смолол кофейные зерна на маленькой медной, похожей на ручную гранату мельнице, которую вместе с джезвой[34] и фарфоровой чашкой всегда возил в торбе за своим начальником, и тут же на огнище сварил кофе.

Но ни нагоняй председателю комитета, ни ароматный кофе с пенкой наверху не могли рассеять мрачного настроения Ранковича. Он продолжал неподвижно и молча сидеть в кресле. Гнев его, внешне почти неприметный, остывал медленно.

Наконец, он что-то забормотал. Катнич в замешательстве метнулся к нему, кивнув Пантере, чтобы тот удалился.

— Не волнуйся, — насмешливо процедил Ранкович.

Холодный взгляд его злых глаз наводил на Катнича ужас.

— Я доволен твоей работой, комиссар!

Катнич вздрогнул.

— Мне остается только объявить тебе благодарность за воспитание людей в духе безграничной любви к СССР, в духе вечной дружбы с СССР, в духе абсолютного понимания великой роли СССР, — язвительно говорил Ранкович. — Ты оказался таким же прекрасным воспитателем, как и Слободан Милоевич, который случайно погиб… Я даже не ожидал, что посеянные им семена упали на такую благодатную почву и проросли так пышно. В этом и твоя заслуга, конечно.

Катнич молчал, поникнув головой. Он подозревал, что именно попытки анализировать и критиковать действия руководства явились причиной «случайной гибели» его предшественника, политкомиссара Милоевича.

Ранкович на цыпочках подошел к двери и с размаху толкнул ее ногой. Она распахнулась с треском. Убедившись, что за дверью никто не подслушивает и охрана находится в коридоре, он снова опустился на стул.

— Эта стенгазета…

— Я ее уничтожу! — весь встрепенулся Катнич.

— Ни в коем случае! Ты только выдашь себя! — Ранкович нагнулся к самому его лицу. — Из нее так и прет всем советским. Это просто умилительно. Понятно, почему этот Загорянов чувствует себя здесь совсем как дома.

Катнич сделал отстраняющий жест, выражавший не то отчаяние, не то решимость.

— Ты что-нибудь придумал? — чуть слышно спросил Ранкович.

— Нет еще, но…

— Не беспокойся. Я сам займусь твоим батальоном. Бой за Синь… Я думаю, что твои руссофилы не будут щадить своих жизней ради того, чтобы не пустить горных стрелков из дивизии «Дубовый лист» на восток, в Россию?

В глазах Катнича мелькнул испуг. Теперь он понял, почему на помощь черногорцам пошло не два батальона, а один. «Явно на гибель!» Как бы уловив его мысль, Ранкович сухо засмеялся и сказал:

— Разрешаю тебе немного опоздать. Задержись пока здесь.

Все уладилось. Пили кофе и оживленно разговаривали, довольные друг другом. Катнич посвятил Ранковича в замысел своего научно-политического трактата о русско-сербских отношениях в прошлом и клялся, что блестяще защитит в нем национальное достоинство югославов, подчеркнет ведущую роль сербской нации, осветит историческое дело России — освобождение Сербии от турецкого варварства как лицемерное…

— И почему это мы всегда должны смотреть на других? — разглагольствовал он. — Мы сделаем так, что другие будут смотреть на нас. Например, такая соседка, как Болгария… Я прав?

Ранкович рассеянно кивнул головой. Он думал о своем…

13

Перед окнами застучали копыта лошадей, послышалась громкая английская речь.

— Союзники! — поднялся со своего места Ранкович. — Быстро, Блажко, наведи порядок на столе!

Пока Ранкович встречал у крыльца гостей, Катнич впопыхах сваливал недоеденные куски мяса и пирогов с тарелок на блюда, смахивал со скатерти крошки, большим клетчатым носовым платком обтер несколько тарелок, ножей и вилок.

Дверь распахнулась.

— Честь имею! Очень рад! — говорил Ранкович, пропуская в зал подполковника Маккарвера, а за ним капитана Пинча и комиссара бригады Добривое Магдича.

— Союзники! Наши дорогие союзники! — воскликнул Катнич и с радушной улыбкой кинулся им навстречу.

— Хэлоу! Здраво! — Маккарвер с силой потряс руку Катнича. — Вы кто?

— Политкомиссар Шумадийского батальона Блажо Катнич!

— Батальона? Очень хорошо!

— Прошу, господа, к столу, — позвал Ранкович.

— Как приятно вырваться из холодных снегов и угрюмых гор на оперативный простор такого изобилия! — гудел Маккарвер, озирая стол с остатками пиршества. — Друже Магдич, садитесь напротив, вы мне понадобитесь. А пока закусим.

— Не хотите ли попробовать? — изогнулся Катнич через стол. — Собственного изготовления.

— Что это? Коктейль! — изумился Маккарвер. — Очень мило. Вы, я вижу, расторопный парень. Присаживайтесь. Баджи Пинч, где вы там? Нас здесь, оказывается, ждали.

Англичанин не отозвался. Усевшись у огнища на низенькую скамеечку, он протянул к синеватому пламени свои закоченевшие красные руки и брезгливо поморщился. Его раздражало развязное поведение Маккарвера. Как вульгарно он чавкает, набросившись на баранину! Пинч был измучен путешествием и с трудом скрывал свое отвращение ко всему окружающему. Приходится встречать большой праздник в дороге, в какой-то корчме.

— Совершенно замерз, бедняга, — сочувственно покачал головой Маккарвер. — Отсутствие тренировки! Мой коллега не всходил на Монблан, как я, не лазил на Арарат, не шатался по Пиренеям. А вы давно из Дрвара, господин Ранкович? Как поживает маршал? Не скучает о своей пещере? Чье общество предпочитает?

— Майора Рандольфа Черчилля, — ответил Ранкович. — Он приехал из Тегерана.

Пинч, наконец, подал голос:

— Это любопытно. Мы должны спешить в ставку, полковник. Мистер Рандольф, наверное, привез с конференции «Большой тройки» массу новостей и закулисных историй. Я соскучился по его анекдотам и словесным фейерверкам.