Виктор Савин - Чарусские лесорубы Страница 30

Войдя в кухню. Багрянцева поздоровалась.

— Познакомьтесь, девушки! — молвил Зырянов из-за плеча вошедшей. — Нина Андреевна, врач! Наверно, знаете?

Лиза поздоровалась. А Паня смолчала, ниже нагнулась над столом, со всей силой нажала на бутылку, раскатывая сочни до дыр.

— Панька, ты с ума сошла! — Лиза держала на ладошке худой, тонкий, как кисея, сочень.

Нина Андреевна прошла в комнату, вернулась оттуда со стулом, поставила возле Лизы, постлала на колени полотенце.

— Я вам помогу.

— Пожалуйста! — сказала Медникова, подставляя колени с кастрюлей ближе к Нине Андреевне.

Смуглая, разрумянившаяся, с большими искрящимися глазами и темной родинкой на губе, Лиза выглядела очень привлекательно. Багрянцева невольно залюбовалась ею. «Да, она действительно красавица».

Потом спросила, чтобы завязать разговор:

— Как, девушки, закончили учебу?

— Ничего! — уклончиво ответила Лиза.

— Кто-то из вас отличник?

— Вот она, — кивнула Лиза на Паню, явно пошутив.

Торокина косо глянула на подругу, но ничего не сказала, только больше стала делать неудачных сочней: они у нее получались то квадратные, то длинные, как ленты.

Когда пельмени были настряпаны, Борис Лаврович положил руку на плечо Лизе и шутливо распорядился:

— Будешь сегодня хозяйничать в доме!

Девушка сперва смутилась, а потом, с озорной мыслью, решила разыграть новую и непривычную роль молодой хозяйки. Что, в самом деле, стесняться этой Нины Андреевны? Да и Зырянова самого?

— Панька, марш за дровами! — скомандовала она, шуруя в печке.

Торокина повеселела. Оттопывая, как в строю, по-солдатски, она кинулась за дверь.

— Дрова тут, за стенкой, — сказал Зырянов. — Идемте вместе. — И хотел пойти, но Лиза потребовала:

— Борис, не смей ухаживать за подружкой!

Паня принесла охапку дров и бросила к печке, почти не нагибаясь:

— Тише, ты! Ребенка разбудишь.

— Еще прикажете принести?

— Хватит! Ступай на кухню, не мозоль тут глаза… Борис, собирай на стол! Если тарелки грязные — вымой немедленно.

Игривое настроение девушки передалось всем. Все почувствовали себя непринужденно и весело. Борис Лаврович начал расстанавливать на столе посуду, раскладывать приборы. Нина Андреевна завела патефон, поставила пластинку «Тирольский вальс». Торокина села возле патефона, подперла щеки кулаками.

— Вальсы потом, — сказала Лиза, ставя широкое блюдо с пельменями на стол. — Садитесь есть.

За столом она сидела мало, то и дело срывалась с места, бегала к печке, засыпала в котел пельмени, мешала их, чтобы не уплыли. От жару в печи она раскраснелась, разрумянилась, Борис Лаврович и Нина Андреевна не сводили с нее глаз: уж очень она была мила, привлекательна.

Паня, занятая едой, ни на кого не обращала внимания, подкладывала себе на тарелочку пельмени, и как только наполняли стопку вином, она, не дожидаясь приглашения, опоражнивала ее. Лиза не стерпела, возмутилась, отставила ее стопку в сторону и шепнула:

— Хватит!

Ужин был уже окончен. На широком блюде стыли оставшиеся пельмени.

— Где вы, Лиза, намерены работать? — поинтересовалась Нина Андреевна.

— В лесу! Где же? — оживилась девушка. — У меня теперь есть квалификация. Раньше хотела пойти на валку деревьев, на самое увлекательное дело, но женский труд на валке отменен. Придется работать на разделке хлыстов. Эта работа тоже интересная. Уеду на Новинку, подберу себе бригаду…

— Но почему не в Чарусе? — удивился Зырянов.

— Я дала слово подругам вернуться на Новинку.

— Век с подругами жить не будешь, милая Лиза! — молвила Нина Андреевна. — Женщине нужна более крепкая опора.

Лиза потупила глаза:

— Я об этом еще не думаю.

Панька пристально посмотрела на подружку, ткнула ее коленкой под столом и шепнула:

— Оставайся тут, Лизка, оставайся! Не ломайся.

Медникова нахмурила брови, отвернулась.

Это не понравилось Пане. Она охладела к общему разговору, зевнула в кулак, перебралась на диван и уснула.

В комнате раздался резкий, отрывистый телефонный звонок. Зырянов подошел к круглому полированному столику, на котором стоял аппарат, и взял трубку.

— Борис Лаврович? — отчетливо послышался из телефона густой басистый голос директора леспромхоза. — Зайди ко мне ненадолго в кабинет. Тут надо разрешить один вопрос.

Извинившись за отлучку, Зырянов поспешно надел полудошку из оленьего меха, пыжиковую шапку с длинными ушами и вышел из дома.

Нина Андреевна поближе придвинулась к Лизе со своим стулом, положила руку ей на плечо.

— Почему вы все-таки хотите уехать в Новинку? Поверьте, я вам хочу только добра. А вы, мне думается, бежите от счастья…

— Мое счастье впереди. Я только начинаю жить.

— Борис Лаврович помог бы вам найти свое счастье.

— Я свое счастье сама найду.

— Вы очень упрямая, Лиза!

— Какая уж есть.

— Лиза, милая моя! Вы много мудрите и не доверяете своему сердцу. Оно ищет друга. А вы идете против сердца.

— Как вы можете знать, что творится у меня на душе?

Лиза украдкой взглянула на свои часики. Багрянцева заметила это, поднялась со стула.

— Ну, мне пора уходить. Борис Лаврович скоро вернется. Дожидайтесь его.

Нина Андреевна ушла. Лиза разбудила свою подругу.

— Уговорили они тебя? — спросила Торокина, поправляя расползшуюся прическу.

— А чего меня уговаривать? Я сама себе хозяйка. У меня свой ум.

— Ох, Лизка, что ты делаешь? Не надо его обижать. Он очень хороший человек. Смотри, как нас встретил… Ты бы хоть поласковее была с ним. Приласкала бы…

— Ты обалдела, Панька!

— А чего тут такого? Если сама не хочешь, разреши мне поухаживать за ним.

— Ой, Панька! Ты совсем потеряла совесть! Собирайся живо!

— Что ты? Куда мы пойдем? Ночь, холод.

— Собирайся без разговоров! — Лиза подала подружке фуфайку и шапку. — Одевайся скорее!

Ночь была темная и холодная. Снег еще не выпал, а земля застыла. На крышах и деревянных тротуарах лежал иней.

В лесу, на побелевшей лежневой дороге, прислушиваясь к звонкому хрусту инея под ногами, Торокина сказала с упреком:

— Что ты, Лизка, злишься на меня? Если любишь, выходи замуж. А то сама от него нос воротишь и других ревнуешь.

— Не ревную я!

— А что это, как не ревность?

— Не ревность это… Это такое чувство… Ты совсем, Панька, не уважаешь себя.

22

Лесозаготовительный сезон начался. Между Чарусом и железнодорожной станцией ежедневно курсировали автомашины, привозили колхозников, прибывших на лесозаготовки. В большинстве это была молодежь: парни, девушки. Народ крупный, тепло одетый, с большими котомками.

Чибисов, поглядывая на мешки с мукой, крупой, мясом, скептически говорил парторгу Березину:

— Да разве этот народ будет у нас работать? У всех полно продуктов. Зачем им работать?

— Я понимаю, Евгений Тарасович, куда ты гнешь… Думаешь снова, как и в прошлом году, прикрываться низкой производительностью труда колхозников? Не пройдет теперь этот номер. Ты вот вечерком собери-ка всех мастеров, комендантов домов, уборщиц общежитий, да и потолкуем с ними, как надо встречать колхозников. А то некоторые из нас смотрят на них как на обузу: мол, много с ними возни, мол, пускай сами, как хотят, осваивают работу в лесу, а мы лишний часок посидим дома… Есть такие настроения, Евгений Тарасович?

— Есть.

— Я знаю, что есть. Это наша беда! Так давай сделаем, чтобы в этом году она не повторялась.

К Чибисову и Березину подошел высокий плечистый парень в белом полушубке и серой ушанке с вмятиной, где когда-то была армейская звезда.

— Вы тут начальники? — спросил он, поглядывая живыми, но строгими глазами.

— Я начальник лесопункта, а это парторг, — сказал Чибисов. — А что?

Парень обратился к Березину:

— У вас тут комсомольская организация есть?

— Организация-то есть, только работы настоящей нет.

— А вы, парторг, чего же смотрите?

— Я везде смотрю, только у меня два глаза, за всем не усмотришь. Нашего комсорга пока держишь в руках — он работает, а чуть отвернулся — он за девушками увяжется и про комсомольскую работу забудет. Парень молодой, день работает в лесу на тракторе, вечер настанет: не то комсомольцев собирать, не то на свидание идти? Раскинет умом и пойдет к своей девушке — благо, что тут особой подготовки не требуется… Нам нужен хороший комсорг!

— А как вашего комсорга зовут-величают? Где его найти?

— Комсорг у нас Яков Мохов, а живет он в избушке, вон напротив конторы стоит, три окна на улицу, одно в огород… Вы, что же, комсомолец?

— Нет, не комсомолец, а член партии. Просто я люблю народ веселый, живой. У себя в колхозе я организовал самодеятельность. Наш драмкружок на областном смотре Почетную грамоту получил…