Николай Чевельча - Рядом с молниями Страница 37

2

Улыбаясь своим мыслям, Павел Федченко шагал к офицерской гостинице. Теперь он не новичок. Шутка ли, командир ракетной батареи! Он был горд, но в то же время и боялся чего-то.

Дежурная тетя Паша, подавая ему ключ, сказала:

— Сам Бондарев приказал выделить комнату на одного человека.

Он поблагодарил тетю Пашу, поднялся на второй этаж, открыл комнату. «Надо написать моим. Порадовать их, — оглядевшись, подумал Павел. — Хорошо, уютно».

И тут в дверь постучали.

— Здравствуй, друг! — приветствовал его капитан Ходжаев. — Всегда верил в тебя! Есть просьба, дорогой. Возьми к себе водителя Валиева. Сначала на машину, а потом номером в расчет.

— Возьму Валиева без всякого. А тебе за доброе слово спасибо...

В подразделении уже знали, что их командир капитан Герасимов от занимаемой должности отстранен. Солдаты и сержанты по-разному восприняли эту новость. Но мнение было единым: виноваты в этом все. И, конечно, все были уверены: к ним теперь нагрянет большое начальство, начнут разбираться, а уж командиром пришлют — не ниже майора.

Низовцев с Зайцевым готовили стенгазету. На листе ватмана красными буквами было написано: «Ракетчик», а ниже — «Орган личного состава первой ракетной батареи».

— Очень неплохо, — сказал Низовцев. — Только слово «первой» не соответствует. Теперь мы последние.

— Ничего, — не унывал Зайцев, — немного походим в последних, а потом снова в первые. Как это я карандаши не спрятал за пазуху?.. От Бондарева не утаишь. Морячок. Насквозь и глубже видит. Помню, вернулся он с учебы и пришел к нам в расчет на занятия. Посидел, послушал, потом вдруг и спрашивает о том, что мы проходили в прошлом месяце. Все, конечно, по нулям. Пошел в Ленинскую комнату, посмотрел на оценки: у меня аж сердце оборвалось. Бегу к капитану Герасимову, докладываю. «Ничего, — говорит, — нам бы только эту неделю продержаться, а потом уедем на полигон и там подтянем».

— Нечего теперь на Герасимова сваливать. Надо дело поправлять. Все гораздо сложнее, чем ты, Зайцев, думаешь. Это же ракетное подразделение, — втолковывал Низовцев.

— Но мы еще учимся, — ответил тот.

— Учиться можно по-разному. Вон у Думова спецподготовка организована так, что каждый номер уже может сдавать на классность.

— «Думов, Думов», — передразнил Низовцева Зайцев, но к этому ничего не добавил. Отложив в сторону карандаши, объявил: — Заметки наклеите сюда и сюда. А я вернусь и все закончу.

— Нет, товарищ Зайцев, сегодня никуда не пойдете. Пойми, Зайцев, ты мне друг, но идти сегодня нельзя. Газета нужна к утру обязательно. Знаешь, ведь приходит новый командир. Мы не можем перед ним осрамиться. Когда последний номер выпустили? Почти месяц назад.

— Здравствуйте, товарищи, — раздалось нерешительно от двери.

Все повернулись. Перед ними стоял высокий стройный смуглолицый парень. Он застенчиво переминался, не зная, что сказать еще.

— Проходите, товарищ, — пригласил сержант Низовцев. — Давайте познакомимся.

— Валиев я, зовут Хаджи. Пришел к вам служить в подразделение. Как узнал, что к вам новый командир идет, капитан Ходжаев упросил подполковника Бондарева. Мало образования. Только семь классов. А у ракеты надо, говорят... Ну, пока на машине, а потом и номером.

Все это он выпалил так быстро, что сержант Низовцев сразу не понял, что к чему.

— Хорошо, товарищ Валиев, что к нам пришли. А семь классов — ничего, лишь бы желание было.

— Будем тебя звать Хаджи-Муратом. Это, конечно, для нас. А для старшины и сержанта Низовцева — ты только «товарищ Валиев». Понял, Хаджи? — Зайцев подошел к парню, хлопнул его по плечу. — А теперь скажи-ка нам, Хаджи-Мурат, не знаком ли ты с командиром подразделения?

— Почему не знаком? Очень хорошо знаком. Вместе в хозяйственном взводе свиней возили на ветеринарный пункт.

Зайцев покатился от хохота, успокоившись, он дурашливо сказал:

— Теперь я буду писать и рисовать исключительно красными карандашами и только сущую правду, ибо теперь наше подразделение будет по всем вопросам впереди, а особенно по свиноводству... Налицо специалисты.

— И по юмору тоже, поскольку налицо хохмачи, — строго перебил его Низовцев, а Валиеву пояснил: — Не обращай на него внимания, это ведь он, шутник, вместо «троек» рисовал «пятерки»...

— А, конечно, понимаем, Теркин, значит, свой. Это хорошо, не скучно. Но он не только хохмач, мы знаем, что он нашел мальчика в лесу и его как героя сфотографировали, в районной газете пропечатали. Капитан Ходжаев сказал, что Зайцева не фотографировать надо было, а кнутом, нашим узбекским кнутом из конского хвоста, чтобы в самоволку не ходил. Шутник...

— А вы что, дорогой товарищ Валиев, — снова с иронией спросил его Зайцев, — специалист по конским хвостам?

— Нет, я тракторист и водитель. Хлопок убирал. Видел, когда цветет хлопок?

— Постой, постой, — изумился Зайцев. — А ну-ка давай на свет. Я недавно видел кино в клубе, там показывали большую деревню, стариков, хлопковые поля, а на тракторе сидел парень, про которого один офицер сказал, что будто он в нашей части служит. Уж не ты ли это?

— Ну, я, а что?

— Если ты, то где орден?

— Есть у нас и орден Трудового Красного Знамени, и медаль «За трудовое отличие». Только у нас не деревня, а кишлак, не старики, а аксакалы. Знать надо. А то приедешь к нам, скажешь не то слово, обида будет на всю жизнь, не посмотрят, что ты хохмач.

Только теперь Низовцев и Зайцев рассмотрели на гимнастерке Валиева орденские планки.

— Молодец, Хаджи-Мурат, — снисходительно произнес Зайцев. — Да и как же иначе: к нам в подразделение не пришлют кого-нибудь. — Зайцев, однако, чувствовал себя уязвленным и, думая, как отыграться, спросил у Валиева: — Может, ты, дорогой джигит, умеешь не только убирать хлопок, но и рисовать? Ужас, как устал заниматься этой мелкой работой!..

— Очень даже хорошо умею рисовать, — неожиданно строгим голосом сказал Валиев. — В бригаде у себя был редактором «Молнии». Много их мы выпустили... Сам секретарь райкома комсомола товарищ Назипов хвалил. — С этими словами он взял красный карандаш и лист бумаги. Быстро сделал набросок. Черным карандашом что-то поправил и передал лист Зайцеву.

Тот принял рисунок и долго сосредоточенно смотрел на него.

— Да, — проговорил озадаченный Зайцев, — похож. Только уши вот велики...

Низовцев тоже посмотрел на рисунок, с которого весело смотрели глаза Зайцева.

— Молодец, Валиев, — одобрил сержант. — Но уши в самом деле великоваты. Зайцеву следует не уши, а язык длинный нарисовать.

Теперь смеялись все трое. Валиев сказал извиняющимся голосом:

— Да, не прав я... Заяц — это одно, а Зайцев — совсем другое, это плохая хохма, прости меня, рядовой Зайцев!

Зайцев первым протянул руку Валиеву:

— Это ты меня прости. Я тоже пошутил на тройку с минусом: Хаджи-Мурат — это одно, а рядовой Валиев — совсем другое, ничего общего.

Валиев остался очень доволен таким примирением.

3

Казарма. На двухъярусных койках спят солдаты и сержанты. Дежурный по подразделению посматривает на часы. Через пять минут надо поднимать сержантский состав.

В это время в помещение вошел лейтенант-инженер Федченко. Он поздоровался с дежурным и дневальным, про себя отметил чистоту и порядок в коридоре, у тумбочки дневального. Документация под стеклом написана четким почерком, стенгазета на видном месте.

Дежурный, попросив разрешения, направился поднимать сержантов.

Федченко понимал, какая ответственность легла на его плечи, и он, конечно, волновался. Теперь он был самым молодым командиром подразделения — ему только что исполнилось двадцать два года.

Старшие товарищи уверяли: «Сможешь! Трудно, конечно, будет, но у тебя не только молодость, но и знания». А подполковник Дунаев так убеждал: «Не скрою, я был против твоего назначения. Но в тебя верят. Так требует обстановка, ведь нам на фронте в твои годы было не легче!»

До подъема оставалось около трех минут. Федченко взглянул на спящих солдат, круто повернулся и вышел из казармы.

Он ходил по дорожке вдоль казармы и думал, думал о предстоящей работе. Мимо проходили офицеры и солдаты, он машинально приветствовал их, а в мыслях был там, в учебных классах и на стартовой позиции.

— Товарищ лейтенант-инженер, — окликнул его дежурный. — Подполковник Бондарев просит вас в подразделение...

Федченко вошел в учебный класс. Он его хорошо помнит.

«Ничего нового не добавилось за это время», — окинул он взглядом знакомую аудиторию.

— Итак, приступим к занятиям, — выслушав доклад дежурного, объявил новый командир. — Я внес коррективы в расписание. Начнем с теории. — Голос Федченко стал тверже и ровнее. — Тема занятий: «Особенности полета баллистической ракеты стратегического назначения и ее система управления». Прошу вас, товарищ Низовцев, развесьте вот эти схемы.