Гавриил Кунгуров - Албазинская крепость Страница 41

— Средь множества тел не сыскать Ярофея…

— Ярофеюшку сыщу хоть средь тысяч… — отвечала приглушенно женщина.

Тени двигались неторопливо.

На холме воин в чешуйчатой кольчуге вновь поднял голову, перевернулся на спину. Кольчуга на груди пробита, чешуйчатые кольца рассыпались. Грудь рассечена, запеклись на ней сгустки крови, израненное тело ныло. Воин открыл глаза, опаленным ртом жадно хватал воздух…

Небо очистилось. Луна горело светло. Воин закрыл глаза, простонал:

— Погасите лампаду…

Голова поникла он умирал. Близко послышался шорох. Воин силился вновь подняться, застонал, повернулся на бок; из-под пробитой кольчуги выпал на землю окровавленный сверток в шелковом плате. Темные губы воина едва слышно шептали:

— Пометы мои заветные… пути тайные…

Сторожевой маньчжурский ратник кричал в ночной тишине, ему откликался второй. Крики, как жалобные вопли, катились по Амуру, эхо глохло над тайгой. Воин от крика вздрогнул, приподнял голову, беспомощно шарил рукой, стараясь засунуть сверток под кольчугу.

— Казаки, умираю! — крикнул он и вытянулся; по кольцам кольчуги хлынула кровь.

Воин упал вниз лицом, руки раскинул, жадно схватил полные горсти взмокшей от крови земли. Поодаль лежал заветный сверток — чертеж неведомых землиц и стран…

Степанида узнала голос Ярофея. Спотыкаясь, припадая к земле, поползла по холму; две тени беззвучно скользили за ней.

Степанида причитала:

— Ярофеюшка!.. Откликнись…

На чешуйчатую кольчугу будто посыпал кто щедрую пригоршню серебра: переливалась она, искрилась, трепетала…

Степанида признала Ярофея, залилась слезами.

Тело атамана албазинцы взяли на руки, помогла Степанида. Меж выбоин, по густой траве, хоронясь и оглядываясь, спешили они к крепости.

Тело Ярофея Сабурова положили в каморке Степаниды. Теплилась блеклая лампада. Вытянувшись во весь рост, лежал Ярофей Сабуров. Обрядила его Степанида в смертную рубашку, обмыла, причесала. У изголовья поставила иконку чудотворца Николая. Стояла Степанида, устремив взор на бескровное лицо, плакала молча. Слезы падали на шершавую руку Ярофея, Степанида причитала негромко: «Спокинул, Ярофеюшка, одинешеньку умирать оставил… Отчего, Ярофеюшка, огорчился да не взял меня горемычную с собой в могилу?..» Степанида упала на грудь мертвеца и глухо зарыдала; рыдала и жаловалась, пока жонки не увели.

Ярофея Сабурова схоронили в правом углу двора, возле часовни. Едва насыпали могильный холм, вновь ударили корабельные пушки.

Неприступным утесом возвышалась Албазинская крепость.

Корабли Синь-готу по-прежнему стояли на Амуре. Только пушки били совсем редко: иссякли огневые припасы, к тому же поручил Синь-готу от богдыхана строгую грамоту. Богдыхан стыдил его за неуспех, грозился наказать за неумелую осаду, велел корабли беречь, на Амуре не заморозить, до зимы Албазин снести и вернуться с победой.

Невиданное упорство осужденных разгневало и опечалило Синь-готу.

Заперся он в корабельной каморе и на зов не откликался, убедился: крепость не взять. Страшили наступающие холода и первые заморозки. Средь его воинов, одетых в летние одежды, стоял ропот, и Синь-готу понимал, какая нависла угроза. Удивлялся он храбрости и противоборству албазинцев. Сокрушался: ведь людей разных кровей ломала маньчжурская рать, сносила начисто селения, города, крепости. Делила его рать добычу: и жен, и детей, и скот, и юрты. Такова участь непокорных китайцев, черных монголов, степных татар, эвенков и иных народов, которые осмеливались поднять лук и меч против великого богдыхана — властелина Серединного царства. Отчего сила русских столь велика и несокрушима? Отчего крепость их огонь не пожирает, пушечные ядра плохо рушат стены и башни? Отчего десять храбрых маньчжурских конников трусливо шарахаются и, обезумев, бросив копья, мечи и луки, падают сраженными, завидев страшные глаза краснобородого русского?

Боялся Синь-готу богдыхановой немилости.

В полдень прискакал к Синь-готу посланец от богдыхана. Богдыхан повелевал войну прекратить, крепость Албазин немедленно оставить и с войсками уйти. Синь-готу бегал из угла в угол по каморе, сжимал голову ладонями: он пытался разгадать тайный смысл богдыханова приказа. А приказ тот пришел неспроста. В Пекин приехал гонец из Москвы с грамотой, извещающей о скором прибытии важного посла от царя великого Русского царства для переговоров. Богдыхан и его близкие люди и мудрейшие советчики помнили смелого и неуступчивого Спафария. И хотя безмерна была надутая гордость владыки Китая, а Спафарий, достойный русский посол, умерил их гордость, заставил увидеть в России могущественное государство. О храбрости русских воинов богдыхан судил по албазинцам, сломить которых Синь-готу не сумел, хотя привел под крепость большую армию и флот во главе с тремя желтыми знаменами отборных маньчжуров — надежды и опоры богдыхана. Храбрость албазинцев, их ратные победы на Амуре отрезвили голову богдыхана и его хвастливых вельмож.

На утро другого дня увидели албазинцы чудо: корабли Синь-готу поспешно сплывали вниз по Амуру, конники и пеший строй берегами двигались в сторону города Айгуня. Рать Синь-готу ушла.

Новый Албазин, выдержав грозную осаду, стоял, взмыв башнями в поднебесье. По-прежнему слава о казацкой удали и силе неслась по Амуру от рубежей русских вплоть до Восточного моря.

Нерчинский договор

В утренние росы никнет трава к земле, на ней нога человека и зверя оставляет приметный след. Албазинские добытчики, соболиные следопыты рассмотрели на травяном ковре тайные узоры. Прошел степью вокруг Албазина караван верблюдов до ста, а то и более.

Добытчики, озираясь, пошли по следам, чтоб у брода на рыхлом песке и грязи разглядеть следы. У водопоя Николай Седых сказал:

— Гляжу, казаки, и по следу угадываю шаги мунгальских верблюдов. Тому примета есть: верблюд мунгальский шагает широко, ступь его на песке завсегда затменна.

— Не иначе, мунгальская рать в обход пошла на крепость, — сумрачно ответил старый албазинец Никандр Суслов.

Николай Седых поучал:

— Повадки мунгалов и даурцев я хорошо знаю. Коль пошли в обход, жди беду в лоб…

Казаки спешно принесли весть в Албазин. Но албазинцы и без того всполошились. Нашли у водопоя албазинские бабы тело Панкрата Кривого, лежал он сраженный вражеской саблей. С Гусиного озера прискакали братья Переваловы, они говорили:

— Сидючи в засаде на уток, видели, как подъехали к озеру мунгальские конники, чтоб напоить лошадей, верблюдов и быков. Конники при пиках и мечах, с луками и стрелами. У каждого по три лошади, не считая иных животин. Одна лошадь под седоком, вторая — под запасами, третья — под седлом крутым, а на нем приторочена пушка-маломерка.

Над крепостью вновь нависла угроза.

Тем временем караван верблюдов обошел крепость с запада на восток и скрылся в степях. Монголы сразили нескольких зазевавшихся албазинцев, захватили в плен двух казаков.

Такое лукавство и происки монголов встревожили албазинцев. Дали они весть нерчинскому воеводе, чтоб слал ратную подмогу. Осада крепости войском Синь-готу, от которой едва оправился Албазин, была памятна. Однако прошло лето, прошла зима, креп Албазинский городок: ни маньчжуры, ни монголы возле его стен не появлялись.

Албазинцы ходили много раз вниз по Амуру, собирали ясак, строили малые крепости и городки и на Амуре и на Зее.

Ни маньчжуры, ни даурцы на Амур не приходили.

Вольные казаки с гордостью величали себя хозяевами Амура. Селились вокруг крепости русские пришельцы. Появились в Албазине новые насельники; только старые албазинцы помнили прежние набеги маньчжуров и осаду крепости, о них по вечерам рассказывали молодым казакам.

На Амуре стало мирно и тихо.

…Внутренние междоусобицы раздирали Серединное царство. Престол великого богдыхана Кан-си находился в большой опасности, и не однажды пламя вольности разгоралось то в одном, то в другом конце Китайского царства.

Китайцы-землепашцы, ремесленники, лодочники, рыбаки, носильщики и прочий работный люд, бедняки, нищие, босой народ, на чьи плечи обрушились все тяжкие кары захватчиков-маньчжуров, князей да помещиков, всюду зажигали пламя непокорности, хватали пики, ножи, самопалы и угрожали трону богдыхана. Даже прославленные китайские ученые, поэты и немалое число чиновников и торговцев помогали восставшим. «Гору плечом не сдвинешь, реку ладонью не запрудишь» — такова сила китайцев, наводивших страх на маньчжуров.

Тревожило богдыхана и его родичей тайное общество «Белый лотос», в него входили миллионы непокорных китайцев, сынов своей униженной родины. Особенно устрашало, потрясая богдыханов трон, тайное общество китайцев «Триада» — небо, земля, человек, «Триада» денно и нощно трудилась, стараясь объединить китайцев всей страны, повести их войной и свергнуть ненавистную власть маньчжурских ханов. Всюду среди китайцев на разных наречиях передавался тайно, с большой опаской призыв: «Хуань-чжэн, хок бэн!» Что означает: «Изгони маньчжуров и восстанови власть минов, китайцев!»