Анатолий Ким - Будем кроткими как дети [сборник] Страница 43

Сом

Два мальчика, очень довольные, идут краем рисового поля. Рубахи на них — заплата на заплате, оба босиком. Меньшой шагает впереди, а Каменный Тигр, которому уже лет восемь-девять, идет сзади. Рисовые поля готовят к уборке, воду с них уже отвели, и в обмелевших канавах полно рыбы, ее и решили добыть братья.

В руке у Каменного Тигра пика с железным наконечником — сам выточил его из толстой проволоки. Он обещал брату набить много рыбы, даст и ему поострожить. В предвкушении этого братишка весь напыжился, шел, размахивая руками, иногда бросал воображаемую острогу и попадал в невидимую на дороге рыбу…

Им повстречался старик, в соломенной остроконечной шляпе, в белых провислых на заду штанах, стоящий на берегу канавки. Руками старый опирался на палку и смотрел на созревшее поле.

— Э, Андрэ! — позвал он Каменного Тигра. — Куда ты направился? Да еще и брата взял с собою, смотри-ка!

— За рыбой, дедушка! — ответил мальчик.

— А-а, славно! Наловишь рыбы, дашь ли мне?

— Дадим, нам не жалко, — пообещал мальчик.

— Только не все, а немного, — добавил младший, Розовый Юг.

— Ну, молодцы, молодцы, — одобрил дед. — Побольше наловите!

Дети пошли дальше, старик остался. Он смотрел вслед, покачивал широкой соломенной шляпой, что-то бормотал себе под нос.

— Если поймаем всего две рыбы, одну ему не отдадим, правда ведь? — спрашивал между тем младший брат у старшего.

— Две… — Старший задумался. — Нет, не отдадим.

— А если три?

— Если три, то одну можно отдать, — решил Каменный Тигр.

— Нет, не надо! Нам самим мало останется! — возразил Розовый Юг.

Старший промолчал на то. Он думал: если из трех рыб отдать одну, останется всего две. И на самом деле маловато. И он сказал:

— А мы много наловим.

— Сколько?

— Целый воз. Сейчас будет знаешь сколько рыбы!

Они обогнули угол поля и пошли вдоль новой канавы,

воды в которой было совсем мало. Из-под ног сыпались и шлепались в канаву комья глины. Над желтым полем выгнулось шатром голубое небо. Облака вдали, над зелеными сопками, висели смирные, небольшие, ватные. Над дальним краем поля пролетел невидимый ветер, заволновал ждущий жатвы рис, а вблизи он стоял не шелохнувшись.

С берега в воду медленно вполз черный уж и затем быстро поплыл, приподняв головку. Розовый Юг побежал за ним, указывая пальцем: «Змея! Змея!» Он отбежал далеко, затем повернул назад. Рыбы что-то не было.

Они прошли еще изрядно, а рыбы все не было. И тогда младший пристал к старшему:

— А если мы ничего не поймаем?

Каменный Тигр не ответил. Младший не отставал:

— А если ничего? Ничегошеньки, ни вот такой малюсенькой не попадется? Чего тогда?

Старший подскочил и огрел его по затылку. Розовый Юг сунулся носом вперед, пробежал несколько шагов, закрыв глаза и собираясь зареветь, но Каменный Тигр проворно настиг его и поддал еще раз, на сей раз коленом под зад. Розовый Юг пролетел дальше, размахивая руками, и взвизгнул, но заплакать не успел.

Вблизи них кто-то тяжело завозился в канаве. Дети увидели спину огромной рыбы. Она ворочалась в мелкой воде, словно чудовище, подымая вокруг себя муть. Вперед двинуться рыбина не могла, потому что лежала брюхом на дне.

Младший прыгнул в канаву, сел верхом на рыбу. Она поддала хвостом, и мальчик полетел в воду. Но он тут же вскочил и снова оседлал рыбу, ухватил ее за жабры. Каменный Тигр подскочил и, торопливо замахнувшись, нанес удар пикой. Тут младший и завыл, ибо точеный наконечник с бородкою прошил ему руку и пригвоздил ее к рыбе. Мальчишка орал, широко раскрыв рот, с отчаянием глядя на брата, а тот крутился рядом, пытаясь поймать древко остроги. Она моталась свободным концом в воздухе, крепко застряв наконечником в голове рыбы.

И тут рыба опять могуче поддала, подняв тучу брызг, и Розовый Юг снова полетел в воду, отделившись, наконец, от пригвоздившей пики. Ему разорвало мякоть меж большим пальцем и остальной рукою, отчего палец стал как бы вдвое длиннее. Увязая ногами в липкой глине дна, мальчики выбрались на берег. Ноги у них были черны до колен.

Каменный Тигр оторвал широкую полоску от своей рубахи и как мог перевязал брату руку. Обмотка получилась толстая, как кочан, но кровь пробилась сквозь нее, закапала с повязки на землю.

— Идем домой! — отчаявшись, решил старший.

— А рыбу?! — завизжал Розовый Юг, топоча на месте ногами. — Рыбу кто-нибудь заберет!

Рыба между тем издохла. Это оказался громадный усатый сом, длиннее человека и толщиною с бревно. Его пришлось вытаскивать на берег, продев сквозь жабры кольцо из лозины. За это кольцо и тащил Каменный Тигр свою добычу, волоча сома по траве, а сзади, согнувшись, как старичок, прижимая к груди руку, шел и стонал и поскуливал раненый Розовый Юг.

Разумеется, дядя не стал драть на этот раз. Он обошелся тем, что сурово посмотрел на Каменного Тигра и сказал: «Впредь будь осторожнее, поросенок». А кровавую рану на руке Розового Юга он залепил шматком соевой пасты и крепко перевязал чистой тряпкой.

Вечером Каменный Тигр заходил к соседям то в один, то в другой дом, разносил куски рыбы. Дядька разрубал топором сома, а мальчик разносил. И ему очень нравилось, когда люди всплескивали руками, узнав, в чем дело. «О, Андрей! — говорили ему. — Ты уже охотник, добытчик, ты молодец у нас!» И радовался он, что рыба оказалась хоть и одна, но такая огромная, что ею можно было и самим насытиться, и угостить стольких соседей. Так впервые узнал Каменный Тигр, как приятно быть в этой жизни дающим… Много он потом будет ловить рыбы, но добыть такую рыбину ему уж больше не придется.

Лошади

Они в жизни моего отца значили много. Он любил лошадей.

У них в хозяйстве была своя лошадь, но вскоре после смерти отца лошадь была продана, затем и дом был продан, с тех пор они переезжали с места на место и жили у тех, на которых батрачили. Каменный Тигр работал на чужих с восьми лет — надрезал головки мака при сборе опиумного молочка, убирал и сеял, помогал пахать. Всякую работу, связанную с лошадьми, он особенно любил.

Была ярая августовская сушь. Пахали зябь после уборки мака. Дядя шел за плугом, Каменный Тигр сидел на кореннике и правил. Трава на меже высохла и побурела, маленькое белое солнце в небе жгло нещадно. Обе лошади были вконец измучены, их обсасывали тучи слепней и громадных тугоглазых оводов. Насекомые кишели, облепляя морды, ноги и животы бедных лошадей. Измученная пристяжная плохо тянула, била копытами, мотала головою, охлестывалась длинным хвостом. Управлять коренником тоже было нелегко — норовил куснуть соседку. Дядя, тоже измученный и усталый, предупредил племянника, чтобы тот смотрел в оба, как бы кони не понесли. Но до конца пахоты все обошлось. На последней борозде мальчик завернул лошадей, а дядя выдернул плуг из земли и положил набок. Тут и рванули они неожиданно, неистово. Дядя выпустил плуг.

Обезумевшие лошади неслись, молотя копытами по оглоблям. Лежавший на боку плуг широко мотался за ними по свежей пахоте. Отскочило колесо и покатилось в сторону. Лошади врезались в мелкий осинник, стоявший живой изгородью вокруг поля. Хлестнули ветки, затрещали осинки, ломаемые плугом, но разгон лошадей был столь силен, что пара вмиг пролетела сквозь деревца. Оторвалось другое колесо, перевернулся хомут на коренной. Задралась оглобля и стала колотить всадника по боку. Мальчик припал к костлявой холке лошади.

Работая, он обвязал голову платком, чтобы не так донимали оводы. Дядя, выбежавший через осинник на соседнее широкое поле, только и увидел этот белый платок, мелькавший в пыльном вихре, уносившемся вдаль, в сторону села.

В селе в это время оказался народ, было обеденное время. Люди издали увидели мчавшихся лошадей и сразу поняли: лошади понесли. Заметили и мальчика с платком на голове, сидящего на кореннике. Пыльная завеса не скрывала их из виду: пыль взвивалась за ними сзади.

Крикнули: «Веревок!» Принесли веревки, растянули поперек улицы. Одни, сидя на земле, держали натянутую веревку над самой дорогой, другие, стоя на коленях, натянули повыше, а те, что стояли в рост, взяли веревку на плечи. И поперек широкой деревенской улицы образовалась веревочная ограда.

Лошади набегали стремительно, страшно. Казалось, что никакая сила не сможет их сдержать. Но, со всего хода влетев в веревочный упругий забор, лошади стали, храпя и приседая на задние ноги. Подбежали и схватили их под уздцы. Они были мокры, в клочьях пены, словно их вынули из горячей мыльной воды. Распаленную плоть сотрясала частая мелкая дрожь. Глаза выкатились, налились безумной кровью, страшные вены вздулись под шкурой. Они не давались, но их осторожно выпрягли. Хотели снять мальчика, но оказалось, что руки его закоченели на гриве. Пучки гривы, выхваченные его руками, уже наполовину выдернулись с мясом. Пришлось обрезать гриву ножницами. И окровавленного мальчика, стиснувшего в скрюченных пальцах пучки конской щетины, внесли в чей-то дом. Старик, хозяин дома, принялся разминать и растирать сведенные судорогой руки Каменного Тигра. Оглоблей ободрало ему бок, до крови расколотило зад о костлявую спину лошади, пришлось его обмывать.