Олесь Донченко - Золотая медаль Страница 46

Надежда Филипповна осторожно освободила руку и глянула на Юрия Юрьевича.

— Вы что? — спросил он. — Вам неудобно? Я, наверное, не в ногу шел?

Она тихо засмеялась:

— В ногу, в ногу, Юрий Юрьевич. — И, словно продолжая давний разговор, сказала: — Ну, а что? И в самом деле — не пойти ли в кино?

И они пошли дальше среди шумной толпы вечернего города.

Юля не могла бы сказать — спала она или нет. Всю ночь мерещилось что-то страшное, душное. Проснулась задолго до рассвета, сразу же вспомнила все, что произошло вчера вечером, и снова заболело, защемило сердце в невыразимой тоске.

Еще вчера решила, что Виктора у нее уже нет. Если даже он и вернется, попросит извинение, все равно она не сможет простить. Измены не прощают, нет.

Сама себя убеждала, что такая любовь, которая приносит страдание, ничего не стоит. И не надо сожалеть о таком друге, который пренебрегает настоящими чувствами.

Ловила себя на том, что повторяет почти те же слова, которыми уговаривала Варю забыть своего фотографа.

Как застучало сердце, когда увидела на школьном крыльце Виктора!

Догадалась, что он ждет ее.

Да, он ждет ее.

— Юля! Юленька!

Он хотел взять за руку, но она спрятала ее за спину.

— Того, что было, — впопыхах промолвила, — уже не может быть между нами!

Он что-то говорил, оправдывался, но Юля не слушала, быстро ушла, стукнув дверью.

На уроке тригонометрии получила от него записку: «Нам необходимо поговорить».

О чем? Уже не о чем говорить. Все прошло, ничего нет.

После уроков он пошел за нею. Зашли в сквер, в дальний уголок. Пошли медленно аллеей. Пусть. Это — последний разговор.

— Юля, выслушай, — сказал Виктор, — случилось недоразумение!

Он объяснял, что тогда пошел с Софой в буфет, Софа проголодалась. Потом ждал ее, Юлю… Не дождался. Просто ошибка, разминулись.

Нет, она не верила. В конце концов, мог вспомнить и о ней. Она, как и Софа, тоже, наверно, с готовностью съела бы после плавания бутерброд. А, не в этом дело, нет!..

— Простимся, Виктор, — сказала она, ощущая, как разрывается у нее сердце. — Прощай! Будем, как и раньше: я — Юля Жукова, ты — Виктор Перегуда. Что же, так будет лучше. Может, это и в самом деле было недоразумение, но меня всегда будет мучить сомнение. И это будет отравлять нашу… нашу дружбу. Я сделаю все для того, чтобы забыть тебя… чтобы ты остался для меня только товарищем, одноклассником. И если у тебя еще, может, осталась какая-то капля чувства ко мне, заглуши ее, развей по ветру… По ветру, как пепел…

— Как пепел… — повторил он, будто в каком-то страшном забвении. И вдруг вскрикнул: — Юленька, я никогда не смогу тебя забыть! Я же люблю тебя, люблю! Поверь!

— Не верю, Виктор. Извини меня. Не могу, не могу поверить. Не могу забыть, как ты учил Софу плавать, как куда-то спешил с нею, совсем забыв обо мне. Как потом я вышла на улицу… одна.

— Юля, я докажу тебе, что это — ошибка! Я докажу тебе! Поверь! Я тебе клянусь! Чем тебе поклясться?

— Не надо… Уже поздно, Виктор. Я никогда не пожелаю тебе такой ночи, какая была у меня вчера…

— А я… ходил под окнами твоего дома, хотел зайти, но было позднее время. Я был очень удивлен, когда убедился, что ты пошла домой. А хотел так много тебе сказать. Потом на меня напало отчаяние…

— Почему же? Тебе же было, наверное, так хорошо с Софой. Ведь ты провел ее домой. У вас был такой интимный разговор.

Он хотел возразить, но Юля решительно сказала:

— Не надо! Не унижай себя враньем! Пусть ты останешься в моей памяти таким, каким я тебя знала… Прощай, Виктор!

Она вдруг взяла его за руку и какой-то миг с глубоким сожалением всматривалась ему в лицо. Потом, как дыхание, у нее слетело с губ:

— Прощай! Не иди за мной!

Она повернулась и быстро пошла аллеей — мимо березок, мимо молодых каштанов, осеребренных изморозью.

27

Равно в пять Марийка проснулась от звонка будильника. За окнами было еще темно, на дворе словно колыхалась серая муть.

Сразу же девушка сбросила одеяло и начала быстро одеваться. Она выработала в себе привычку не тратить ни единой минуты.

Но сегодня Марийка даже не сделала зарядку, а только наскоро вытерла тело мокрым полотенцем.

Она спешила. Надела лучше платье, улыбнулась себе в зеркало: была так хорошо одета и такая взрослая! В это раннее время все казалось ей необыкновенным, праздничным. Еще вчера она договорилась с Жуковой, что в пять с четвертью они будут на избирательном участке, чтобы проголосовать первыми.

Хотела уже идти, но взгляд задержался на пустой кровати матери.

До сих пор к ней в клинику не пускали. Марийка передавала ей записки, мать тоже отвечала записками, успокаивала дочь, уверяла, что скоро выздоровеет и возвратится домой. Но с некоторого времени девушка ощущала тяжелую грусть. Тревога бередила сердце.

Марийка села на кровать, тихо заплакала. Сегодня они с матерью вдвоем пошли бы голосовать. И как бы мамочка радовалась, с какой бы гордостью посматривала на дочь!

Победила себя, вытерла слезы. Уже, наверное, ее ждут.

Они встретились точно в назначенное время. Юля Жукова тоже пришла по-праздничному одетая, сдержанная, почти суровая.

К началу голосования оставалось еще почти сорок минут. Подруги вошли в зал и были очень удивлены, увидев там двух мальчишек. Это были Николай Сухопара и Юша Кочетков.

— А вы почему здесь? — воскликнула Марийка. — Вот еще избиратели!

— А мы здесь возле карты! — показал Кочетков на стену. — Это Сухопара делал и еще пионеры из пятого!

Он стоял навытяжку, как на посту, в высоких сапожках и в кургузом, отделанном мехом полушубке, который не прикрывал суконных брюк-галифе.

Все глянули на макет карты. Сухопара нажал кнопку, и вдруг вспыхнула лампочка, осветив миниатюрное сооружение с надписью: «Каховская ГЭС».

— Ах вы такие! — вырвалось у Юли. — Молодцы!

В этот миг в зал поспешно вошел дедушка, которого сразу же узнала Марийка. Он тоже узнал ее и живо поздоровался:

— А, товарищ агитатор! Здравствуйте! Не забыли, где встречались? Вы мне еще на карте показывали, где работает мой сынок, Григорий Гаврилович. Только что же это такое, скажите, пожалуйста? Что это такое, спрашиваю? Я — пенсионер, мне шестьдесят пять скоро минет. Я так спешил, так спешил, а вы вон что!

— Что случилось? — вмешалась Жукова. — Извините, мне показалось, что вы нас хотите за что-то поругать.

— Себя, себя ругаю за то, что опоздал! Так спешил, думал, что первым проголосую. Я в прошлый раз был первым. А здесь уже вы!

— Пожалуйста, и теперь голосуйте первым, а мы за вами, — решила дело Юля.

Дедушка согласился и, что-то удовлетворенно бормоча, отошел и сел в кресло. Но в шесть часов, когда открылись двери избирательного участка, он вдруг изменил свое намерение:

— Извините, милые мои, меня старого! И как я не догадался, что вы же впервые голосуете! А если впервые, то и голосуйте первыми!

Марийка получила бюллетень.

— Сюда, здесь кабины, — пригласил ее юноша с красной повязкой на рукаве.

Марийка отодвинула тяжелую портьеру. В кабине на столике лежали карандаши. «Что же я должна здесь сделать? Ах, да, надо свернуть вчетверо бюллетень».

Но она не спешила с этим. Волнуясь, взяла карандаш, зачем-то легонько уколола себе острым концом ладонь. И вдруг поняла, что не может выйти отсюда, пока не выскажет то светлое, необыкновенное чувство, которое переполняет ее сердце.

Быстро присела возле стола. Написала обо всем: что она голосует сегодня впервые, что этот день для нее — праздник, что она клянется не жалеть для Родины ни сил, ни здоровья, и, если надо, то отдаст за нее и жизнь…

Но на бюллетене она сделала лишь короткую надпись, всего несколько слов: «За счастье народа!» И втайне удивилась, что высказала этим все, что хотела сказать…

В соседней комнате стояли урны, обвитые горячим кумачом, вокруг виднелись живые разливы цветов, свисали со стен багряные флаги.

Глянула, а за столом, среди членов избирательной комиссии — директор школы Татьяна Максимовна. Седая, в очках, с черным галстуком, с сияющим орденом Ленина на груди. Она встала и, как всегда, прищуривая глаза, вдруг наклонилась через стол.

— Поздравляю вас, Полищук! Запомните этот день!

Марийка растрогано пожала протянутую руку.

В зале избиратели рассматривали карту строительства новых электростанций. Николай Сухопара — сосредоточенный, гордый, поблескивая глазами, нажимал кнопки, зажигая на карте цветные огоньки.

Марийка вернулась домой и, не раздеваясь, села в кресло. Хотелось побыть одной со своими мыслями, осмыслить и еще раз пережить это утро. За окнами уже рассвело, тихо переговаривались люди, спеша на избирательные участки. Звенели трамваи.