Владимир Богомолов - Повесть о красном Дундиче Страница 47

— Ты не огорчайся, не огорчайся, — перешел на спешную речь комкор, уловивший перемену в настроении Дундича. — Я не шучу. Я вполне серьезно говорю. Если упадет хоть волос с головы этого человека, то у тебя голова полетит.

Буденный оглядел Дундича и, остановив взгляд на черных ножнах, отделанных серебряной чеканкой, что-то вспомнил и спросил:

— Не забыл, чью шашку носишь?

— Свою, — не понял Дундич.

Я в том смысле интересуюсь, не забыл, кто тебе ее подарил:

— Президент республики, — вспомнил Дундич рейд по деникинским тылам, переход из Сальских степей к Царицыну. — Такое не забывается.

— То-то, — удовлетворенно проговорил комкор. — Смекай, Ваня, жизнь какого человека тебе вверяю.

Дундич снова был ошеломлен сообщением.

— Калинина встречать?

— Не встречать. Проводить. Его уже тут встретили. — Темные глаза комкора сузились то ли в усмешке, то ли в ярости. — Он, видишь ли, без охраны ехал.

— Перебили?

— Нет, — успокоил Буденный. — Он храбрее нас с тобой. Решил один ехать. Ну, правда, не один, а вдвоем… А ты что, не слыхал ничего? Тебе Марии не рассказывала?

— До того ли им было, — укорил комкора Зотов. Его намек поддержали дружным смехом.

— Жеребцы, — незлобно пожурил их Буденный. — Девка две недели без милого дружка, а вы «гы-гы». Не слушай их, Ваня, садись. Я тебя введу в курс дела.

Смущенный и немного расстроенный, Дундич прошел к дальней от стола табуретке, настороженно сел.

Закурив козью ножку, Семен Михайлович рассказал, изображая — уже, наверное, в который раз — в лицах, как встретили в конном корпусе Михаила Ивановича Калинина.

— Я аккурат собрался в четвертую. Глядь, вваливаются во двор розвальни в сопровождении двух молодцов. Соскакивают ребята с коней, и один прямехонько ко мне. Другой, гляжу, карабин навскидку держит. А в санях, закутанные в тулупах, два бородача сидят. «Разрешите доложить, товарищ Буденный, — говорит первый молодец. — Так что доставили в целостности двух буржуев или купцов. Драпали из Воронежа к Мамонтову, да на нас напоролись». — «А вы кто такие?» — пытаю хлопца. «Разъезд второй бригады прославленной шестой кавдивизии». — «Ну, а на што мне эти буржуи? — говорю коннику из прославленной шестой. — Веди куда следует». Седоки, услыхав мою фамилию, начали было из-под тулупов выбираться. Но другой паря щелкнул затвором и прикрикнул: «Сиди и не шевелись, контра». А гражданин в очках, с бородкой клинышком, как малому дитю разобъяснять начал, что-де они с Григорь Иванычем не контра. «Вон, слышите, — обратился ко мне докладывающий, — говорят, что они не контра, а старосты». Ну, я подумал, что они церковные старосты, и велел ребятам отвезти их к попу. Пленники рассмеялись. «Да они не к попу просятся, а к вам, — уточнил парень. — Говорят, что старосты они не простые, а всероссийский да украинский». Тут я оторопел немножко. Глянул вот так на пассажиров и подумал: брешут.

В комнате засмеялись, потому что уже знали о промашке комкора.

— Если б, думаю, такие начальники ехали, да чтоб без охраны, да чтоб меня не предупредили, не может того быть. Но на всякий случай спрашиваю: «А документы у них проверили?» — «Проверили, — отвечает конвойный. — Вот они, ихние книжечки». И начал рыться в карманах бекеши. Вышел тут комиссар, взял одну книжечку, заглянул в нее и враз меня толк локтем. Я тоже — усы в ту книжицу. Глядь, а там подпись стоит: Ульянов, а в скобках: Ленин. Поднял я глазищи к верху бумаги, а там написано, что удостоверение сие выдано Михаилу Ивановичу Калинину. Председателю Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Чтоб тебе понятнее было, ВЦИКа нашего. Вот тут я зашелся яростью на своих бойцов и начал стыдить их. А они мнутся да бестолково отнекиваются: неграмотные, мол, мы, какой с нас спрос? Еще скажи спасибо, что в расход не пустили. Было такое намерение: расстрелять буржуев, а тулупы ихние взять себе. На том свете для чего им тулупы? А тут стужа вон какая стоит. Да тот дед с клинышком говорит: «Вы, ребята, расстрелять нас всегда успеете, а отвезите-ка лучше нас к Буденному». Туг отделенный и приказал доставить их в целости и сохранности ко мне. Нет, представляешь, какой конфуз вышел? Ну, подбежал я к саням. Прошу прощения за темноту нашу. А сам-то впервые вижу Калинина, а уж про Петровского и говорить не приходится. Слыхом слыхал, а видеть-то не довелось. Ну нее равно, классовое чутье у нас должно быть? Должен я по обличью отличать контру от своего?

Буденный говорил азартно, смеясь, а Дундич страшно переживал за любимого комкора и жалел, что не его отряд натолкнулся на сани. Тогда бы такого позора не пало на весь знаменитый красный конный корпус. А Буденный продолжал:

— «Вы не беспокойтесь, товарищ Калинин, говорю, я этих орлов крепко накажу». А он вдруг руками замахал да как запротестовал. «Нет, говорит, этого вы не сделаете. Они же не расстреляли нас». «Так хотели же!» — «Сами виноваты, — говорит Калинин, — что без охраны поехали, что вас не предупредили. И очень хорошо, что они встретили, а то ведь очень просто могли на беляков наскочить». Вот, брат, какая история приключилась, пока ты отсутствовал.

Из дальнейшего рассказа Дундич узнал, что председатели ВЦИКа и ЦИКа Украины побывали в четвертой дивизии, а сегодня показали им «атаку» сводного образцового дивизиона. Очень они остались довольны. Настаивали на участии в настоящем бою, но тут весь комсостав на них «навалился». Еле отговорили почетных гостей, а теперь упросили в Москву ехать. Сейчас они отдыхают, а через часок должны отправиться в обратный путь. И уж тут комкор принял все меры безопасности. Решил отобрать для сопровождения председателей самых-самых. Главным образом из тех, кто имеет какой-нибудь подарок Калинина: саблю, наган, часы, портсигар.

— Назначаю тебя, товарищ Дундич, — торжественно сказал Буденный, — командиром этого почетного эскорта.

— Спасибо за доверие, товарищ комкор! — вскинулся Иван Антонович. — Разрешите переодеться?

Когда через полчаса Дундич появился снова в штабе, все невольно залюбовались им. Новенький белый полушубок, перетянутый ремнями, ладно облегал его статную фигуру. От красных галифе в комнате словно стало теплее, будто принес с собой Дундич жаркое пламя костра. Сапоги блестели так, что в них отражались половицы. А каракулевая белая папаха с малиновым верхом делала его высоким и строгим.

— А вот и наш герои, — сказал Буденный, обращаясь к двум бородачам.

Оба они были невысокие, но кряжистые. Оба в очках. Только один с бородкой клинышком, окаймленной сединой, другой — с более окладистой темно каштановой, придающей лицу черты земского доктора или молодящегося купца. Из-под прозрачных линз на Дундича удивленно глянули добродушные глаза.

Первым протянул суховатую сильную ладонь тот, у кого бородка клинышком, и представился:

— Калинин, Михаил Иванович.

Левую руку Дундича захватил второй.

— Петровский, Григорий Иванович.

— Мы про вас уже наслышаны, товарищ Дундич, — сказал Калинин, внимательно разглядывая кавалериста.

— И ожидали увидеть если не Илью Муромца, — поддержал разговор Петровский, — то уж, по крайней мере, Алешу Поповича.

Дундичу было, жаль, что он чем-то разочаровал таких дорогих гостей корпуса. Не они первые удивляются несхожести портрета, созданного по рассказам, с оригиналом. От этого начало беседы всегда выходило каким-то натянутым, скомканным. Вот и сейчас Иван Антонович не знал, как реагировать на реплику Петровского. На помощь пришел Калинин, который без тени недоверия спросил:

— Может быть, поведаете, товарищ Дундич, как вы отвозили письмо генералу Шкуро?

— Эту историю он вам по дороге расскажет, — подошел к ним Буденный. — Путь у вас не близкий, Михаил Иванович, так что вы всю его биографию узнаете. Как эскорт? — обратился он к Дундичу.

— Все готово, товарищ комкор.

— Где полусотня?

— На площади.

— Все так одеты, как ты?

— Нет, кто в чем.

— Пойдем поглядим, — сказал Буденный, накинув на смоляную шевелюру черную низкую папаху. — Мы мигом, — извинился перед гостями. — А вы пока чайку на дорожку попейте.

— А мы хотели с товарищем Дундичем за знакомство по чарочке опрокинуть, — с сожалением проговорил Михаил Иванович.

— И попью, — сказал Дундич.

Буденный хитро усмехнулся:

— Сам же рассказывал, как с графинями спирт хлестал.

— А-а, — понимающе поддержал комкора председатель ВЦИКа, — тогда конечно. Значит, с рабоче-крестьянским классом не желаете?

— Очень желаю, — поглядел на Калинина Иван Антонович.

— Тогда налейте нам символическую, — попросил Калинин.

— Я не буду, — приподнял руку Дундич. — Приедем на место, передам вас другой команде, тогда с большой радостью. Целый стакан!

— Не обижайтесь, Михаил Иванович, — вступился за своего подчиненного Буденный. — Он у меня при исполнении не потребляет. За что и люблю, и ценю. Потому могу поручить ему любое дело. А на дорожку самое милое дело чаек с медком да с чабором. Так прогревает…