Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан Страница 48

Никто не понял, иронически говорит Борисов или серьезно. На Думина он смотрел внимательно и, кажется, тепло.

— Правильно, товарищ начальник, — подтвердил Думин. — Каждый докер — человек знатный. И я в том числе.

Борисов несколько раз утвердительно качнул головой, видимо соглашаясь с Думиным. Потом взял еще одно заявление и так же вслух прочитал:

— «От К. Байкина. Прошу меня уволить в связи с переходом на другое предприятие. Мотивы: я не заводная игрушка, чтобы мной играться. К. Байкин».

Прочитав все заявления, Борисов надолго задумался. Сварщики стояли молча, выжидая. Наконец он сказал:

— И вы полагаете, что с вашим уходом доки перестанут существовать?

Ответил Марк:

— Нет, почему же? Остаются ведь Беседин и Харитон Езерский, наверно, к вам придут и другие Харитоны.

— Вы очень горячий, Талалин! — заметил Борисов. — И не думаете о последствиях того, что делаете…

— Не горячий он, а рисуется! — не выдержал Харитон. — Корчит из себя искателя правды. Вы знаете, от кого весь сыр-бор загорелся, Василий Ильич? От него! Если б не он…

— А почему вы не подали заявление вместе со всеми, Езерский? — неожиданно спросил Борисов.

— Я?.. — Езерский не сразу нашелся, что ответить. — Я?

— Да, вы.

— Я не дурак, Василий Ильич, — Харитон насмешливо посмотрел на Марка и повторил: — Я не дурак, чтобы лезть не в свое дело. Я знаю, чем это пахнет. Мне сказано: на баржу, в затон, я — айда на баржу. Скажут: сваривай ржавые гвозди — буду сваривать. А что? Деньги платят? Платят. В нашей стране за всякую работу платят… А что сваривать — начальству виднее. Правильно я говорю, Василий Ильич?

Борисов не ответил. Раскрыл папку, положил в нее все заявления и сказал:

— Завтра, товарищи, получите ответ. К восьми утра прошу всех зайти ко мне… Или нет, пусть зайдет один Талалин. Как организатор…

— Зря вы так о Талалине, — заметил Баклан. — Езерский плетет, а вы верите. Каждый отвечает за себя…

Борисов не стал спорить. Он только сказал:

— Слова «организатор» бояться нечего, товарищ Баклан. Это не такое уж плохое слово… Значит, до завтра.

Оставшись один, Борисов снова вытащил из папки заявления сварщиков и стал внимательно их перечитывать. Потом взял красный карандаш и жирно подчеркнул на заявлении Думина: «Категорически вам заявляю, что все двадцать тысяч часов работал с пользой для дела. Последние же двадцать два часа… я фактически выкинул коту под хвост. Так я не согласен, потому что так мне не интересно жить…»

— Черт подери! — сказал Борисов и засмеялся. Потом поднял трубку и набрал номер начальника порта.

…Смайдов узнал о случившемся от Баклана, которого встретил вечером на улице. Димка, ничего не утаивая, подробно рассказал ему о разговоре с Борисовым, о заявлениях и о том, что лично ему показался странным такой факт: когда они принесли заявления, Борисов не кричал на них, ничем не запугивал, а был даже вежлив и дружелюбен. Может быть, ему это просто показалось, но нет, такое впечатление создалось не только у него.

Смайдова, однако, слова Баклана не утешили. Идя утром в контору, он заметно нервничал. «Заварили кашу!» — все больше раздражался Петр Константинович.

— Разрешите? — спросил он, открывая дверь в кабинет начальника.

— Заходи, комиссар, заходи!

Борисов вышел ему навстречу и протянул руку. Голос его и какой-то взбудораженный вид еще больше встревожили Смайдова.

Садясь на место, Борисов спросил:

— Ты в курсе событий, Петр Константинович? Или до тебя еще ничего не дошло?

Смайдов тоже сел, мельком взглянул на разложенные на столе заявления.

— Кое-что дошло, — признался он. — Вчера встретился с Бакланом, получил «информацию». Ты, наверно, дополнишь?

— А что говорил Баклан?

— Сказал, что бригада не хочет работать в доках. Все, кроме Езерского.

— Правильно. Но… — Борисов помолчал, потом, глядя в лицо парторга, проговорил: — Чтобы все было ясно, Петр Константинович, я должен рассказать тебе о том, почему это произошло, и о том, что я сам узнал только вчера.

Смайдов удивленно посмотрел на Борисова:

— Понимаешь, оказывается, баржа в затоне действительно должна списываться. Я звонил начальнику порта, он это подтвердил. — Василий Ильич пристукнул ладонью по столу, выругался: — Черт знает, чем они там думают. Сами пишут письма, а потом… Но дело не в этом… У меня нет никакого сомнения, что Беседин знал об этой барже все. И провел меня, как мальчишку. Проходимец!

Петр Константинович встал.

— Ты не думай, — продолжал Борисов, — что я хочу свалить на Беседина. Я тут, конечно, дал маху. Но ты подумай, Петр Константинович, как это он подстроил?.. И видимо, не первый раз. Вот ловкач!

— Хорошо, что ты хоть сейчас это понял, — облегченно улыбнулся Смайдов. — Может быть, этот эпизод и нас кое-чему научит.

— Ты прав, Петр Константинович. И знаешь что? Прочитай-ка вот сии бумажки, — Борисов кивнул на заявления сварщиков. — Честно могу тебе сказать: на меня они подействовали, как свежий ветер. И я вот думаю: работаем мы рядом с людьми, вроде и стараемся узнать их поближе, но все как-то не так, как нужно… В душу, что ли, редко заглядываем человеку?..

— Редко заглядываем, Василий Ильич. Редко, — сказал Смайдов.

ГЛАВА XI

Беседин шел в доки с таким чувством, точно победителем возвращался с поля брани. Он ни на минуту не сомневался: в бригаде все перегрызлись, на Талалина, конечно, глядят волками и ждут бригадира, как бога. Знают, паршивцы: Илья Семеныч помчится к Борисову, и завтра же будет полный порядок! Надо вот только решить, как быть с Талалиным. Вышвырнуть его, чтобы не путался под ногами? Или сделать великодушный жест и сказать: «Жизнь, брат, суровая штуковина, к ней надо уметь приспосабливаться. Уметь так, как Беседин, ясно? Ты — отличный сварщик, и для дела будет полезно, если я оставлю тебя в бригаде… Но…»

Талалин не дурак, он сообразит, что кроется за этим «но…».

Беседин решил так: сейчас он зайдет к Борисову, обо всем договорится, а потом — в затон. Там, конечно, сделает вид, что страшно возмущен: «Как, опять тут без меня наломали дров? Вот типы, хоть не отлучайся! Ну, ничего, братва, через полчаса все уладится». Харитон наверняка завизжит от радости: «Ясно вам? Ясно, кто такой Илья Семеныч?!»

Илья, думая о своем, не сразу услышал, как его окликнули. А когда плотник Ганеев позвал снова, он только приостановился и сказал:

— Привет, дядя Иван. Как тут у вас?

— У нас-то порядок, — ответил Ганеев, — а вот у тебя как? Похвалиться нечем? Или все уладилось?

— Я только приехал, дядя Иван. — Беседину хотелось спросить Ганеева, о чем тот толкует, но он не стал этого делать. — Вот бегу к бригаде, беспокоюсь.

— Ты уже все знаешь? — Ганеев посмотрел на Илью не то с любопытством, не то как-то сожалеюще. — Знаешь, спрашиваю, что случилось?

— Догадываюсь.

Илья кивнул и заторопился дальше. Он почуял что-то недоброе в том, как Ганеев смотрел на него, но тревога не задержалась — он просто отмахнулся от нее.

Он проходил мимо третьего дока, где стоял сейнер. Тот самый, о котором тогда говорил Борисов. Ну, что ж, срочный ремонт — это хорошо! И Борисов может не сомневаться: через час-два Илья приведет сюда бригаду и…

Вдруг Илья увидел, как в трюме что-то вспыхнуло. Вспыхивать так может только дуга. Он остановился. Откуда на сейнере сварщики? Их там не должно быть, Беседин был твердо в этом уверен. Может быть, ему показалось?.. Какой там, к черту, показалось: дуги зажигаются одна за другой, словно в отсеках — целая бригада.

«Ясно! — Беседин даже улыбнулся и хлопнул ладонью о ладонь. — Люська Хрисанова закончила со шведом и перевела своих дамочек на сейнер. Заглянуть, что ли? Посмотреть, как у них идут дела?»

Он направился к сейнеру и, уже взбираясь по трапу, подумал: «Марина, конечно, тут».

— Илья Семеныч! — Харитон вылез из кормового отсека размяться и первым увидел Беседина. — Илья Семеныч, здравствуйте.

Илья оглянулся.

— Привет.

То недоброе предчувствие, которое он испытывал при разговоре с Ганеевым, снова вернулось, но теперь Илья уже не мог от него отмахнуться. Он быстро подошел к Езерскому, повторил:

— Привет, Харитон. — И сразу спросил: — Тут вся бригада?

— Вся, Илья Семеныч. Четвертый день вкалываем…

— А баржа?

— Баржа? — Харитон вскинул бегающие глазки, шмыгнул носом: — Вы разве о барже знали? Я думал…

— Рассказывай, что случилось. — Илья потянул Харитона подальше от люка, за кормовую надстройку. — Все рассказывай.

— Плохо получилось, Илья Семеныч, — сказал Харитон. — Шибко плохо, как говорят тундряки. Талалин, гад, взбаламутил всех, решили так: если Василий Ильич не переведет с затона — уходить. Один я не подал заявления. Я не дурак. Я все сразу понял. Думаю, поддержу Илью Семеныча, он мне спасибо скажет. Друзья мы ведь, думаю…