Николай Асанов - Электрический остров Страница 48

Пустошка осторожно протянул руку Горностаеву, будто боясь, что ее не примут.

Когда они ушли, Горностаев еще долго смотрел им вслед задумчивым взглядом.

Потом он вернулся в свой маленький кабинет при ферме, куда сквозь щели в беленой стене доносился милый его сердцу запах молока и травы, и, сняв труб­ку телефона, вызвал Райчилина.

— Сергей Сергеевич, — осторожно сказал он, — у меня были этот инженер с завода и Орленов.

— Надеюсь, вы их выставили? — засмеялся Райчилин.

— Не смейтесь! Мы обязаны обсудить вопрос о тракторе на бюро. Прошу вас, позвоните в район Улы­бышеву и попросите его срочно вернуться.

Кажется, Райчилин выругался, зажав трубку ла­донью. Но когда заговорил, голос его звучал только насмешливо:

— Значит, они вас убедили?

— Я этого не сказал.

— Хорошо, я передам Борису Михайловичу…

Он положил трубку. А Горностаев все еще держал свою возле уха, прислушиваясь к шуршанию индук­ционных токов и прерывистым голосам далеких або­нентов.

Телефонистка раздраженно спросила:-

— Вы закончили разговор?

Горностаев опустил трубку и недовольно помор­щился. Что-то произошло не так, как надо было. Мо­жет быть, не следовало горячиться при разговоре с Орленовым? Может быть, не надо было говорить об этом разговоре Райчилину? Он не знал, по какой при­чине чувствовал себя скверно, но плохое самочувст­вие — лучшее доказательство, что ты не прав. И, ко­нечно, самое главное — пора прекратить недостойный спор о тракторе, который так разъединил людей. А для того чтобы закончить его, следовало давно поставить вопрос на партийном бюро и разобрать как следует, не дожидаясь, когда драка между работниками фили­ала станет притчей во языцех по всему городу.

Тут он, Горностаев, что-то не додумал…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Орленов остановился перед дверью своей лабора­тории. Он только что простился с Федором Силычем и находился в том странном состоянии, когда все ка­жется одинаково неприятным. Он стоял перед дверью, с таким сосредоточенным видом разглядывая череп с перекрещенными костями на жестяной табличке, словно читал зловещую надпись: «Направо пой­дешь — коня потеряешь, налево пойдешь — жену поте­ряешь, прямо пойдешь — голову потеряешь…» Так что же делать? Пойти назад?

Из-за двери слышался тихий, похожий на птичий, свист. Череп выглядел довольно угрожающе, честное слово, не хотелось открывать дверь! Однако свист все продолжался. Вначале Андрею показалось — свистит сжатый воздух в компрессоре, при помощи которого создавался вакуум в испытательной камере, но, при­слушавшись, он вдруг различил мотив. Свистел чело­век. Свистел отлично. Тихо, мелодично, немножко грустно.

Орленов приоткрыл дверь. Марина стояла у вер­стака и что-то мастерила, насвистывая незнакомый мотив. Потом ей, видимо, стало мало этого для выражения своих чувств, и она тихонько запела:

Подожди,мое бедное сердце, грустить,еще будут дождивпередии туманы…

Никогдас добрым другом мне рук не скрестить,он уйдет, как вода,без следа,как скрывается парус в лимане…

— Очень хорошо получается! — одобрил Орленов, со стуком закрывая дверь.

Марина вздрогнула, смутилась, — это было видно по тому, как у нее заалели не только мочки ушей, но и шея, покрытая мягким пушком. Она еще ниже скло­нила голову над верстаком, но ответила вызывающе:

— Для сцены сойдет?

— А что, приглашают?

— Нет, но, кажется, придется искать новую ра­боту, когда вас выгонят с острова.

— Ничего,— утешил он ее. — Вернётесь на вашу ветростанцию. — И, становясь серьезным, спросил: — А вы думаете, меня скоро выгонят?

Она выпрямилась и посмотрела на него. Смущение ее прошло, глаза были холодны.

— Райчилин осведомлялся,– когда вы закончите работу над прибором. Пятнадцатого августа тракто­ры начнут пахоту. Он весьма недоволен вашей медли­тельностью.

— Он так сказал?

— Он сказал, что начальнику лаборатории сле­дует больше заниматься своими прямыми делами и меньше кататься по острову…

Орленов присвистнул.

— Ого, это становится серьезным! Одного не могу взять в толк, почему завхоз вмешивается в работу ла­боратории?

В глазах Чередниченко мелькнуло сожаление.

— Привыкли к порядкам в своем институте? А у нас они другие, и этот, как вы называете, завхоз яв­ляется ближайшим помощником директора.

— Но ведь он, клянусь ста тысячами вольт, не от­личит карманного фонаря от генератора!

— А ему и не надо. У него на столе лежит план: к такому-то числу такая-то лаборатория должна вы­полнить такую-то работу…

— Хорошо! Мы сделаем ему машинку к пятнадца­тому августа!

— Прекрасно сказано! Тогда полюбуйтесь! Вот новый предохранитель, — она отступила от стола и свободным жестом указала на деталь прибора, над которой работала.

Орленов прищелкнул языком. Ему положительно нравилась способность Марины Николаевны улавли­вать его мысли с первого слова. Предохранитель ока­зался очень компактным, удобным.

— Я как раз собиралась испытать его, — сказала Марина. — Вы ведь хотели сжечь ваш прибор, чтобы определить его стойкость? Кто помешает мне сжечь мой предохранитель? И, кстати, о технике безопасно­сти вообще… Надо убрать листы меди, что валяются на полу. Не ровен час, какой-нибудь провод оборвется и упадет на лист, на котором вы стоите?

— Уберем, уберем! — добродушно сказал Орленов и пошел к пульту управления трактора.

За его спиной Марина загремела листами меди.

Андрей снял пиджак и принялся за работу. Как бы плохо ни было на душе, но работу с плеч не сбро­сишь. А может быть, это и к лучшему, когда мозг за­нят цифрами и условными знаками. Известно ведь, что, когда устаешь в далеком пути, бывает полезно посчитать количество шагов от одного верстового столба до другого, а когда не спится, хорошо припо­мнить телефоны всех знакомых. За спиной он слышал движения Марины. И все же настроение у него оста­валось подавленным. Шутки, которыми он пытался успокоить себя, разговаривая с Мариной, не помогли. Однако ее присутствие в лаборатории — он не мог не признаться — успокаивало. В таком настроении рабо­тать одному было бы еще труднее. Вообще, как он за­метил, Марина — порядочный товарищ. Она не пы­тается въедаться в душу расспросами — есть такие люди, они действуют на человека, как соляная кис­лота на металл. Но в то же время Марина не остается равнодушной, когда видит, что он чувствует себя не­важно. Вот она опять начала насвистывать, должно быть, ей это помогает, как ему помогает пение. Гос­поди боже мой! У нее такой тонкий слух! Можно пред­ставить, как он ее мучил, когда драл горло, исполняя свои концертные номера. А она молчала! Нет, она не просто порядочный, она — хороший парень! Настоя­щий парень!

Вот за спиной заплескалась вода. Очевидно, Мари­на умывается перед тем, как уйти домой. Неужели так поздно? И жена ни разу не позвонила! Андрей сломал карандаш, швырнул его в стаканчик из пласт­массы — этот стаканчик принесла Марина, она все пы­тается украсить его лабораторию — и взял другой. Вычисления не ладились. Может быть, попросить Нину сделать их? Но как ее попросишь, если они и сегодня расстались словно чужие? Вот ведь ни разу не позвонила!..

— Марина Николаевна, жена не звонила?

За спиной продолжалось плескание воды. И лишь через несколько секунд Марина ответила:

— Нет.

Андрей еще ниже наклонился над столом. После паузы голос Марины сказал за его спиной:

— Может быть, вы уступите мне на минуту ваше место?

Он обернулся.

Марина стояла у его стола, босая, с тряпкой в руке. Пол блестел, словно зеркальный. На кафельных плит­ках стен капли воды сверкали, как крупные брильянты. Тыльной стороной руки Марина вытирала разрумя­нившееся лицо и требовательно смотрела на Андрея.

— Что вы делаете? — он вскочил со стула.

— Как видите, — она пожала сильными плеча­ми, — генеральную уборку.

— Что это вам взбрело в голову? — Внезапное по­дозрение мелькнуло у него в голове. — Вы ждете го­стей?

— А если — да? — вызывающе спросила она.— Директор и, как вы его называете, завхоз решили про­верить работу вашей лаборатории. Поскольку этот дамоклов меч навис над вами, я решила прибрать место будущей казни. Пепел, для того чтобы вы могли посыпать себе голову в знак покаяния, вы можете при­нести с собой. Казнь состоится завтра в двенадцать ровно. Вы имеете что-нибудь возразить?

— Нет! Но на кой черт понадобилось вам мыть полы? Это при вашей-то болезни?

— Я уже вылечилась! — беззаботно махнула рукой Марина. — И что моя болезнь, когда может полететь такая светлая голова! — она указала голой загорелой рукой на его лоб, и Андрей невольно вскинул голо­ву.— И я уже заготовила ведро слез! — теперь Ма­рина улыбнулась. Но ни шутки, ни улыбки не могли скрыть ее беспокойства.