Анатолий Марченко - Смеющиеся глаза Страница 49

Так и шла она вверх по реке, уставшая, измученная, но не теряющая надежды. Вновь и вновь отбирала шлихи. Километр пути — и на пакетике появлялся новый порядковый номер.

Счастливым оказался номер седьмой!

Новелла промывала седьмой по счету лоток, как вдруг в ее пальцах очутился небольшой кусочек руды скромного сероватого цвета. Лишь повернутый к солнцу, он вспыхивал таинственным серебристым пламенем. Если бы этот минерал попал человеку, далекому от геологии, наверняка он повертел бы его в руке и отшвырнул прочь, как не заслуживающий внимания.

А Новелла прижала его к груди, боясь раскрыть ладонь, все еще не веря, что сбылась ее заветная мечта. Она не почувствовала, как по ее возбужденному лицу ударили первые крупные капли дождя.

Медленно, огромным усилием воли преодолевая страх, она разжала пальцы и снова пристально вгляделась в минерал. Сердце будто перестало биться. Нет, она не вскрикнула, не вскочила на ноги, не закричала от радости. Она сидела неподвижно, словно окаменев. Но если бы кто-нибудь мог посмотреть в эти минуты в ее глаза, он увидел бы, что они смеются…

Солнце скрылось, тяжелые тучи все чаще стали ронять в ущелье ленивые капли дождя. Новелла достала из кармашка рюкзака цинковую пластинку, флакон с разбавленной соляной кислотой и лупу. Положив на пластинку минерал, она смочила его кислотой. Минерал преобразился, словно в сказке: он стал зеркальным. Новелла поднесла минерал к трубке портативного радиометра. Стрелка как бешеная рванулась по шкале!

Теперь сомнений не оставалось. Теперь еще отбирать шлихи, еще и еще!

Новелла бережно спрятала минерал в верхний карман куртки и, укрывшись под нависшей над берегом скалой, дрожащими пальцами развернула карту. Надо было не медля ни одной секунды нанести на карту место, где был найден этот драгоценный минерал. И сориентироваться.

До конца маршрута было уж не так далеко. Погода совсем испортилась, но Новелла пойдет дальше. Она все равно пойдет дальше, несмотря ни на что. Тем более, что Борис заверил ее по секрету: на всем протяжении маршрута ее не могут подстерегать никакие опасности.

Дождь усилился, в ущелье стало темнее. Надвигался вечер. Это был тот самый вечер, в который на заставе качали новоявленного майора Туманского, в который Рогалев и Теремец обнаружили нарушителя границы.

Новелла отобрала на прежнем месте еще два шлиха, но минерала больше не обнаружила. Значит, надо проверить, убедиться, может быть, это просто случайность и поблизости нет рудного тела.

Стало еще темнее. Ноги скользили о мокрые камни, но Новелла упрямо взбиралась все выше и выше. Временами она останавливалась и совала руку в карман куртки. Всякий раз, прикасаясь пальцами к холодному минералу, она улыбалась и ощущала в себе новые силы.

Когда стало совсем темно, Новелла поняла, что дальше идти нельзя. Не потому, что ей страшно. Нет, просто потому, что сейчас она как никогда обязана беречь свою жизнь. Как никогда!

Новелла прошла еще несколько шагов и присела у мокрого колючего куста. Дождь утих. Внизу, в синей мгле гремела река. Новелла взяла попавшийся под руку камень и пустила его вниз по склону. Слышно было как он покатился, но внезапно шум оборвался. Она покатила второй камешек, третий. Результат тот же. Значит, где-то совсем рядом обрыв.

Новелла натянула на себя запасную брезентовую куртку, включила карманный фонарик и, положив на ладонь найденный минерал, снова приникла к нему. Сейчас минерал был похож на кусочек Луны.

Новелла стала устраиваться на ночлег. Луч света скользнул возле куста, и Новелла чуть не вскрикнула: на тонком слое земли, припорошившей скалу, виднелся отчетливый отпечаток чужого, не знакомого ей следа.

Крепко зажав минерал в горячей ладони, Новелла вскочила на ноги и, освещая скалу фонариком, медленно двинулась по загадочному следу.

И вдруг и скала, на которой находилась Новелла, и колючий куст, и следы незнакомого человека задвигались, точно во время землетрясения, и стали медленно оседать вниз, туда, где гремела и гремела река…

…Солнце медленно и неслышно опускалось в ущелье. Тяжелые волны тумана окутали сизые заросли облепихи. Рубиновыми огоньками в последний раз перед наступлением темноты зажглись кусты барбариса, возле которых лежала Новелла.

Мы нашли ее незадолго до рассвета на берегу реки, окровавленную, потерявшую сознание. С трудом разжали пальцы правой руки: в ней лежал кусочек серенького, неказистого на вид минерала. Но когда Мурат взглянул на него, глаза его стали диковатыми.

Мы оказали Новелле первую медицинскую помощь. Конечно, это была не ахти какая помощь. В геологической партии не было врача. А в походной аптечке мы обнаружили только бинты, йод, кальцекс, нашатырный спирт и валерьянку.

И все же мы привели Новеллу в чувство. При свете костра сколотили носилки и понесли ее в лагерь. Сначала хотели приспособить носилки к двум лошадям, но лошади оказались не в меру пугливыми, да и тропа была слишком узка. Несли носилки четверо, двое были в запасе, подменяли уставших. Леонида сразу же отправили по следу чужака.

Новелла изредка тихо стонала, а мы все несли и несли ее, и путь казался нескончаемым. Это теперь, когда все позади, конечно, легко говорить: несли. Тот, кто хоть раз изведал горные тропы, тот знает, что это такое. Трудно взбираться наверх, но еще труднее приходилось нам на крутых спусках.

Конец пути я помню очень смутно, до того мною овладела усталость. Да и только ли мною! Мы все едва добрались до лагеря и свалились в изнеможении.

И лишь когда Мурат сообщил, что к нам летит вертолет, мы воспряли духом. Но — преждевременно. Вертолет запоздал.

…Мы — теперь уже к нам присоединились Ромка и экипаж вертолета — стояли возле Новеллы.

Время от времени она открывала глаза и неотрывно смотрела в небо, будто впервые осознала, насколько оно красиво и величаво. Больше всего меня удивило то, что она, казалось, забыла о людях. Она никого не искала глазами, она смотрела в небо.

Я взглянул на Ромку. Что-то холодное и беспощадное сдавило мне сердце.

Ромка, Ромка! Почему же ты встретился с Новеллой только теперь, когда она уже не может улыбнуться тебе? Почему же ты так опоздал, Ромка?!

И все же я еще надеялся, что произойдет чудо. Сейчас Новелла посмотрит на горящие огоньки барбариса, глаза ее снова станут смеющимися, она вскочит на ноги, расхохочется, поочередно повиснет у всех нас на шее и воскликнет:

— Мальчишки вы мои! Я снова иду в маршрут!

И уйдет от нас вместе с Ромкой.

Но она лежала недвижимо. И только когда она встрепенулась и с каким-то жалким и растерянным беспокойством завертела головой, я увидел, что в глазах ее проступили тоска и отчаяние.

В тот миг мне было невыносимо тяжело, но потом, через много дней, когда душевная боль немного утихла, я подумал о том, что нет людей, которые умирают спокойно и мудро, тихо и равнодушно. Тот, кто посвятил свою жизнь исканиям, кто узнал радость творчества, кто всегда видел впереди светлый и манящий огонек своей цели, тот не может уходить из жизни спокойно и безмятежно. Если осталось сделать всего лишь шаг, чтобы найти заветный минерал. Если не дописана рукопись. Если не настигнут нарушитель границы. Нет, хотя бы еще один солнечный луч в потухающие глаза, одно пожатие руки друга, еще одна яркая мысль, которую можно оставить в наследство живым!..

Все это пришло мне в голову значительно позже, а сейчас я стоял и смотрел на Новеллу.

Завтра на том месте, где она нашла чудесный минерал, пробурят шурфы, заложат взрывчатку. Раздастся взрыв, и в Москву полетит радостная весть.

Это будет завтра. В тот день, когда мы похороним Новеллу.

…У пограничников свои тропы, у геологов — свои. Но разве в тропах дело? Нет, в людях, которые по ним идут!

ЕГО НАЗОВУТ «НОВЕЛЛИТОМ»

Мурат говорил, что итогом геологических работ обычно является годовой отчет, где в определенной последовательности описываются результаты поисков. Они, эти результаты, излагаются сухим, деловитым языком, далеким от лирики. В них нет места словам об условиях, в которых геологам приходилось добывать фактический материал, ибо такие слова здесь попросту не нужны. Лишь во «введении» и в «физико-географическом очерке» встречаются фразы вроде таких, например: «Район работ находится в весьма труднодоступной местности» или же: «Северная половина планшета представляет собой интенсивно расчлененное высокогорье с абсолютными отметками от 2000 до 4400 метров при относительном превышении до 800 метров, и в связи с этим маршруты проводились многодневные, иногда с применением альпинистского снаряжения».

Да, таков обычно этот документ. И все же, признавался Мурат, вчитываясь в него, волнуешься и радуешься, грустишь и негодуешь, как если бы читал строки мужественной лирики, или слышал раскаты дальних громов, или дышал солнечным воздухом горных долин.