Леонид Борич - Случайные обстоятельства Страница 5

Штурман и врач доигрывали партию в шахматы. Володин рвался на обострения, лез в атаку, но Редько путал ему все планы даже не столько самой игрой, а скорее своей манерой подолгу задумываться над каждым ходом, и это выводило штурмана из себя.

— Пивка бы сейчас попить, — мечтательно проговорил Редько. — Холодного-холодного...

— Иван, тебе шах!

— Шах-шах-шах... — забубнил Редько. — «Вчера ты так спе-ши-и-ла, когда мы рас-ста-ва-ались, что на прощанье сно-о-ва я не успел сказать...» — задумчиво пропел он. — Серега, ты же так королеву теряешь.

— Мне всегда с женщинами не везет, — вздохнул Володин, беря назад свой необдуманный ход. — В конце концов я их почему-то всегда теряю, этих королев...

— Нет, дорогой, — сказал Сартания. — Тебе слишком легко везет с ними. Потому и теряешь.

— А может, это только кажется, что везет...

В газете уже снова ничего интересного не было, и Обозин пересел поближе.

— Нет, Николай Николаевич, иногда ему все-таки везет, — заступился Редько. О личной жизни штурмана он как-никак знал больше: друзьями были.

— А знаете, — мечтательно сказал Володин, уже не глядя на доску, — столько их, королев, по земле ходит, и все они красивые, все нравятся... Даже глаза разбегаются. И хочется, чтобы каждая была твоей женой.

— Значит, эти женщины еще не для жены, — убежденно сказал Сартания.

Володин улыбнулся:

— Ражден, ты об этом так мудро рассуждаешь, как будто тебе сто лет.

— Просто у нас в роду все однолюбы.

— Я всегда этому завидовал, — сказал Володин. — Иван, тебе опять шах!

— Вижу, — кивнул Редько. — «Но я не понима-а-ю, зачем ты так серди-и-та...» — проговорил он нараспев. — И все же... Я думаю, если бы можно было иметь сына без жены... Приходишь с моря — а он тебе: «Папа». — Редько прислушался к этому слову и повторил: — «Па-па». А?.. А я ему: «Чего-о?»

— «Чего-о»! — передразнил Володин. — Ведь все равно потом жениться заставит.

— Кто заставит? — Тут Редько что-то не уловил.

— А эта, от которой сын.

— Ну, на матери моего сына... — Редько передвинул короля, уходя от шаха. — На ней можно бы и жениться, пожалуй...

— Вот и женился бы, — сказал Сартания. Он вообще считал, что по-настоящему мужчина только и начинается после женитьбы, а точнее — после рождения сына.

— Ты думаешь, все-таки стоит? — серьезно спросил Редько.

— Что — я?! — возмутился Сартания. — Каждый нормальный человек так думает.

— В медицине, — поучительно сказал Редько, — самое трудное — это определить, что такое норма. И потом... Как же я на ней женюсь? Сына-то у меня от нее нет?!

Розыгрыш шел вовсю, и только Сартания мог его не заметить — так он был возмущен.

— Пустоцветы! Уже каждый из вас мог бы давно по собственному сыну иметь!.. А они тут... в шахматы, понимаешь, играют! — Сартания вскочил и разбросал фигуры.

Реакция была неожиданно спокойной: Володин, пожав плечами, стал молча складывать шахматы, а Редько сказал миролюбиво:

— И чего психовать зря? До дома-то пустяки осталось...

На Сартанию он не обиделся: все-таки три недели в море, может же человека и занести немного.

— Дурацкие, понимаешь, какие-то разговоры! — Сартания уже поостыл, чувствовал неловкость перед ними за свою вспышку, но теперь вроде и неудобно было вот так сразу успокоиться. — Физиономии ваши надоели. Куда ни пойдешь — одни и те же, одни и те же!..

— Иван, ты бы полетел с ним в космос? — спросил Володин у Редько.

Чувствуя себя среди них старшим, Обозин решил вмешаться:

— Ражден, а ведь завтра вечером ты уже сына увидишь... Сколько ему? Лет пять?

Сартания сразу заулыбался — знал механик, на что его взять можно, — заулыбался, тут же забыв о размолвке, и сказал с гордостью:

— Пятый только пошел. Рослый он у меня. Не поверите — запросто холодильник двигает!

— Ну да!.. — Редько позволил себе все-таки усомниться.

— Клянусь тебе! Я ему запрещаю — надорваться еще может. А он — двигает!.. Крепыш... Вот поедем к отцу в отпуск... Мне ведь пора сына на коня сажать!

В дверях появились Букреев и Ковалев, сопровождаемые мичманом Бобриком в поварской куртке. Занятые разговором, офицеры их не заметили, а Букреев и не торопился входить: хотелось услышать, что же дальше.

— Ты только своего сына потом в моряки не отдавай, — посоветовал Володин.

— Это почему? — удивился Сартания.

— Будет месяцами в море болтаться, а о конях на зеленой траве только мечтать сможет. Как его папа.

— Вот это у нас штурман! — не выдержал Букреев, проходя в кают-компанию. — Золото, а не подводник.

Офицеры стали приподниматься со своих мест, но Букреев, не глядя на них, только махнул рукой:

— Сидите уж!.. Моряки...

Заняв свое место во главе стола и подождав, пока Бобрик расставит перед ним посуду, он недовольно спросил:

— Вы, наверно, и лейтенанта Филькина так воспитываете?

Володин с недоумением посмотрел на Букреева:

— В каком смысле, товарищ командир?

— В том смысле, что он у вас до сих пор морского театра не сдал.

— Никак нет, штурманенок сегодня сдал, товарищ командир.

— Знаю, как он сдал...

— Да нет, для начала — неплохо, — сказал Володин.

Все уже за суп принялись, а ему надо было отвечать на вопросы, и ответил он сейчас, кажется, неудачно: Букреев даже ложку ко рту не донес.

— Для начала?! Какое тут может быть «начало»?! — недовольно сказал Букреев. — Он же у вас ходовую вахту нести собирается!

Володин молчал, не понимая толком, чем вызвано такое неудовольствие командира.

— Что-то вы уж больно мягкий начальник, штурман...

Володин и тут промолчал. Это было явно не в его характере, и Букреев, чувствуя, что перехватил, сказал уже спокойнее, почти добродушно:

— Что там у вас с Евдокимовым?

Теперь уже на Букреева с недоумением посмотрел Ковалев: сначала не понял, за что командир отчитал штурмана, а теперь не мог понять, почему Букреев вдруг подобрел.

— Натворил что-нибудь? — спросил Володин о своем подчиненном. Еще секундой назад не позволил бы себе так спросить, но сейчас, уловив, что отпущение грехов состоялось, — правда, не знал, каких именно, — он спросил. Спросил, как о какой-то возможной мелочи, хотя тут могла быть и не мелочь... Володин старался все же заранее угадать, что натворил старший матрос Евдокимов.

— Если бы натворил, я бы тогда с вами не так миролюбиво, — Сказал Букреев. — У него ведь по поощрению десять суток?

— Так точно, товарищ командир, положено...

— Положено — так отдайте, — спокойно проговорил Букреев.

— Но за Евдокимовым перископ закреплен, товарищ командир, — напомнил Володин. — А у нас планово-предупредительный ремонт на носу.

Букреев, соглашаясь, кивнул, а Ковалев не выдержал:

— Вы же воспитатель, Сергей Владимирович!

— Ну?.. — согласился Володин.

— Вот вам и «ну»!.. А у вас в боевой части просто невыгодно быть хорошим специалистом. Невыгодно, понимаете?

Штурман не понимал. Но и никто, кажется, за столом ничего не понимал.

— Если я не справляюсь... — начал Володин.

— Так сумел бы и лейтенант Филькин ответить, — оборвал Ковалев. — А для командира боевой части — это несерьезно. Серьезно другое: подчиненный не может уехать в отпуск, потому что чересчур хорошо знает свою технику!.. Какой же вы, Сергей Владимирович, тогда воспитатель?

«Какой, какой... — Букреев недовольно взглянул на замполита. — Нормальный воспитатель. Побольше бы таких офицеров...»

Хотя... Заместитель в чем-то был, конечно, прав, и надо, пожалуй, отпустить Евдокимова домой — это тоже было понятно Букрееву. А кроме того Ковалев являлся для штурмана все-таки начальником, а значит, прав был в конечном счете замполит. Во всяком случае, должен быть прав.

— Ну, это ладно... — примиряюще сказал Букреев. — А скажите, штурман: если ваш Евдокимов выйдет из строя? Заболел, например?

— У него есть замена, товарищ командир. Но, разумеется, Евдокимов...

— Вот и проверим в деле вашу замену, — решил Букреев. — Сколько нужно для ремонта?

— Трое суток.

— Сделать за двое. Об исполнении доложить.

— Есть доложить, товарищ командир, — сказал Володин, но тут же не утерпел: — Если будет приказано, я хоть сейчас могу доложить об исполнении. Но от этого с перископом ничего ведь не изменится.

Букрееву нравилась эта дерзость в штурмане, он иногда даже себя в нем узнавал, себя тех еще времен, когда был помоложе. И, благожелательно глядя на Володина, он сказал:

— С перископом, конечно, от вашего липового доклада ничего не изменится, но в вашей биографии... Мне бы этого не хотелось, штурман. Ясно?

— Ясно, — кивнул Володин, жалея сейчас, что так мало попросил на ремонт перископа: надо было не трое суток назвать, а хотя бы четверо — тогда бы трое суток уж точно дали.

— Неясно только, когда Евдокимов в отпуск едет, — сказал Ковалев.

Володин удивился:

— Как же неясно? Через... через трое суток.