Василь Земляк - Зеленые млыны Страница 5

А Журба, или, как его нарекла Мальвина мать, Рыжий, не появлялся. «Ой, мама, оставьте вы меня в покое с этим Рыжим! Вы же не были на балу, не видели. Там таких девчат с лемками понаехало, что хоть картину с них пиши, а вы все Рыжий да Рыжий». — «Эх, кабы этот Соснин был на десяток лет помоложе!» Мальва добродушно смеялась над этими мамиными сетованиями по поводу того, что никому уже не под силу исправить, разве что судьбе самой, а вот Рузя, бывавшая у них каждый день, так что вовсе выстудила собственную хату, убеждала обеих, что годы тут ничего не значат и если бы ей, Рузе, довелось выбирать между Рыжим и этим, она отдала бы предпочтение Соснину. Хоть и не первой молодости, а как ловко водил в вальсе Варю Шатрову. А она этого Клима Синицу с кожаной рукой еле еле поворачивала. Чем больше проходило времени после бала, тем охотнее Рузя мысленно возвращалась к нему. Мальву это беспокоило, она с давних пор жалела Рузю…

Прошлой весной, как раз на Евдокию, Мальву неожиданно вызвали в райком к заворгу Яше Тимченко, который беседовал с ней от имени первого. Этот Яша Тимченко ростом не вышел и потому выпендривался, держал грудь колесом и вообще разыгрывал этакого геркулеса. Когда он выбегал из за стола к открытому окну на каждую тарахтящую бричку, чтоб не пропустить возвращение первого, широкие штанины его брюк с выпяченными от постоянного сидения за столом коленками шелестели тоненько, как осока. Но первый не возвращался, и Яша Тимченко распоряжался без него с явным превышением своих полномочий. Возраст не казался Яше помехой, ему было едва за двадцать, и он полагал, что у него еще будет время для продвижения по служебной лестнице, тогда как первый, то есть Клим Синица, может так и закиснуть здесь, в Глинске. Заметив насмешливые искорки в глазах посетительницы и догадавшись, чем они вызваны, Тимченко вынужден был перейти на высокопарный стиль: «Я вызвал вас по поручению первого, в связи с важными обстоятельствами, которые могут изменить на данном этапе всю вашу жизнь…»

После трехмесячных курсов в Козове, где Мальва пробыла почти всю зиму, она числилась в Вавилоне энтомологом от МТС, то есть инструктором по борьбе с вредителями, которые прошлым летом нанесли посевам столько вреда, что пришлось отказаться от свекольного бала. Вавилон остался почти без свеклы, а пшеницу выпила озимая совка. Вот Соснин и обратился к решительным мерам. Чтобы спасти всю зону от долгоносика, он посоветовал покончить с рассадником вредителя и этой весной не сажать в Вавилоне свеклу. Мальву же на этот год решено было перевести на другую зону — в Зеленые Млыны. А поскольку она член партии, то надлежало заручиться согласием райкома, согласием самого Клима Синицы. В Зеленых Млынах уже есть два коммуниста — Аристарх Липский и агроном Журба, который этой зимой читал на курсах растениеводство. Первый хотел создать в Зеленых Млынах парторганизацию, и его выбор пал почему то именно на Мальву, хотя, по правде говоря, он мог бы найти кандидатуру и в самом Глинске, а не посылать к лемкам женщину с ребенком на руках. Вероятно, здесь были какие то причины, неведомые Тимченко. «Думаю, что Клим Иванович мог бы поступить по отношению к вам великодушней», — сказал заворг.

Входя в райком, Мальва обратила внимание на гигантский фикус в коридоре — он жил там со времен Максима Тесли, но куда более значительным наследием Тесли оказалась Варя Шатрова, завоевавшая аскетическое сердце Синицы. Клим Иванович, бывая в Вавилоне, обходил двор Кожушных, и когда мать нет нет да и обронит: «Что-то давно не залетает к нам Синица…», Мальва отвечала: «А что он тут потерял? Если нет любви, не родилась она с первого взгляда, так и ждать ее нечего». Мальва ощутила это еще, когда, овдовев, впервые привязала своего жеребца у крылечка коммуны., И вот Зеленые Млыны. Там агроном Журба, неравнодушный к ней еще с козовских курсов, где преподавал растениеводство. «Рыжий гений» (так его прозвали на курсах) великолепно знал растения, знал все тайны расселения и размножения. Мальва на всю жизнь сохранит в памяти теорию двойного оплодотворения отдельных видов какого то профессора Финна, которую Журба узнал на курсах в Белой Церкви и читал здесь с особым увлечением. А вот сердца женского «Рыжий гений» не знал, боялся, полагая, верно, что оно создано совсем не для него, не для таких теоретиков, как он, а для мужей практических. Мальва же была не просто слушательницей, а еще и парторгом курсов, свободно держалась с директором Сосниным и даже с самим Климом Синицей, возлагавшим на курсы большие надежды и часто приезжавшим послушать «красных профессоров». Ну, а гении осторожны, они умеют все взвешивать на своих незримых весах. Мальве чем то нравился этот Журба, возможно, своим благоговейным отношением к растениям, к их необъятному миру. Только на выпускном вечере, приглашенная Журбой на вальс, Мальва намекнула, что неравнодушна к нему. И вот теперь она спросила Яшу Тимченко: а что же именно может там, в Зеленых Млынах, изменить всю ее жизнь на данном этапе? (Уж не Федор ли Журба?)

Оказалось, нет. Заворгу ничего неизвестно о её отношениях с Журбой, Яша пришел в райком позже, когда курсы в Козове уже были свернуты, и представляет их только по записям своего предшественника, который от райкома опекал их, готовил о них справки для высших инстанций и в этих справках неизменно приписывал Соснину в его лекциях то правый, то левый уклон. Яша, вероятно, не больно разбирался в этих уклонах, так же, впрочем, как и Мальва; для него важно было основное — есть или нет у человека взгляд вперед, в будущее, ему казалось, что у Мальвы Кожушной такой взгляд есть, и поэтому он поддержал идею первого о Зеленых Млынах. Яша сказал, что именно ей, Мальве, выпало на долю построить первое социалистическое село. Не в Вавилоне, не в Козове, не в Прицком, а именно в Зеленых Млынах. Для этого, мол, не надо ничего выдумывать, надо только снести хутора, построить в степи одну единственную современную улицу, социалистическую, подчеркнул Яша, а хуторское распахать, сровнять с землей, засеять пшеницей, гречихой, медуницей, то есть еще раз раскулачить Зеленые Млыны и создать из них социалистическое село. Яша говорил так запальчиво, что Мальва поняла: эта идея нового села принадлежала ему самому. Похоже, что так оно и было. Слушая заворга и видя, как он расцвел, рисуя ей будущее Зеленых Млынов, Мальва вместе с тем прекрасно понимала, насколько все это не ко временя, и невольно рассмеялась: «Вам хочется, Яша, чтобы лемки убили меня за эти хутора. Они ведь испокон веков живут там, с тех пор, как их предки поселились в степи». Яша не растерялся, более того, он даже как бы подрос, пробежался по кабинету, штанины его торжествующе захлопали. «Убьют — назовем село вашим именем… Кожушное!.. Неплохо ведь, а? Памятник вам поставим. Я бы уж об этом позаботился. Да и Клим Иванович, конечно… Хотя теперь редко убивают… Враг начал действовать тихой сапой. Тихой, Мальва Орфеевна». — «Спасибо, Яша, за утешение. Только не так просто вырвать лемков из хуторов. Это, почитай, вторая коллективизация. Надо ведь сломать людям всю их жизнь. Сломать, Яша». — «Правильно! Только так: сломать! Ни Аристарх Липский, ни товарищ Журба, ни учителя тамошние уже не способны сделать это. Они там все свои, все родичи, все один за другого горой. А вы из Вавилона… Чужая… Посторонняя… Не сразу, понятно, а обживетесь, осмотритесь, тогда и давай, рушь — честь вам и слава…»

Обидно было — этот Яша Тимченко почти ни во что не ставил ее жизнь. Правда, у него хватило такта сказать: «Если что, я пойду на ваше место». И Мальва почувствовала: он на самом деле готов хоть сейчас, у. него и друг там есть, Домирель, учитель, турок наполовину, — пошел бы, да молод еще, лемки не поверят такому. Здесь он заворг, это совсем другое дело, здесь за ним первый, райком, штатпроп, Глинск. А там все это отдалится. Там заяшкают. «Не те времена: ни коня, ни шашки, ни тачанки. А вам, Мальва, такое дело в самый раз. Домиреля скоро примем в кандидаты, это будет ваша правая рука, он чудесно рисует, вот и пусть нарисует им сперва то, новое село…» Он стал рассказывать Мальве о Журбе, об Аристархе, об остальных —? народ это сложный, с лемком надо пуд соли съесть, чтоб из одного колодца напиться. Мальва согласилась при одном условии: если сами лемки приедут за ней, сами позовут.

В этом Яша Тимченко не сомневался. Приедут! Сам Аристарх прибудет за ней. Аристарху вот такой «чужой человек» ох как необходим! Чтобы было на кого опереться.

Тимченко проводил Мальву до подводы, на которой она приехала, поправил на лошадях сбрую, возмутился при этом, что они в коросте, — такой замечательной женщине вроде бы не пристало на чесоточных ездить. «Других нет», — вздохнула Мальва, а заворг, попрощавшись, поспешил к рукомойнику, висевшему на столбике во дворе, — верно, боялся, как бы короста не перешла на райкомовских лошадей, за которых он сейчас отвечал, поскольку райкомовский кучер Хома недавно умер в дороге. Райкомовцы, и даже сам первый, ездили теперь без кучера, а штатпроп Головей ходил по селам пешком, поскольку боялся лошадей и не умел править. «Еще завезут куда нибудь…»— говорил он. Головей прибыл год назад из Одесской школы штатпропов, цитировал на память всех великих людей, а лошадей боялся.