Григорий Ходжер - Белая тишина Страница 53

Долго в этот вечер кутил Ванька Зайцев со своей артелью пильщиков, по тайге далеко разносилась матерная брань Ваньки. Утром он пошел к Саньке с больной головой, с опухшими глазами.

— Я тебе, купчишка, лишнего не наговорил? — спросил он осипшим от крика голосом.

— Говорил, — жестко ответил Санька. — Я тебя, рожа, от солдатни оберег, в глухой тайге запрятал, а ты меня хаешь! Ты знаешь, что происходит на фронте?

— Откуль нам знать? Мы люди таежные, в глухомани живем.

— Если бы тебя тогда обрили, голова твоя лежала бы где-нибудь на чужой стороне.

— У других головы лежат, моя стала бы лишняя? Чево пужаешь? А войной ты меня не пужал и не голоси громко, ты меня знашь, — хмуро проговорил Ванька Зайцев, и Санька услышал угрозу. Он всегда побаивался Зайцева и потому старался приблизить его. Назначил старшим в артели, привозил вдоволь водки и пил иногда с ним. Ванька Зайцев тоже знал трусливую душонку торговца и не против был иногда сыграть на этом.

— Ты меня тоже не пугай, не таковых видывал, — сказал Саня.

— Вот и обмозговали. Чо прикажешь делать?

— Тоже, что делал. Полокто помоги кунгас построить, чтобы на нем кирпичи вывозить. Да быстрее пусть делает, кирпич всем нужен, а они тут лежат, тысячи три уже есть.

Санька подал бутылку водки, и Ванька Зайцев нетерпеливо отхлебнул из горлышка, крякнул и по привычке вытер рукавом рубахи губы.

— Запамятовал, Саня, спросить, как Митроша проживает. Здоров ли? — спросил он отдышавшись.

— Живет, что с ним может случиться.

— Не разбогател?

— С чего?

— А-а, тот же, выходит, свойский. Ну, Саня, не обессудь, ежели чево не так сказал. Чево ты сказывал — все сделаю. Но уговор, я твой работник до осени, а зима подойдет — ищи ветра…

В этот день Ванька только сидел на сложенных досках да командовал Полокто и двумя его сыновьями. На второй день сам принялся за дело, и вскоре на земле лежал киль кунгаса с рядами шпангоутов. Потом строители обшивали борта досками. Кунгас получился большой и неуклюжий. Полокто посчитал, сколько времени они трудились над этой громадиной. Выходило, что за это же время можно было построить не меньше трех нанайских неводников. Полокто, хотя и не очень разбирался в арифметике, но прикинул, что строить кунгасы ему не выгодно.

Закончив работу, он с сыновьями уехал домой, потом навестил Салова. Санька расплатился с ним, для виду погоревал, что Полокто не хочет больше строить кунгасы, а на самом деле был рад, потому что ему удалось зафрахтовать небольшой пароходик с баржой, который одним рейсом мог вывезти из Шарго и кирпичи и доски месячной выработки.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Строптивая Гэйе только в первые годы замужества не признавала первую жену мужа Майду: она была молода, красива, ее любил Полокто, и этого было достаточно, чтобы она измывалась над Майдой. Самые тяжелые, самые неприятные работы в доме выполняла молчаливая Майда, она почти превратилась в служанку Гэйе. Если Майда делала какое-нибудь замечание, то она жаловалась Полокто, и тот, не задумываясь, начинал избивать старшую жену.

Потом произошло немаловажное событие в жизни Майды: в Нярги приехал один из ее братьев и сурово поговорил с Полокто, пообещав забрать сестру вместе с племянниками. Угроза эта подействовала, Полокто несколько присмирел, в порыве злости он поднимал руку только на Гэйе. Не лишенная ума Гэйе поняла, что она потеряла свое обаяние, что Полокто больше не любит ее, и в этом доме она может получить поддержку только от Майды. Теперь она сама искала расположения Майды, звала ее старшей сестрой.

— Эгэ, тебе хорошо, у тебя есть братья, они заступаются за тебя, — сказала она однажды и заплакала. — И дети у тебя большие, заступники.

Мягкосердечная Майда обняла Гэйе и стала ее успокаивать.

С этого дня началась их дружба. Майда любила прибирать дома. Она была первая нанайка, которая поняла все преимущества рубленого дома. Съездив на дальнюю протоку, она привезла белой глины и ею обмазала стены. В доме сразу стало светлее и уютнее. Майда мыла пол, натирала его песком и жесткой хрустящей травой, и он становился чистым и белым, как стены. Майда приучала к чистоте и невестку, жену Ойты. Гэйе, которая раньше не притрагивалась к половой тряпке, теперь сама мыла пол, прибирала в избе.

В доме Полокто в отсутствие хозяина царила тишина и то спокойствие, которое возможно только при большой дружба между членами семьи. Женщины без слов понимали друг друга, и каждая знала свои обязанности, хотя никто никогда не распределял их. А по вечерам при слабом свете жирника они сидели друг против друга на нарах и шили халаты, обувь, вышивали узоры для них.

Майда с Гэйе давно заметили, как Полокто злится, когда видит их дружескую беседу. Последнюю его выходку, когда он за косы стащил Майду с нар и избил ее, Гэйе приняла, как собственную обиду. Она подняла Майду, вывела на улицу и вымыла ей лицо холодной водой.

— Эгэ, я больше не могу на это смотреть, — сказала она. — За что он тебя за косы таскал?

— Помолчи, Гэйе, а то за тебя примется.

— Пусть бьет! Пусть! — Гэйе кричала звенящим голосом.

Тут подошел Ойта, подсел к матери.

— Смотри, смотри, Ойта, что делает твой отец с твоей матерью, — продолжала кричать Гэйе. — Ты скажи отцу…

— Ничего не говори, сын, — перебила Гэйе Майда. — Разве его уймешь словами.

Майда знала, что сыновья не любят отца, а слушаются его только потому, что он отец. Она знала, стоит ей сказать слово, как Ойта заступится за нее. Что тогда будет в их доме, один злой дух знает. Ойта с братом с малых лет были привязаны к матери. Когда отец избивал ее, они с громким плачем обхватывали ее, пытаясь защитить, но безжалостная рука отца не щадила и их. Так Полокто сам заслужил ненависть своих сыновей.

— Ну ладно, я сама ему отомщу, — сказала Гэйе. — Отомщу так, что все будут над ним смеяться.

Гэйе сдержала свое слово. В эти дни в Нярги гостила семья из стойбища Джоанко, откуда была родом Майда. Когда гости уезжали, Гэйе попросила их передать братьям Майды, чтобы те, если они настоящие мужчины, приехали и защитили свою сестру. Все это Гэйе сделала по своей инициативе, даже не переговорив заранее с Майдой: она знала, что Майда ни за что не согласится пойти на такой шаг.

Прошел почти месяц, как Гэйе передала весточку братьям Майды. За это время Полокто построил несколько нанайских неводников, закончил кунгас для Саньки Салова на озере Шарго, а братья Майды все еще не подавали весточки.

Наконец Гэйе не выдержала и все рассказала Майде. Майда молча выслушала и, хотя внутри у нее все кипело от негодования, спокойно сказала:

— Ты, Гэйе, нехорошая. Чтобы обесчестить человека, ты готова на все. Подумай, разве это хорошо?

— А ему хорошо нас избивать? — запальчиво спросила Гэйе.

— Такая наша доля. Тебе он, может, никто, а для меня он — отец моих детей.

— Все равно дети не любят его.

— Не нам судить об этом. Сыновья взрослые, они сами знают, что делать. Мы с тобой женщины, в дела мужчин не будем лезть.

Разговор женщин оборвался: вошел Полокто.

— Сидите? Языки точите? — спросил он, берясь за коврик, чтобы напиться воды. — Бездельницы. За что я вас только кормлю?

— Без тебя прокормимся, — вдруг зло ответила Гэйе.

Полокто удивленно уставился на младшую жену.

— Что ты сказала? — спросил он.

— У тебя уши есть.

Полокто подошел к ней и выплеснул в лицо воду.

Гэйе рысью спрыгнула с моста, схватила в углу вэксун[51] и метнула в мужа. Пополневший Полокто все же успел отпрыгнуть в сторону, тяжелый вэксун ударился об стену и отвалил большой кусок глины. Гэйе схватила подвернувшуюся под руку палку и накинулась на испугавшегося Полокто.

— Если некому нас защитить, то сами будем защищаться! — кричала разъяренная Гэйе. — На! На! Собака!

На Полокто посыпались удары, он прыгал, размахивал ковшом, пытаясь достать до головы Гэйе. Наконец он изловчился, схватил палку, затем и саму Гэйе, свалил ее и беспощадно стал бить той же палкой, которая только что прыгала по его спине.

— Бей, собака, бей, — хрипела Гэйе, извиваясь под жестокими ударами.

Майда подошла к Полокто, схватила за палку двумя руками и крикнула:

— Ты же человек, отец Ойты! Опомнись!

Полокто вырвал палку, ударил Майду по спине и опять принялся за Гэйе. В дом вбежали Ойта с Гарой.

— Ты не пьян, отец, — проговорил Ойта.

Полокто отбросил палку, поднял с пола выроненный им ковш, подошел к жбану, зачерпнул и жадно стал пить.

— Вы что, пришли защищать? — спросил он, даже не взглянув на сыновей.

— Нет, пришли посмотреть и поучиться, — ответил старший Ойта.

— Ты как разговариваешь с отцом?

— Я тебе не Гэйе, — храбро ответил Ойта.