Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли Страница 59

«А зачем вы хотели разыскать меня? Чтобы рассказать, как проводили нулевку?» — могла бы спросить Надя.

Но ее интересовало все, чем занимался Ахмадша, и, конечно, прежде всего то, почему он не пришел раньше. Он обязательно должен был прийти, потому что еще никто не заставлял ее так ждать и волноваться. Неужели он сейчас распрощается и уйдет? Как задержать его? Надя давно привыкла считать себя взрослой, но вдруг оказалась беспомощной, точно девчонка.

— Почему вы невеселы? Или работа не ладится? — спросила она с непривычным смущением.

— Нет, что вы! — И он без приглашения, легко подтянувшись, сел на край террасы.

Не было в нем лоска, не чувствовалось и модной среди части молодежи небрежно-нагловатой развязности. Хорошая, крепкая рабочая рука легла рядом с рукой Нади, и так радостно стало смотреть на солнце, уже садившееся в низовьях реки и стелившее по водному зеркалу ослепительно золотую дорожку, на небо, где в непрестанном борении цветов и оттенков таяли последние облака.

— Кого я вижу! — крикнула неизвестно откуда взявшаяся Юлия. — У вас тут поэзия, рай земной, а мы, пока ехали, задохнулись от жары и пыли.

Надя с рассеянной улыбкой, будто издалека, взглянула на подружку.

— Это Ахмадша. Ты не ожидала?

— Еще бы! Чего вы тут киснете? — Юлия, сделав над собой усилие, тоже улыбнулась. — Марш в лодку! Поехали кататься, такая красота кругом, от одних соловьев с ума сойти можно!

Поздно вечером, проводив Ахмадшу, девушки долго сидели на террасе, зябко прижавшись друг к другу, и… молчали. От реки веяло свежестью. Буксиры тянули по стрежню баржи и плоты; пассажирские пароходы причаливали к пристани, качая на черной воде отблески огней.

— Как он втрескался в тебя! — с неожиданной грубостью громко сказала Юлия.

Надя вздрогнула, пугливо оглянулась на темную дверь: отец, наверно, уже спал и огонь погасил, чтобы в домик не налетела мошкара.

— Тебе он тоже нравится? — по-прежнему резко спросила Юлия. — Впрочем, зачем спрашивать — и так видно!

Ночью Наде не спалось. Сидя в кровати и опираясь локтями на подоконник, она смотрела на реку и черную кайму острова. Впервые она видела рассвет над Камой; река, молочно-жемчужная в пелене тумана, тускло светилась под низко плывущими облаками, и в этой светящейся мгле разворачивался кормой к берегу крутобокий лебедь — пароход. Белые тугие валы бежали за ним, тянулись полосами. Чуть моросило, и не верилось, что всего несколько часов назад золотисто-розовое вино заката тепло и ярко окрашивало воздух, небо и землю.

На веранде, на раскладушке, беспокойно спала Юлия, громко вздыхала, вертелась, бормотала спросонья.

А утром погода опять разгулялась.

Дронов уехал рано. Девушки купались в желтоватой камской воде, заплывали на далекие глубины, потом вскипятили на примусе чай, напекли сдобных поджаристых оладий из пресного теста. Но только собрались сесть за стол, как явились Юрий и Ахмадша.

Юрий был весел, он думал, что привез Ахмадшу для Юлии (ведь она так часто говорила о нем в Светлогорске!), но, присмотревшись к тому, как вели себя его друзья, быстро погрустнел.

Однако он не отказался от поездки всей компанией на остров и стал собирать удочки.

Сборы неожиданно были прерваны приездом Груздева, Дины Ивановны и Зарифы.

— Это Ахмадша, мама.

Дина Ивановна пытливо посмотрела в лицо дочери.

— Я его хорошо знаю! Мы с Яруллой Низамовичем старую дружбу бережем.

Немножко стесненная приездом матери, Надя вела себя сдержанно, но чем ровнее звучал ее голос, тем ярче светились глаза. Даже подоспевший Витька поддался ее очарованию и не знал, чем услужить.

— Все влюблены! — капризно сказала Юлия, насторожив своим тоном Груздева, и с досады пнула босой ногой подвернувшегося Каштанчика.

— Ты с ним потише! — посоветовал Витька. — А то он не посмотрит, что ты накрашенная, так тяпнет, только держись!

— Убирайся отсюда, — вспылила Юлия. — Сам крутится, да еще паршивую собачонку с бородавкой привел. Может, это у нее злокачественное…

«Сама ты злокачественная», — хотел сказать Витька, но воздержался — такая многолюдность и суетня здесь неспроста: видно, затевается поездка по реке…

— Сейчас достану моторный ботик. И тебя возьмем с Каштанчиком. Ничего, что с бородавкой. В жизни всякое бывает, — сказал Груздев обрадованному Витьке.

Груздев сел за штурвал, рядом уселись Зарифа и Юрий. Витька с Каштанчиком пристроились на широкой корме, за Юлией, Ахмадшой и Надей.

Словно белые крылья, взметнулись по обе стороны катера вспененные волны; сдвинулся с места домик с верандой, на которой стояла Дина Ивановна в ярком платье, побежал лес над каменистым мысом и заводью. Небо вдали сливалось с серебристой голубизной воды, а все вокруг, подернутое легчайшей утренней дымкой, было пронизано светом солнца.

Круча правого берега за рукавом протоки отвесно спускалась в реку, дальше — изумрудная лощина, посреди которой полоса особенно густой и зеленой травы выделяла путь родника. Там золотые колонны сосен подпирали хвойную крышу, там — дремучая еловая чаща, прошитая кое-где белыми стежками берез. А вот — оползень; оторвалась и опрокинулась громадная краюха берега, образовав нагромождение земли, древесных стволов и узловатых корней. На узкой береговой кайме — лодки, костры, палатки; женщины в сарафанах, полуголые дети и рыбаки: веселый праздничный набег на природу.

— И сюда докатилась большая вода Куйбышевского моря, — сказала Зарифа, глядя на тополя, видневшиеся вдоль всего побережья.

Они умирали, стоя в реке; вершины их уже пожелтели, и тонкий аромат увядания, напоминавший запах скошенной травы, смешивался с речной свежестью.

Не поворачивая головы, Ахмадша видел смирно лежавшие руки Нади, а легкий край цветастого платья, развеваясь по ветру, забрасывался на его колени.

И еще он видел возле своего лица прядку прихотливо вьющихся ее волос — так близко сидела она.

Груздев вел катер, мастерски управляя на крутых волнах, поднимаемых встречными судами. Витька, привязав Каштанчика к спасательному кругу на корме, умудрился пролезть к рулю и, засматривая вперед через широкое стекло, защищавшее пассажиров от ветра, спросил директора завода:

— Ты, наверно, и пароход сможешь вести?

— Конечно. Только подучиться немножко — и поведу.

— А самолет?

— Самолет не смогу: кабина летчика для меня тесновата.

— Да, ты там, наверно, не уместился бы, — согласился Витька, почтительно оглядывая крутое плечо Груздева и его большие руки, в которых колесо штурвала казалось игрушечным. — Чего ты такой хмуристый? Сегодня выходной! Смотри, на берегу даже пляшут спозаранку.

— Хмуристый я, сынок, от заботу.

— Плюнь на нее, легче будет. Мой папанька, когда на рыбалку едет, всегда так говорит.

Груздев рассеянно улыбнулся. Надя тихонько запела:

Волга-реченька широкабьет волною в берега…

Мальчик, угадывая его желание послушать песню, обернулся:

— Пуще пой!

Надя вопросительно-ласково взглянула на Ахмадшу и запела громче, но не в полную силу: о своем голосе она была не очень высокого мнения.

Песню подхватила Зарифа; приятным баритоном поддержал окончательно расстроенный Юрий. Ну, хорошо: ревновать не имеет права, но ведь не слепой он! Юлия тоже нервничала: забыв развязные ухватки, точно девочка-школьница, теребила концы косынки.

Пробежав еще километров десять, катер стал разворачиваться в обратный путь. Солнце поднялось уже высоко и теперь сияло над левым берегом, поэтому деревья, повернутые к реке теневой стороной, казались черными в сизоватой дымке. Зато на правобережье все ярко золотело: и стены новых домиков, и стволы сосен, и скалы, и берег, усыпанный народом.

— Какая дивная прогулка! Какая красавица наша Кама! Спасибо вам, Алексей Матвеевич, — сказала Надя, тоже светясь от солнца и счастья.

Он кивнул не оборачиваясь, боясь прочесть по выражению ее лица, что она влюблена в Ахмадшу, но это даже в ее ликующем голосе чувствовалось. Конечно, им хорошо, чудесно, что и говорить!

На берегу залаяла собака. Каштан вскочил, вывернув голову из ремешка и приподняв вислые уши, а тут суденышко качнуло волной от баржи-самоходки, и щенок ухнул в пенистый бурун под бортом.

Груздев убавил ход, сделал один круг, другой, но Каштанчика не было видно.

— Нырнул прямо на дно! — сказала Юлия с нервным смешком.

Витька, поводя отсыревшими глазами, крепился, однако губы его предательски вздрагивали и кривились: вот-вот даст реву!

— Вон твой Каштанчик! — обрадованно закричал Груздев, увидев голову вынырнувшего щенка, подрулил, и все облегченно вздохнули, когда Юрий, которого Ахмадша держал за ноги, выловил и втащил на катер мокрую собачонку.