Евгения Скрипко - Друзья и родители Страница 6

– Понял, – серьезно ответил мальчик.

– Ну, а если понял, – Чистов взял Вадика за плечи и повернул к окну, – пойди и погуляй вот тут, по тротуару, а мы с папой и мамой подумаем, как тебе помочь.

Когда мальчик вышел, Чистов вернулся к своему стулу и заговорил с Саяновыми. Голос его звучал тихо, но осуждающе.

– Должен признаться, товарищи, редко, очень редко с такими вопросами к нам обращаются родители! Сюда чаще приходят люди, чтобы усыновить чужих детей, сирот, берут их из детских домов.

– Разные бывают обстоятельства, – отозвался Саянов.

– Разные бывают и люди, – подсказал Чистов.

В это время в дверь заглянула женщина в синем берете со звездочкой.

– Входи, товарищ Николаева! – пригласил Чистов. – Прошу извинить, – обратился он к Саянову. – Это инспектор детской комнаты по служебному делу.

Женщина в милицейской форме подошла к столу. Она не могла не заметить, как солидный моряк недовольно повернулся на стуле и посмотрел на часы.

– Я на минутку, Алексей Яковлевич, – предупредила она, подавая Чистову руку. – Мне нужны хлебные и продовольственные талоны на Вову Устиновича. Вчера я вам о нем звонила.

– Помню, помню. Это тот беглец из детского дома? – догадался он. – Направь его в детский приемник. Чего ты с ним будешь возиться.

– Нет, Алексей Яковлевич, пусть лучше он у меня дома побудет, – Беда с тобой, Анна Сергеевна! – подчеркнуто сокрушался Чистов. – Дались тебе эти чужие дети! Их жалеешь, а себя не бережешь. У тебя, наверное, и для своего ребенка не хватает времени?

– На все у меня хватает времени, Алексей Яковлевич.

– Ты, видно, свою квартиру решила в новый детприемник превратить. Сколько у тебя там этих Вовочек и Ванечек перебывало?

– Что же делать, Алексей Яковлевич, если эти дети нуждались в моей помощи, а я не могла им в этом отказать.

– Неисправимый ты человек! Ну, да ладно, Поговорим об этом на досуге.

Чистов взглянул на Саянова: тот утопал в облаке табачного дыма.

– А все же, что там у тебя за Вова? Родители у него есть?

– Я вам его сейчас покажу.

И Николаева направилась к двери.

– Вовочка, иди сюда! – позвала она.

Мальчик лет двенадцати в сером бумажном костюмчике стандартного покроя и начищенных до блеска уже не новых полуботинках робко перешагнул порог. Николаева, направляя его вперед, повела к столу Чистова.

– Этот дядя, Вовочка, хочет с тобой познакомиться.

Чистов заговорил с мальчиком. Мария Андреевна с нескрываемым любопытством прислушивалась к каждому слову ребенка. Разглядывая мальчика, она думала и о своем сыне: «Чистенький, даже ушки блестят… и чубчик беленький, как у моего Вадика. Как, наверное, тебя ищет мама!»

– Получается, что ты убежал из детского дома, чтобы отыскать свою маму, – подытожил сказанное мальчиком Чистов. – Где же ты потерял ее?

– Мы когда ехали, – уже смелее заговорил Вова, – наш поезд стали фашисты догонять. Тогда машинист затормозил, и они сперва пролетели. Потом поезд остановился, и все побежали прятаться в лес. Мы с мамой тоже побежали. Потом фашисты вернулись и давай бомбы бросать… Вагоны загорелись, а когда вагоны потушили и все начали садиться в которые не сгорели, было очень тесно и с чемоданами не пускали. А мама не хотела чемодан бросать. Меня какая-то тетя подсадила на подножку, а потом я сам залез, а мама осталась. Там еще много людей осталось…

– А отец у тебя есть? – поинтересовался Чистов.

– Папа, еще когда мы с мамой уезжали, в Минске остался: ему нельзя было уезжать, он на заводе работал.

– Ну что ж, Вова, будем искать твоих родителей, – пообещал Чистов. А пока ты решил у Анны Сергеевны жить?

– И у бабушки, – добавил мальчик. – Она мне даже костюм постирала. – Смотрите, какой он чистый стал.

Чистов еще не успел выдать Вове хлебные талоны, как в комнату вошел новый посетитель.

– Разрешить, пожалоста!

Саянов, возмущенный этим вторжением, резко повернулся к вошедшему, но тут же и притих. Смуглолицый солдат с изуродованным правым ухом и рубцом на щеке, тот самый сосед Саянова по вагону, что расспрашивал ефрейтора о детдоме, теперь стоял рядом и разговаривал с Чистовым как со старым знакомым.

– Вы приехали, товарищ Мунтян, а я вам ответил, – будто в оправдание говорил Чистов.

– Дожидался бумагу – нету, отец сказал – ехать надо, самому дочку искать надо.

– Анна Сергеевна, – остановил Николаеву Чистов. – У вас хорошая память, может быть, вы поможете нам с товарищем Мунтяном отыскать его дочку. По всем данным девочка должна находиться в одном из детских домов нашей области, но вот у меня все ответы: Тамарочки Мунтян нет.

– Вовочка, пойди, там меня обожди. Николаева проводила мальчика в соседнюю комнату.

Лицо молодого отца оживилось, и он обратился к женщине:

– Пожалоста, вспоминай! Тамарочка Мунтян, бутылком разбитая ручка разрезал. Вот так ладошка, – и он указал на собственный рубец на правой щеке.

– Девочке в 1944 году было два года. Возможно, что она своей фамилии и не знала, – пояснил Чистов. – Жена товарища Мунтяна выехала с ребенком в Одессу, заболела…

– Помер жена. Больница написал – жена помер, а дочка Тамарочка больница ничего не писал.

Николаева озадаченно посмотрела на Мунтяна.

– Возможно ребенка удочерили, – подсказал Чистов, – но я никаких следов не нахожу.

– А если, действительно, у девочки уже есть приемные родители? Что же вы тогда, Алексей Яковлевич, намерены делать?

– Это зависит от отца.

И Чистов посмотрел на Мунтяна.

– Скажи, где дочка? Пожалоста, скажи, Тамарочка домой ехать будет. Дедушка, бабушка дома есть…

– Сейчас вам ничего не могу сказать, – отозвалась Николаева. – Вот посмотрю свои записи, подумаю, возможно, вспомню. Я зайду к вам, Алексей Яковлевич.

– Зайди, если сможешь, сегодня, – попросил Чистов. – Пороемся еще тут, в архивах…

– Хорошо, – ответила женщина и поспешила к выходу.

Пока Чистов и Мунтян договаривались о новой встрече, Саянов, утомленный ожиданием и раздираемый противоречивыми чувствами, подошел к открытому окну, выходившему на зеленую улицу с чистой, напоминающей паркет мостовой и молодыми акациями.

Отсюда он мог видеть сына, который, присев на край тротуара, что-то усердно приколачивал камнем. Малыш в синих трусиках и белой панаме, склонившись над Вадиком и заслонив его от отцовского взгляда, терпеливо дожидался окончания ремонта своей игрушки.

Вот малыш выпрямился и отступил, и Вадик, починив игрушечный автомобиль, начал проверять его в действии. Как добросовестный мастер, он еще раз потрогал прибитое колесико и проверил остальные, затем, вручая «машину» хозяину, с деловитостью старшего принялся объяснять ребенку, как надо пользоваться игрушкой, чтобы она больше не ломалась.

«Вот какой ты, оказывается!» – невольно удивился отец.

В эти несколько минут Саянов успел понять, что совершенно не знает своего сына.

Вадик с малышом довели «машину» до угла и повернули обратно.

Теперь мальчик мог заметить отца, и Саянов, будто напугавшись этого, шагнул от окна и чуть не столкнулся с Чистовым, который вместе с Мунтяном направлялся к двери.

Обескураженный собственным поведением, капитан-лейтенант торопливым движением рук достал портсигар и спички.

Увидев в дверях Чистова, зашумели в соседней комнате его очередные посетители, и Саянов понял: пора уходить.

Николай Николаевич взглянул на жену: она поджимала пересохшие губы и пальцы ее мяли и без того потертый ремешок сумочки, где он знал, лежат его старые письма. «Какая низость! – мысленно возмутился он. – Уличать друг друга письмами!»

И сознание собственного недостойного примера заставило его скомкать, не вынимая из кармана, письмо жены, которое он хотел сделать доказательством, что мать не справляется с Вадиком.

Проводив Мунтяна, Чистов снова заговорил с Саяновыми.

– Мне думается, дорогие товарищи, зря вы сюда пришли! Поспорили, поторопились. Хороший у вас мальчик, и причина, наверное, не в нем.

– Причина в женщине, – подсказала жена гневно.

– У вас есть новая семья? – поинтересовался Чистов.

– Пока нет, но скоро может быть…

– Не должно у вас быть другой семьи, молодой человек! А впрочем, не такой уж вы и молодой…

– Сорок один год, – снова подсказала Саянова.

Это «не такой уж вы молодой», как кнутом подстегнуло Саянова, а Чистов не унимался:

– Пожалуй, еще столько молодости и бодрости у судьбы не выпросишь! А, как знать, помирится ли новое счастье через каких-нибудь десяток лет с ушедшей молодостью. Иногда оно зло мстит за нашу запоздалую страсть.

– В ваших словах, товарищ Чистов, много правды, да и вообще я сегодня получил у вас хороший урок, спасибо!

– Ну, а если так, то не пора ли нам позвать Вадика?

– Пожалуй, пора, – согласился отец.

Он подошел к окну и окликнул сына.