Таксопарк - Илья Петрович Штемлер Страница 76

— Пройти дай, болван! — Сергачев отодвинул Славу в сторону.

— Да-да! — закричал вслед Слава. — Замечают! И за машину твою я не держусь, понял? Другую получу. Новую. Знаем, как их получают…

Знакомый грудной звук старого клаксона коротко подрубил последнюю его фразу — Федя проверял свою работу.

Сергачев вышел на первый двор, к «зеленщикам». Вся территория была заставлена автомобилями, и почти под каждой машиной расползалась широкая лужа от спущенной из радиаторов воды — ночью ожидались заморозки.

Стараясь не заляпать грязью туфли, он направился в дежурную столовую, специально организованную для тех, кто выезжал в ночную смену. Суматошный днем зал сейчас пустовал. Спинки легких алюминиевых стульев были скорбно прислонены к серым пластиковым ребрам столов. В углу расположилась компания водителей. Точно нахохлившиеся воробьи в своих пальто и полушубках, они нетерпеливо дули в стаканы с жгучим какао, торопливо заедая кто пирожками, кто холодной котлетой…

Раньше в это время в зале было куда оживленней — закончившие смену водители не торопились по домам. Сидели бражничали, перекидывались в картишки. Расходились к утру, точно после хорошей вечеринки, — благо назавтра был отгульный день. Но с приходом Тарутина это веселье было прикрыто. И крепко. Пришлось уволить несколько человек для примера… Впрочем, и сейчас нет-нет да кто-нибудь организует в столовке сабантуй, осторожно разливая вино под столом с невинным выражением лица. Как те двое, что сидят у окна…

Сергачев шутливо погрозил им пальцем. Молодые люди подмигнули ему — свой брат, таксист, не выдаст.

В буфете сегодня дежурила тетя Зина. Толстая добрая женщина с памятью электронно-счетной машины. Многие брали у нее еду в кредит — редко у кого были деньги перед выездом на линию, обычно брали из дому пятак на автобус, чтобы доехать до парка. Тетя Зина все запоминала с великой точностью. И никогда не обсчитывала, много раз проверено. Водители это ценили, при расчете оставляли тете Зине «премию» сами — кто сколько…

— Тетя Зина, доброй ночи! — Сергачев подошел к буфету. — Сколько там с меня настукало?

— Олежек? Здравствуй. — Тете Зине нравился Сергачев, и она его выделяла из всех. — С тебя два рубля сорок. С сегодняшним.

Она знала, что возьмет Сергачев, и, не спрашивая, накладывала ему тарелку.

— Ешь на здоровье… Что это ты вырядился? Со свидания?

— Вроде бы. — Сергачев направился к столику.

— Женился бы, — вслед проговорила тетя Зина. — Елена девушка хорошая. А ты ей голову дуришь. Нехорошо.

— Исправлюсь, тетя Зина, — не оборачиваясь, пообещал Сергачев, ничуть не удивляясь осведомленности буфетчицы. Он и вправду пришел на свидание с Леной, зная, что после двенадцати ночи работа на центральной диспетчерской затихает из-за отсутствия заказов. Но, как нарочно, именно сегодня выдалась напряженная ночь. И Лена отослала его домой. К тому же Сергачеву завтра надо выезжать с утра на линию по выгодному заказу, в Солнечный бор. Туда и обратно — триста пятьдесят километров. Четыре часа — и план в кармане. Хорошо иметь знакомство на центральной диспетчерской…

Сергачев уже допивал какао, когда заметил сидящего в стороне Валеру Чернышева. Тот уперся взглядом в кафель стены и водил ложечкой в стакане.

— Скучаешь? — крикнул Сергачев и помахал рукой.

Валера обернулся, пожал плечами и вновь уставился в кафель. Такое пренебрежение задело Сергачева. Широко отодвинув стул, он поднялся и пересел к Валере.

— Что, в ночную смену? — спросил он, глядя на розовое ухо, поросшее светлым пушком.

Валера нехотя обернулся.

— Должен был. Не выпустили.

— Что так? За дело?

— За дело, — нехотя ответил Валера.

— Чтобы отстранить от линии, нужна серьезная причина. Меня за все время отстранили только раз. Поспорил с контролером. Есть у нас такой типчик. Танцор. Слыхал уже?

— Ну? Вас тоже из-за него отстраняли? — Лицо Валеры посветлело, он всем корпусом обернулся к Сергачеву. Розовые уши покраснели. — И меня из-за него. Надеялся, что сегодня выпустят наконец на линию в ночь. И начальник колонны обещал. Пришел. А меня, оказывается, на административную комиссию передали, будут решать, что со мной делать…

— За что же тебя наказали?

Валера вздохнул. То, что Сергачев в свое время пострадал от Танцора, каким-то образом примирило Валеру с этим самоуверенным красивым мужчиной в модном пальто. И потом не век же ему дуться из-за той, аэропортовской истории.

Валера рассказал все как было. И о коньяке, подаренном вдовцом, и о «Машке — золотой ножке», и о скандале с Танцором у стоянки гостиницы «Нептун»…

Сергачев слушал внимательно, уткнув подбородок в сжатые кулаки. Глухое чувство тоски наполняло душу, сбивало дыхание. Он смотрел на рыжие брови Валеры, на его ясные круглые глаза, такие беззащитные в упрямом стремлении к правде. Точно это был его брат или сын. Он вполне мог иметь такого сына в свои тридцать восемь лет. И вспоминал себя в его годы. Тогда и он мучительно переживал несправедливость. Необъяснимая сила влекла его сейчас к Валере. Возможно, благодаря этой симпатии, настоянной на общем понимании добра, на отвращении ко злу, и находят друг друга в толпе, казалось, совершенно разные люди. Но в Сергачеве слишком глубоко сидело и понятие «здравого смысла». Именно это и делило невидимой границей мировоззрение в чем-то близких по духу людей. Сергачеву хотелось оградить сейчас Валеру от лишних бед.

Валера закончил свой рассказ. Несколько минут они сидели молча. Спохватившись, Валера залпом выпил давно остывшее какао и отодвинул стакан на середину стола.

— Послушай, Валера. — Сергачев с удивлением обратил внимание на мягкость своего голоса. Это получилось непроизвольно. — Я вот что хочу сказать: помнишь ту историю в аэропорту? Мелочь, казалось… А я пытался было тебе преподать урок, ну, скажем, общих законов… Как бы тебе объяснить? Есть законы и законы. Одни написаны на бумаге и гарантируются государством. А есть еще и неписаные: мораль, чувство товарищества… Наконец, чувство стаи! Ты тогда попытался пойти против течения. Я же попытался тебя поправить. Клянусь — из чисто добрых побуждений. В