Роман Александров - Дружина обходит участок Страница 8

— Ну? — Егоров даже привстал, — А Петька?

— Что Петька? — Курдюмов, наконец, раскурил самокрутку и смахивал с колен тлеющие крошки. — Телок твой Петька, вот кто. Какой из него рецидивист?

— Вот-вот. И потом, он во всем признался. А один из шайки тогда скрылся, его разыскивают.

— Ну, а второй?

— Второй? — Вера вспомнила бандита в кожанке и невольно поежилась. — Второй, говорят, болен. Тогда в отделении, куда их привели, мы думали, что он прикидывается. Он даже сидеть не мог, все валился…

Егоров недоверчиво хмыкнул.

— Так сразу и заболел?

— Я ведь рассказывала в парткоме. Когда тот, второй, его фамилия Раздолин, выхватил нож, Звонцов ударом сбил его с ног.

— Раздолин? — Иван Николаевич задумался, — Как же, помню, был такой. Так вот оно что… Петька-то ведь у него учился поначалу.

— Так вот, Раздолин тогда упал и головой ударился о машину. Знаете, там такая штука спереди.

— Вот как… — самокрутка у мастера давно погасла, но он, казалось, забыл об этом. — Значит, Петра будут судить отдельно?

— Да. Конечно, если завод об этом попросит. Вот я и хотела узнать, что вы тут решили, — Вера положила руки на стол и посмотрела на мастера.

— Я сегодня была у товарища Шестакова, он говорит, что Звонцов наверняка попал в эту компанию случайно. И еще он сказал, что не верит, чтобы вы могли в нем ошибиться.

— А я что говорил? — Егоров неожиданно хлопнул ладонью по столу так, что железный колпачок на чернильнице подскочил и свалился. — Дело ясное. И нечего тут, дядя Ваня, перестраховкой заниматься. Наш парень Петька, рабочий, и тут не разговоры разговаривать, а выручать его надо.

— Ну, ты не шуми, — Иван Николаевич одел колпачок на чернильницу. — Ты что думаешь, мне он чужой совсем, что ли? Я за него, может, больше, чем вы, болею.

Он потянулся было за погасшей самокруткой, лежавшей в пепельнице, но потом махнул рукой и поднялся.

— Наш, рабочий, — мастер повторил слова Егорова. — Ты вот пошел бы воровать? Или она? Или, скажем, Шестаков?

— Ну, вы скажете тоже, — Вера возмущенно подняла плечи. — Тут ведь особенный случай, запутали его, припугнули. А потом, он ведь понял все, осознал.

— Осознал… А не подвернись тогда дружина? — Курдюмов сделал несколько шагов по конторке. — Вот, то-то же. Нет, отстегать его нужно, как следует. И пожалуй, прямо тут, на заводе. Ты как, Вася?

— Иван Николаевич, — Егоров глядел на мастера и улыбался. — Так ведь Катюша об этом и говорила. И другие тоже. А вы еще спорили…

— Спорил… — мастер отвернулся. — И нечего скалиться, молод еще. Ничего я не спорил. Ну, придет он в цех, я ему покажу!

Он искоса поглядел на Веру, и она увидела, что мастер как-то смущенно улыбается.

— Это ты к его матери приходила? 

— я. А что?

— Да так. Шел я вчера мимо. Дай, думаю, загляну к старухе. Ну, она мне и рассказала. Это ты хорошо сделала, что зашла.

Вера покраснела.

— Надо же было узнать, что он собой представляет. Тут надо все продумать, ошибаться нам нельзя.

— Вот, и я так считаю. Да нет, пожалуй, ошибки Тут не будет. Парень-то неплохой. Вот, только взялись мы за него поздновато. Бирюком жил. А вышло — не мы, так другие нашлись.

— Ну, ничего, — Егоров приоткрыл дверь. За дверью, спрятав руки в карманы синего поношенного халата, стояла Катя. — Ты чего?

— А вы чего тут? — Иванова сдвинула тоненькие брови и поочередно оглядела всех троих. — Ребята шумят. Чего, говорят, упирается мастер?

— Да не упирается он вовсе, — Егоров тихонько похлопал ее по плечу. — Он просто на себя злится. Правда, дядя Вань? Петька-то ему вроде крестника…

По дороге домой Вера вспомнила утренний разговор в прокуратуре. Следователь, который вел дело Раздолина и Звонцова, долго доказывал ей, что материал на Звонцова никак не может быть выделен в отдельное производство.

— Вы поймите, — убеждал он нахмуренную Веру, нервно теребившую пуговицу на кофточке. — Ведь мы сами заинтересованы в ускорении расследования. Знаете, на заводах есть план, сроки. Так и у нас. А то, что вы хотите, это не лезет ни в какие ворота.

Вера терпеливо выслушивала следователя и снова начинала убеждать его в том, что самой ей казалось совершенно ясным и бесспорным. Она даже удивлялась, откуда у нее берется такая настойчивость. Еще два месяца назад она бы вежливо поблагодарила следователя за разъяснения и бочком вышла из его кабинета. А теперь она только удобнее усаживалась в кресло, стоявшее у следовательского стола, всем своим видом показывая, что не уйдет, не убедив следователя в своей правоте.

— Ну, скажите, — начинала она в который уже раз, — Звонцов признал, что участвовал в двух кражах, так?

— Так, — следователь терпеливо кивал головой, поглядывая на дверь.

— А те двое, могут они рассказать про него еще что-нибудь?

— Вряд ли, — следователь улыбнулся. — Это им самим невыгодно. Они и первый-то случай будут отрицать. Это ясно.

— Так, — теперь головой кивала Вера. — Значит, со Звонцовым все ясно. Больше того, что он рассказал сам, вы не узнаете. Да и узнавать-то нечего, парень — как на ладони. Зачем же оставлять его в тюрьме неизвестно на сколько времени?

— Ну, знаете… — следователь нахмурился. — Что же, по вашему, отпустить его на все четыре, да еще в ножки поклониться? Должен он отвечать за своп действия или нет?

— Должен, конечно, должен! Мы и хотим, чтобы его судили. Только чем скорее, тем лучше. Вы же сами видите, человек он неустойчивый. А в тюрьме известно, какое окружение.

Наконец, следователь не выдержал. Попросив Веру подождать в коридоре, он пошел переговорить с прокурором. Прокурор оказался сговорчивее.

— Что ж, если по Звонцову все ясно, можно кончать. Пожалуй, девушка права. Только пусть завод напишет ходатайство, они должны этого деятеля знать лучше нас с вами. И даже лучше отделить его от тех, двоих.

Там будет разговор особый.

Резко щелкнул замок, и дверь камеры распахнулась.

— Звонцова на выход! — дежурный посторонился, и, заложив за спину руки, Петр через узкий и длинный коридор вышел во двор тюрьмы.

После полумрака камеры солнце казалось особенно ярким и слепящим. День кончался. От невысоких тюремных корпусов ложились прямоугольные тени. У ворот стояла машина, и шофер, разговаривая с двумя милиционерами, неторопливо крошил копошащимся около голубям вынутый из кармана ломоть хлеба. 

Петр с утра ждал этой минуты, представляя, как за ним закроются неширокие ворота тюрьмы, как машина остановится перед зданием суда, как, нагнув голову и не глядя по сторонам, он войдет в судебный зал… Всю эту ночь он так и не смог заснуть, ворочаясь с боку на бок на жестких нарах и прислушиваясь к дыханию спящих людей.

И вот, наконец, эта минута наступила.

Звонцов поставил ногу на подножку машины и оглянулся. Шофер уже сидел в кабине, милиционеры стояли рядом, ожидая, пока он поднимется. Неужели сегодня он снова сюда вернется?

Ворота открылись, и машина медленно выехала со двора. Покачиваясь на жестком сидении, Петр думал о предстоящем суде.

Нет, его не могут осудить, что бы там ни говорили в камере. Ведь он не вор! Пусть он тогда не заявил, куда следует, пусть на набережной его задержали с краденым. Разве он не остановился вовремя, разве не помог задержать Раздолина, разве не рассказал следователю обо всем? И на заводе его знают только с хорошей стороны. Хорошо бы мать догадалась пойти в цех, попросить, чтобы взяли на поруки… Адвокат говорил, что сейчас это принято.

Мягко затормозив, машина остановилась. Один из милиционеров открыл дверцу и вылез наружу. Другой кивком показал Звонцову на выход и приготовился следовать за ним. Разминая затекшие ноги, Петр поднялся, придерживаясь рукой за поручни, сошел на землю. Он не сразу сообразил, куда его привезли, и только, когда милиционер взял его за локоть, показывая, куда идти, он понял, что машина остановилась как раз напротив заводской проходной, рядом с клубом.

У дверей клуба стояла небольшая группа. Проходи мимо, Петр не удержался и поднял голову. Ему показалось, что он увидел побледневшее лицо Кати. Кто это с ней, в кепке? Ну да, это Павлушка, из термички. В цехе последнее время поговаривали, что она с ним дружит. Что ж, теперь ему все равно…

По лестнице он поднимался чуть не бегом, так что милиционеры едва за ним поспевали. Значит, суд будет в клубе… Неужели его так и проведут через весь зал? Хорошо бы хоть через служебный вход прямо на сцену. Так и есть. Он перевел дыхание, оказавшись в маленькой комнате за сценой, где обычно собиралась перед концертами заводская самодеятельность.

В комнате было несколько человек, окруживших невысокую полную женщину с черными, гладко зачесанными волосами. Из знакомых Петр увидел здесь лишь Шестакова, Егорова да девушку из дружины, лицо которой он успел запомнить. Он остановился посередине комнаты, не зная, поздороваться ему или лучше промолчать. Как чужие, висели руки. Он почувствовал, что у него нестерпимо загорелись уши, и еще ниже нагнул голову.