Роман Александров - Дружина обходит участок Страница 9

Полная женщина посмотрела на часы.

— Итак, все в сборе? — низкий звучный голос сразу заполнил небольшую комнату. — Тогда будем начинать.

Петр несколько раз был в клубе на киносеансах и на собраниях, которые проводились в нем по торжественным дням. Пожалуй, в клубе никогда еще не было так многолюдно. Вот, даже в проходах поставили стулья.

Он стоял на ярко освещенной сцене и не знал, в какую сторону ему лучше повернуться.

— Подсудимый, вы можете пока сесть. Нет, не так. Лицом к залу.

Петр сел, стараясь не смотреть в зал, где все лица сливались в его глазах, начавших слезиться от напряжения и яркого света юпитеров. В зале было тихо, и он отчетливо слышал каждое слово, произносимое судьей. Но смысл этих слов, казалось, не достигал его сознания. Он даже не заметил, что судья обратилась к нему, и обернулся к столу лишь тогда, когда стоявший рядом милиционер тронул его за плечо.

— Звонцов Петр Алексеевич, так? Тысяча девятьсот тридцать восьмого года рождения, русский, беспартийный, ранее не судимый?

Он согласно кивнул опущенной головой: «Что она спрашивает, ведь и так все известно. И ей, и всем находящимся в зале». — Петр ожидал, что на суде будет кто-нибудь с завода, ему заранее было тяжело думать, что это мог оказаться Курдюмов, Васька Егоров, может быть, даже Катя. Но он и не предполагал, что на его суд соберется весь завод. 

«Что же теперь будет, после этого позора? Разве он сможет вернуться в цех, пройти по заводскому двору, зайти в столовую, в клуб? Вот, адвокат говорил, могут дать условно… Чем сидеть вот так, уж лучше назад, в тюрьму». — Он заставил себя прислушиваться к тому, что говорили за судейским столом. Теперь судья спрашивала прокурора и адвоката, согласны ли они слушать дело в отсутствие Раздолина и Порфирьева.

«Порфирьев?.. Ну, конечно, это же Николай. Значит, его фамилия Порфирьев… А где же та женщина?» — Звонцов поднял голову и сразу же увидел ее. Женщина сидела в первом ряду, рядом с девушкой из дружины, положив руки на колени. Петр вспомнил про двести рублей и тут же подумал о матери. Видно, она тоже здесь. Сидит где-нибудь в уголке и смотрит на сына, который купил ей подарок на ворованное…

Звонцов поежился, с трудом отвел глаза в сторону.

Милиционер опять тронул его за плечо, и Петр поднялся, напряженно, как глухой, глядя на двигающиеся губы судьи.

Да, он доверяет составу суда. Да, он не заявляет отвода, у него нет никаких ходатайств. Какие уж тут ходатайства!

Судья читала что-то очень знакомое. Обвинительное заключение… «Что ж, там все написано правильно. Так это, наверное, и выглядит со стороны. Ну, а что он при этом чувствовал, разве кому-нибудь интересно?»

Петр почти не слушал, что говорили свидетели. Он прислушался только, когда адвокат стал расспрашивать того самого дружинника, который задержал Раздолина.

— Скажите, свидетель, вы видели, что Раздолин был вооружен?

Свидетель, высокий плечистый парень со спортивным значком на костюме, внимательно посмотрел на спрашивающего.

— Да, у второго подсудимого был нож.

— И, несмотря на это, вы пытались его задержать?

Дружинник смущенно улыбнулся.

— Вообще-то, нам это не рекомендуется. В обязанности дружины не входит задерживать преступников. По правилам, мы должны были вызвать милицию,

— И все же..?

— Да ведь место-то какое! Пока добежишь до автомата, полчаса пройдет.

— Значит, вы были уверены, что сможете задержать двоих вооруженных людей? — адвокат подался вперед, с неподдельным интересом ожидая ответа. — А если бы Звонцов принял участие в борьбе не на вашей стороне?

— Ну что ж, — свидетель немного помедлил с ответом, — конечно, нам пришлось бы потяжелее.

— А результат?

— Результат был бы тот же… — свидетель вздохнул. — Я ведь хотел только обезоружить того, другого. Ну, а если бы их было двое, пришлось бы действовать иначе.

— Иначе? — адвокат посмотрел на судью и пожал плечами, — Вы смогли бы справиться и с двумя?

Дружинник немного подумал, потом решительно кивнул.

— А что же делать? Только этот подсудимый, Звонцов, мог и не знать, что я занимаюсь в секции тяжелой атлетики и неплохо знаю самбо.

Адвокат наклонил голову.

— Вопросов больше не имею.

Выступивший после допроса свидетелей прокурор, пожилой мужчина в очках, был немногословен. Он прошел к трибуне, с которой на торжественных собраниях выступали докладчики, отодвинул в сторону поставленный на ней стакан с водой, вынутым из кармана платком протер очки.

— Давая оценку участию подсудимого в двух тяжелых преступлениях, мы не должны пройти мимо фактов, характеризующих как его самого, так и лиц, вовлекших его в шайку. Главарь ее, Владимир Раздолин, несмотря на свою молодость, является опытным преступником, на совести которого не менее пятнадцати преступлений, в том числе два убийства. Второй участник, Порфирьев, который сейчас разыскивается, тоже довольно мрачная личность. Что же касается Звонцова, то здесь дело сложнее. Как мог этот простой рабочий парень, труженик, так легко, я бы сказал, бездумно, войти в преступное сообщество, что у него нашлось общего с теми двумя?

Прокурор повернулся к Звонцову, который сидел сгорбившись и исподлобья глядел на говорившего. 

— Жажда легкой наживы? Воровская романтика? Стремление подражать опытным ворам, противопоставившим свою волчью натуру нашему обществу? Тому обществу, которое сделало Звонцова человеком, дало ему специальность, которое даже сейчас в лице заводского коллектива стремится помочь Звонцову, замаравшему свою рабочую честь, и готово взять его на поруки, отвоевать молодого парня у воров, которым он с преступным легкомыслием вручил свою судьбу.

Петр чувствовал, как лицо у него медленно наливается кровью, но не поднимал голову, пристально рассматривая дощатый пол сцены у своих ног.

— Я не вижу ответа на этот вопрос, граждане судьи, — прокурор перевел дыхание и отпил из стакана. — Я могу понять, что первый раз Звонцов сам не знал, на что его толкают, к чему приведет его «шутка» с женщиной, которая годится ему в матери. Но он снова пошел на преступление, на этот раз вполне сознавая, что делает.

Кто же он такой подсудимый Звонцов? Законченный преступник, который сам поставил себя вне общества и нуждается в принудительной изоляции, или легкомысленный, неустойчивый человек, которого ничего не стоит толкнуть на дурной путь, но для которого не все еще потеряно?

Этот крайне важный вопрос, от которого зависит дальнейшая судьба подсудимого, и предстоит вам сейчас решить. От решения этого основного вопроса будет зависеть ваше отношение к ходатайству заводского коллектива, который заявляет, что Звонцов не является опасным для общества человеком, ручается за него и просит отдать его на поруки.

Звонцов вздрогнул. Значит, завод все-таки за него поручился… Адвокат знал, что говорил. Но разве легче ему от этого? Уж лучше бы его осудили.

Он посмотрел на адвоката, который с блокнотом в руке шел к трибуне: «Эх, не надо бы ему выступать. Получится, что он, Звонцов, оправдывается, бьет на жалость. А его и так уже пожалели… Только такая жалость хуже всяких обвинений. Хуже потому, что он действительно оказался сморчком, с которым Раздолин делал, что хотел».

Казалось, адвокат сам с удовольствием вслушивается в свой раскатистый голос.

— Граждане судьи! После выступления представителя государственного обвинения, исчерпывающе охарактеризовавшего личность моего подзащитного и его соучастников по преступлению, на долю защиты не осталось почти ничего. И это очень отрадно…

Мне хотелось бы лишь еще раз задержать ваше внимание на двух моментах. Первый — это зловещие фигуры двух бандитов, ловко рассчитанным обманом и запугиванием завлекших в хитро расставленные сети Петра Звонцова, только начинающего жизнь юношу. Эти бандиты, на совести которых не одно преступление, поставили подсудимого перед фактом уже совершенного им по незнанию преступления и, играя на его неопытности и слабохарактерности, угрозами принудили оказать им содействие и в следующий раз.

Я не склонен полностью оправдывать Звонцова, но в какой-то мере его можно понять. И второй момент то, что всем нам очевидно. Для Звонцова не все еще потеряно. В этой связи весьма характерен эпизод с дружинниками, когда Звонцов внезапно увидел всю глубину своего падения и в нем проснулось дремавшее до сих пор чувство гражданского долга. Я не ставлю под сомнение заявление свидетеля Грибанова, но могу сказать, что исход его борьбы с Раздолиным внушал бы серьезные опасения, не подоспей тогда Звонцов.

Учитывая эти обстоятельства, а также ходатайство коллектива, я прошу суд признать, что сейчас, после того, как мой подзащитный достаточно прочувствовал все последствия своих поступков, он не является общественно опасным лицом и к нему не должны быть применены в полной мере полагающиеся за содеянное меры наказания.