Зигмунд Скуинь - Нагота Страница 80

— Вы что, пришли нас разбудить?

Плотина была прорвана. На танцплощадку хлынули парочки, Но тут как раз оркестр и смолк.

10

Послышались стоны и вздохи, кто-то пытался задобрить музыкантов жидкими хлопками. Однако танец не повторили, и публика волной — с ворчанием и шелестом — покатилась обратно к скамейкам. Камита, гордо подняв голову, озирала веранду победным взором. Он шел за ней следом, возбужденный и довольный. Наиболее ретивые все еще хлопали в ладоши. Так вам и надо, ротозеи несчастные, прошляпили танец, в следующий раз будете умнее...

Камита держала его под руку. Отдельные парочки в ожидании танца остались посреди площадки, другие расхаживали взад и вперед, толкались, путались под ногами.

— Камита, приветик!

— А-а, это ты....

— Ой, подружка, что это у тебя? Ну-ка, подойди поближе!

— В чем дело? Ты же видишь, я не одна.

— Да подойди, не бойся! Ничего с тобой не случится. К свету подойди поближе.

Лохматая головка, чем-то похожая на пион. Где он ее видел? Круглящиеся груди, круглящиеся коленки, круглящийся задик, белые штанишки... А звать как? Либа, Лига?

— Прошу прощения, я на минутку... Что стряслось у тебя, Либочка?

— Темновато тут, никак не разгляжу.

— Чего не разглядишь?

— Сама, что ли, не чувствуешь? Да вот же, вот...

Озадаченная Камита невольно подалась назад. Широко раскрыв глаза, Либа пристально смотрела на нее, все подталкивая на середину площадки.

— В чем дело? Говори, не придуривайся,

— Да вот же! Неужто не чувствуешь?

Либа протянула руку к лицу Камиты. Та машинально зажмурилась, запрокинула голову.

— Да погоди ты, не дергайся, не на цепь тебя сажают.

Рука поднялась еще выше, и в следующий миг роскошные ресницы Камиты очутились у Либы.

— На-ка вот, приклей покрепче, а то на радостях и не заметишь, как проглотишь,.,

Он прыснул, но тут же осекся, ожидая, что будет дальше. Обстановка была нелепая. За такие шуточки ребята бьют по морде. (Он был уверен, что у девушек до этого не доходит, но в какой-то момент ему показалось, что Камита вцепится Либе в волосы.) Если поступок носит злостный характер, он ни в коем случае не должен остаться в стороне. (Но как вести себя мужчине, чья дама подверглась нападению со стороны другой дамы?) Впрочем, не исключено, что он, не зная местных нравов, напрасно ждал скандала. А что если ресницы в самом деле оказались плохо приклеенными и могли потеряться, что, к счастью, не ускользнуло от наблюдательного взгляда Либы?

И Камита, должно быть, заколебалась, она стояла, будто окаменев. Ее прежнего мечтательного настроения как не бывало. Теперь Камита не казалась такой очаровательной. Ему почему-то было и стыдно за нее, и жаль ее. Но вот на лице той опять заиграла улыбка. Забрав у Либы ресницы, Камита обняла ее за шею и что-то шепнула на ухо.

Лицо у Либы застыло, совсем как изображение на экране, когда останавливается кадр.

— Нет, — вскрикнула она, — нет!

— Да, мышка, да, милая,

— Никогда!

— Да, да!

Либа отпихнула от себя Камиту и убежала. Глянув ей вслед, Камита проговорила с нескрываемым презрением:

— Недомерок!

— Что случилось?

— Ничего страшного. Кого криком не возьмешь, тому следует шепнуть на ухо. Запомните мой совет. У нас в молочной работает кассирша, настоящая фурия, глотка у нее — сирена корабельная, но я как-то поманила ее пальчиком, чтоб из будки своей наклонилась, и тихо-тихо шепнула: «А знаете, милая, у вас нервы не в порядке, не запускайте, к добру не приведет. Попросите в месткоме путевку...» Безотказно действует. Сразу столбенеет, и рот — на замок.

— Мы с Либой старые знакомые.

— В самом деле? — Глаза Камиты блеснули. — С каких это пор?

— Секрет.

— Вы уже виделись? Интересно, когда? Сегодня утром?

Он усмехнулся и покачал головой.

— Так когда же? Вчера? — не унималась Камита. — Ну скажите. Ведь вы же здесь всего второй день. Она что, приглашала вас на танцы?

— Нет. Мы с ней вместе отомкнули одну дверь. Потом прогулялись по карнизам, прыгая с балкона на балкон.

— И все?

— Разве этого мало?

— От Либы можно ждать и большего.

— Я вижу, вам она не особенно по душе?

— А вам?

— Довольно своеобразные манеры.

— Избави бог от такого своеобразия. У девчонки-разбойницы в сказке Андерсена тоже своеобразные манеры. Ну, конечно, Либа не стреляет, она предпочитает холодное оружие.

— Эта девочка?

— Как, вы не знали? Ну вот, а еще старые знакомые... Она сидела в тюрьме за попытку убить человека. Одного парня на тот свет чуть не отправила. И о своем ребенке совершенно не заботится. Говорят, его воспитывает бабушка где-то в Вилянах или в Вараклянах.

— И ребенок...

— Ну да! Впрочем, что ребенок! Вы бы лучше на мать посмотрели. А теперь: вольно! Можете покурить. — Камита раскрыла ладонь с искусственными ресницами. — Мне очень жаль, но я должна ненадолго покинуть ваше приятное общество.

— Не могу ли я быть чем-нибудь полезен?

— О чем вы говорите! Магия требует одиночества.

— Одиночество скучная вещь.

— Ничего, оставляю вам свою заместительницу. Бирута! Присмотри, чтобы наш поэт не сник от мировой скорби. Заодно, разумеется, пригляди, чтобы не наделал глупостей. Слышишь?!

Пригрозив ей пальцем, Камита затерялась в толпе. Бирута, потупив глаза, подошла поближе. Опять заиграли.

— Надеюсь, вы сможете присматривать за мной и в танце?

Бирута покраснела, не в силах скрыть радость.

— Я плохо танцую.

Ее откровенная робость была приятным облегчением.

— Я тоже. Но мы же не на конкурсе.

Бирута сказала правду. Тянуть и подталкивать ее, действительно, было делом нелегким. Казалось, она о том только и думает, как бы держаться от него на дистанции. Шаг у нее был деревянный, она то и дело смотрела себе под ноги, ужасно старалась, робела, переживала.

— Мы с Камитой только что говорили о Либе. Оказывается, она у вас знаменитость.

— Я удивляюсь, как это Либа пришла. Обычно на танцы не ходит.

— А вы?

— И я не хожу.

— Если не секрет, почему?

Бирута впервые взглянула ему прямо в глаза.

— Вы знаете, что такое аукцион?

— Очень приблизительно.

— Никогда не читали? В Ленинграде, к примеру, на аукционе продают пушнину, Так вот, танцульки мне напоминают аукцион.

— Ну и что?

— Должно быть, смелости не хватает.

— Мне кажется, Либу не заподозришь в недостатке смелости.

— Не смейтесь. Мне ее жаль.

— Жаль?

— Она не самая счастливая. Простите, я действительно плохо танцую. Может, хватит?

— Да нет же, у нас недурно получается,

Ни в коем случае нельзя ее отпускать. Чтобы там Бирута ни говорила, а ей нравилось танцевать, и совместные усилия давали свои результаты. Бирута становилась смелее, разговорчивей.

— Я бы хотел поговорить с вами.

— О Либе?

— Нет, вообще. Но совершенно откровенно. Мы же собирались играть в откровенность. Сейчас я к этому отношусь серьезно.

Бирута насторожилась. Разволновавшись, она перестала следить за движением своих ног и вдруг сделалась легкой, невесомой.

— Они же приходят сюда не за тем, чтоб танцевать. Вернее, танцы для них не главное. Они приходят, чтобы познакомиться. В конце концов, их можно понять, как же без этого.

Она тихонько рассмеялась, но тут же примолкла, опять посерьезнела.

— Есть, конечно, и такие, кто приходит просто танцевать. Я бы тоже приходила, если бы умела. Танцевать приятно.

— Я, наверно, очень навязчив, но это, считайте, — профессиональный интерес... Скажите, у вас никогда не было желания познакомиться?

— Как это?.. Право, не знаю.

— Ну хотя бы из самолюбия. Или назло подругам. Ведь при существующих пропорциях мужского и женского...

— Я думаю, пропорции тут ни при чем. Я верю в счастье. Сто лотерейных билетов могут оказаться пустыми, зато сто первый с выигрышем.

— Значит, вы фаталистка.

— Не знаю. Но я уверена, что те, кому судьбой суждено встретиться, с первых дней неотвратимо движутся навстречу друг другу, постепенно, шаг за шагом, иногда отдаляясь, как в запутанном лабиринте.

— А что, если этого второго просто нет? Понимаете: нет математически...

— Где-то должен быть. Может, очень далеко, на другом конце света, но должен быть. И вдруг пути пересеклись, они встретились. Всего на мгновенье, в ночной темноте, в толчее привокзальной площади, в переполненном аэропорту. И сразу поймут, что они-то и искали друг друга. Разве так не бывает?

Он, конечно, чего-то ждал от этого разговора. И потому был напряжен и насторожен, как человек, проверяющий электрический контакт, когда толком еще не уверен — не получится ли замыкания. Однако результат был в высшей степени неожиданным. Робкая Бирута на глазах преображалась в пламенную проповедницу, убежденную в своей правоте, готовую бороться, защищать свои взгляды, доказывать. Поистине разительная перемена. Ее речь лилась свободно, на лице торжественное, почти самозабвенное выражение. Ошеломленный, он остановился.