Михкель Мутть - Международный человек

Михкель Мутть

Международный человек

Часть первая Канцелярия номер четыре

Пищевое мыло

Фабиан сидел за своим рабочим столом, который был немного больше, чем у его восьми подчиненных, однако состоял из таких же четырех ящиков, вкупе называемых тумбой, и коричневой столешницы из прессованных опилок и не носил ни малейших следов эстетических излишеств. Он рассеянно разглядывал сине-красные полоски низкосортной отсырелой обертки — в ней обычно продают минеральные удобрения или дрожжи — лежавшего перед ним небольшого пакета.

Это было пищевое мыло.

То самое, которым отныне, на период восстановления независимости государства, официально питались все подданные страны, начиная с собачника, отлавливающего бродячих животных, и заканчивая гибкой, как тростинка, финанс-секретаршей, элегантной, как учительница танцев.

В конце прошлого года высший орган государственной власти, именуемый с советских времен Верховным Советом, в качестве своего последнего акта решил провести референдум, организовав опрос, готов ли народ первые годы независимости поддерживать душу в теле одним только пищевым мылом. Это позволило бы избежать закупок продовольствия у Запада и использовать освободившиеся ресурсы для содержания хуторов, рытья канав, строительства дорог и мостов, обучения эстонцев английскому языку, а русских — эстонскому, издания новых учебников по истории и для других важных дел.

Вопрос был принципиальным, потому что никто не знал, как долго протянется этот переходный период, в течение которого придется расстаться с мечтами о селедочном желе и моченых в молоке яблоках — любимых лакомствах эстонских правителей с незапамятных времен, не говоря уже о финском морошковом ликере и прочих заморских напитках.

Но без готовности народа к самопожертвованию из восстановления независимости ничего не вышло бы, и оно осталось бы таким же пустым звуком, как строка “политически надежный и морально устойчивый” в анкете выездного гражданина в советские времена. Ибо государство было бедным, чиновники предыдущего режима в последний момент положили в карман все, что только можно было туда положить, и ныне в кронах дубовых рощ Таара реял дух банановой республики.

Референдум был проведен.

Подавляющее большинство, даже тысяч двадцать русскоязычных жителей, торжественно поклялось, что готово претерпеть какие угодно невзгоды, лишь бы восстановить истинную независимость государства и невинность нации, похищенные московскими насильниками полстолетия назад.

“Лучше мыло в независимой стране, нежели пудинг в объятиях империи”, — декларировал Блаженный Юссь, школяр и рок-поэт, из окна кафе “Москва”, где проходило большое собрание.

На самом деле это пищевое мыло было вовсе не таким уж противным, ведь ко всему можно привыкнуть. Пищевое мыло еще в хрущевские времена изобрел брат известного архитектора Александра Йодина биохимик Пеэтер-Пьер Йодин, увлекавшийся изобретением всякой снеди. До пищевого мыла он выдумал сладкую землицу, хрустящие камешки и прочие съедобные диковинки, однако они не получили широкого распространения. Тогда как за пищевое мыло биохимик был удостоен Ленинской премии. Возможно, это было как-то связано с Карибским кризисом, вспыхнувшим в то время, и обострением холодной войны. Во всяком случае, отнюдь не сразу пищевое мыло было внедрено в производство (да и необходимость в этом отсутствовала, так как в магазинах еды в ту пору было достаточно). Наоборот, рецепт его изготовления был засекречен, и хотя Йодина не убили с азиатской жестокостью (ему даже язык не вырвали), все же он вынужден был дать подписку о том, что в течение двадцати лет о своем изобретении никому не проговорится. Предположительно, Москва намеревалась пустить в ход этот рецепт в случае, если грянет атомная война и все органические ресурсы будут заражены. Так изобретение Йодина попало в сейф для особо важных вещей Генштаба Советской армии, и сам министр обороны маршал Малиновский повесил ключ от сейфа себе на шею и не снимал его даже во время сна.

Когда Эстония стала независимой, под руководством Союза бывших голодающих и других национальных сил была создана государственная комиссия, которая затребовала от Москвы рецепт пищевого мыла. Однако это было безнадежное предприятие, поскольку договор был заключен с Советским Союзом и Россия даже слышать не хотела о правопреемстве.

К счастью, Йодину между двумя запоями (периодически у него, как у человека с западным образом мыслей, но с угро-финской начинкой, пропадала ясность сознания) припомнилось, что у него сохранился черновик рецепта. Таким образом, Эстония объявила, что она денонсирует обет молчания и берет на вооружение пищевое мыло на родине изобретателя.

В пищевом мыле было мало поэзии. Оно было суровым, как весь переходный период. Оно содержало аммониак, заставляющий рыгать. Рыгала вся страна — рыгали стайер на финишной прямой и молоденький солдат на прозрачной границе республики, рыгал ученый, рассматривающий в микроскоп неизвестный вирус, а также хирург, склонившийся над вскрытой грудной клеткой больного, рыгали даже красавицы ростом 185 см на соревновательном подиуме “Мисс Эстония”.

Но отказаться от пищевого мыла было невозможно, ибо в нем была представлена почти вся таблица Менделеева, оно питало организм, проваливаясь в желудок, словно кусок свинца, и приглушало голод до следующего приема мыла. Без него целые слои населения (учителя, медсестры, пенсионеры, художники-монументалисты и многие другие) просто умерли бы с голоду.

В пищевом мыле совмещались качества кормовой брюквы и кровяного колобка, вернее оно и было усовершенствованным кровяным колобком.

У него было два замечательных свойства. Во-первых, оно никогда не черствело настолько, чтобы сломать об него зубы.

Во-вторых, в пищевом мыле присутствовал запах мяса, хотя мяса в нем не было и в помине. В этом-то и заключалась гениальность брата Йодина. Беда была лишь в том, что мясной дух держался в мыле всего два часа после нарезки, а затем вместо аппетитного запаха телячьего рагу оно начинало источать нечто, напоминающее вонь застарелого пота. (Отметим также, что в так называемом натуральном состоянии пищевое мыло, только что вынутое из холодильника, было покрыто тоненьким слоем некой субстанции, белесой и немного тягучей, напоминающей налет на языке во время утреннего похмелья; постояв на воздухе, этот слой быстро начинал крошиться и напоминал ржавчину.)

Однако вскоре одна из многочисленных учениц Йодина изобрела фиксатор, благодаря которому мясной дух держался несколько дней.

Но необходимое для изготовления фиксатора сырье импортировала Россия, и Москва заломила такую цену, какую на мировом рынке просили только за амбру. Москва была готова продавать соответствующее сырье за ту же цену, что она назначила, например, выращивающим хлопок среднеазиатским республикам, принадлежащим ныне обновленному СССР.

Эта цена была бы символической.

В обмен на это Москва хотела, чтобы Эстония изменила один пункт в конституции, касающийся получения права на гражданство бывшими военными. То есть Москва предлагала при получении гражданства приравнять политруков к православным священникам со всеми проистекающими отсюда последствиями. Москва утверждала, что оба контингента принадлежат к идеологической сфере, ибо как священники, так и политруки занимаются незримыми объектами и духовными силами. Однако эстонская сторона не могла с этим согласиться, потому что незначительные, на первый взгляд, уступки с ее стороны могли бы завести слишком далеко. Этот закон охватил бы потомков вышеупомянутых лиц, и, например, у внуков красных комиссаров Гражданской войны (а они тоже умещались в графу иделогических работников) автоматически появилось бы право быть избранными в писари эстонского поселкового совета.

Москва рассчитывала, что постепенно запах мыла без фиксатора станет для эстонцев невыносимым, и таким образом она надеялась поставить маленький свободолюбивый народ на колени. Но она просчиталась, поскольку эту пищу ели абсолютно все (запасов мыла с фиксатором хватало только на высокопоставленных чиновников, и то лишь перед выездом за границу, а также на торговцев стратегическим металлом), то к запаху привыкли и не обращали на него никакого внимания. Его просто больше не чувствовали.

Выезжая на природу, парочки после завтрака на траве преспокойно целовались под сенью кустов. Барышни кормили из рук кусочками пищевого мыла своих кавалеров, те же с блаженным выражением лица только причмокивали. Их собратья помоложе во время экскурсии на гору Мунамяги (там находился новый отечественный профилакторий для молодежи) просили у своих одноклассниц позволения отведать кусочек пищевого мыла, только что ими надкушенного, что, как известно, является подвидом поцелуя, ибо слюна есть субстанция означенного поцелуя.