Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов Страница 10

Чарльз написал стихотворение об Эдварде, собачке Розмари. Секстинами.

— Папочка, а почему ты решил написать это стихотворение про Эдварда? — восхищенно спросила Розмари. Потому, — сказал Чарльз, — что тебя не было с нами.

Эрик слонялся по Йельскому университету.

Айрин сказала: «Хьюберт, я тебя люблю». Хьюберт сказал, что он очень этому рад. Они лежали на кровати в том доме, думая об одном и том же, о зеленом снеге Монреаля и о черноте Черного моря.

— Причина, по которой я спилила яблоню, только ты учти, Говард, я никому об этом раньше не рассказывала, состояла в том, что ей было тогда ровно столько же лет, сколько мне, шестнадцать, и она была очень красивая, и я была очень красивая, как я думаю, и мы обе были там, и она, и я, и я не могла этого выдержать, — сказала Хильда. А ты и сейчас, в девятнадцать, тоже очень красивая, — сказал Говард. Ты только без рук, — сказала Хильда.

Хьюберт играл на понижение, а акции пошли вверх. Он потерял десять тысяч. В ближайшее время мне будет трудно платить за этот дом, — сказал он Айрин, — Ты не могла бы взять это на себя? Конечно же, милый, — сказала Айрин, — А сколько это стоит? Девяносто три доллара в месяц, — сказал Хьюберт. — И так каждый месяц. Не так уж и много, — сказала Айрин. Хьюберт протянул было руку, чтобы приласкать Айрин, но потом передумал.

На прикроватном столике горела толстая свеча. Айрин улыбнулась.

Эдварду надоело позировать для Чарльзовой секстины. Он потянулся, громко зевнул и укусил себя за репицу хвоста.

Пол стряпал в подвале пластичную взрывчатку для новой партии бомб. На верстаке лежала ветка яблони. Иные семена упали в его ящик с инструментами. В банке? — думал он. Как это — «в банке»? Он вспоминал дружелюбие Монреаля. Черный свитерок Хильды на стуле. Господь Бог изощрен, но не злонамерен, как сказал Эйнштейн. В руках Пола были инструменты. В том числе шило. Теперь, думал он, нужно разжиться жестянками из-под пива «Шлитц». И поскорее.

Айрин задумывалась, любит ее Хьюберт по-настоящему или просто говорит так, чтобы сделать ей приятное. Она задумывалась, можно ли это выяснить, а если да, то каким образом. Хьюберт симпатичный. Но ведь Чарльз тоже симпатичный, если на то пошло. Да и я, я тоже все еше вполне красивая, — напоминала она себе. Не той, конечно же, красотой, как юные девушки вроде Хильды и Розмари, а другой. У меня зрелая красота. Вот именно. В банке? — думала Инга. Эрик вернулся на праздники домой. Анна Тереза Тименецкая написала книгу, И. М. Бохенский снабдил ее предисловием.

Розмари составила список лиц, не написавших ей письма этим утром:

Джордж Льюис Питер Элкин Джоан Элкин Говард Тофф Эдгар Рич Марси Пауэре Сью Браунли и многие прочие

— Мне требуется новое шило, — сказал Пол продавцу хозяйственного магазина.

— Шилья бывают разной длины, — сказал продавец. — Какое вам требуется?

— Ну, примерно такое, — сказал Пол, широко расставив пальцы. О, Хильда!

— Как его звать? — спросили Хьюберта Чарльз и Айрин.

— Его звать, — ответил Хьюберт, — Пол.

— Совсем малютка, — заметил Чарльз.

— Мал золотник, да дорог, — констатировал Хьюберт.

— Можно я закажу тебе что-нибудь выпить? — спросил Говард у Хильды, — Ты уже пробовала граппу? Жители этой страны предпочитают граппу всем прочим напиткам.

— Твое время истекло, — безжалостно объявила Хильда. — Убирайся из этого кафе.

— Как это «убирайся»? — робко возмутился Говард, — Здесь же свободная страна, или как?

— Или как, — отрезала Хильда. — Что касается твоего сидения за этим столиком, эта страна и близко не лежала со свободной. К тому же я улетаю в Данию ближайшим самолетом.

Почтальон («Мой почтальон», по мнению Розмари) упорно придерживался дурацкой привычки обслуживать сперва ту, противоположную сторону улицы и только потом — эту. Розмари съела миску «Трехминутной овсянки».

Эрик подстриг себе ногти одной из этих двадцатипятицентовых подстригалок для ногтей.

Бомба, брошенная Генри Джексоном в своего отца, не взорвалась.

— Зачем ты бросил в меня эту пивную банку? — спросил у Генри Джексона отец. — И почему она тикает, ну прямо как бомба?

Хильда забежала в подвал к Полу.

— Пол, — сказала она, — ты не одолжишь мне топора? Или пилу?

Хьюберт тронул левую грудь Айрин.

— Они у тебя очень красивые, — сказал он Айрин. — Они мне нравятся. А тебе не кажется, что они слишком зрелые? — озабоченно спросила Айрин. Зрелые?

Гиацинтовая Энн хотела Пола, но ей не светило. Пол спал с Ингой, в Дании.

Чарльз смотрел из окна на Хильду. Хильда играла под яблоней. Она вонзила зубы в яблоко. Яблоко оказалось очень невкусным, Хильда задумчиво взглянула на яблоко. Чарльз заплакал. Перед этим он читал Бергсона. Он поразился своим слезам и, пребывая в пораженном состоянии, решил, что пора бы и поесть. Айрин дома не было. В холодильнике тоже ничего не было. Ну и чем же прикажете полдничать? Сходить, что ли, в закусочную?

Розмари посмотрела на Пола. Да нет, — подумала она, — для меня он слишком молод.

Эдвард встретил на улице Эрика.

Желая объяснить Энн, почему той ничего не светит с Полом, Инга написала нижеследующее письмо:

Дорогая Энн.

Я глубоко тронута чувствами, выраженными тобой в нашем недавнем разговоре по радиотелефону. Понравилось ли тебе Черное море? Я надеюсь, что да, а также надеюсь, что ты получишь удовлетворение от этого круиза. Я всегда держала судоходную компанию «Матсон» на хорошем счету. Однако я вынуждена сообщить тебе, что в настоящий момент Пол глубоко вовлечен в любовную связь со мной, Ингой Гроте, очень приличной девушкой из Копенгагена, где мы с ним и находимся, а потому не имеет возможности откликнуться на твои предложения, хотя им никак не откажешь в убедительности формулировок и в привлекательности. Ты разговариваешь по телефону прекрасным литературным языком. Кроме того я считаю себя обязанной отметить, что, если Пол и полюбит в ближайшем будущем какую-либо девушку кроме меня, этой девушкой неизбежно окажется Xwibda, эта девушка из девушек. Хиль да! О, сколь замечательна эта девушка! Само собой, всегда остается вариант, что он полюбит некую девушку, которую еще не встретил, однако подобная возможность кажется мне призрачной. Как бы там ни было, я хочу поблагодарить тебя за гиацинты, они оказались совсем не лишними, и мы обещаем думать о тебе время от времени.

Твой друг Инга.

Чарльз лежал в постели вместе со своей женой Айрин. Он тронул левую грудь Айрин. Они у тебя очень красивые, — сказал Чарльз. Спасибо, Чарльз, — сказала Айрин.

Телеграмма Говарда Эрику так и не дошла до адресата.

Хьюберт серьезно задумался, что бы подарить Чарльзу и Айрин на Рождество. С чем могу я прийти к этим людям, чьей дружбой я так дорожу, чтобы их счастье буквально било через край?

Понравится ли им гамелан? Лоскутный коврик?

— О, Хильда, — радостно сказал Пол, — как давно я не был с тобой рядом. Почему бы нам не поужинать где - нибудь втроем?

— Чарльз! — воскликнула Айрин, — ты совсем изголодался. И ты плакал! Твоя серая куртка вся мокра от слез. Сейчас, я приготовлю тебе бутерброд с ветчиной и сыром. По счастью я только что вернулась из гастрономического магазина, где я купила ветчину, сыр, хлеб, салат, горчицу и бумажные салфетки. Да, кстати, — сказал Чарльз, — что-то Хьюберта не видно, не слышно. Ты его встречала в последнее время? Он посмотрел на свою мокрую от слез куртку. Нет, и давно, — сказала Айрин. — Не знаю уж почему, но за последнее время Хьюберт как-то отдалился. О, Чарльз, можно мне увеличить домашние расходы на девяносто три доллара в месяц? Мне нужна мастика для пола, а еще я хотела бы подписаться на «Нейшнл Джиогрэфик».

— Каждый месяц?

Энн стояла у борта и смотрела на Черное море. Она бросила в него гиацинты — не один, а дюжину, или больше. Гиацинты плавали в черной воде.

— Сдайте, пожалуйста, мочу на анализ, — сказала медицинская сестра.

Пол положил новое шило в ящик с инструментами. Что это такое присматривал Эрик в магазине, никак ружье?

Айрин, — сказал Хьюберт, — я тебя люблю. Я не говорил тебе этого прежде потому, что меня сдерживало то обстоятельство, что ты замужем за моим близким другом Чарльзом. А сейчас, в этом хроникальном кинотеатре, я чувствую близость к тебе, едва ли не впервые. Интимную близость. Я чувствую, что и в тебе — возможно — есть хоть сколько-нибудь любви ко мне. Так значит, — сказала Айрин, — то, что ты подарил нам на Рождество Пола, имело символическое значение?

Инга улыбнулась.

Розмари улыбнулась.

Энн улыбнулась.

Прощай, Инга, — сказал Пол, — Твоя чудесная белокурость была чудесна, и я навсегда запомню тебя такой. Прощай! Прощай!

Говард обналичил чек «Америкен Экспресс». Ну и что же мне делать с этими деньгами? — задумался он. Теперь, когда Хильда улетела в Данию, все финансовые обстоятельства утратили всякий смысл. Он вернулся в кафе, в слабой надежде, что Хильда пошутила или передумает.