Евгений Шкловский - Точка Омега Страница 10

Единственное преимущество, которое давала нам наша старая кляча, – это ее непрезентабельный, неприметный вид. Да и задача не бог весть какая: взять сумку с дензнаками и передать их неким лицам, которых мы не знаем и не должны знать. Место встречи – у какого-нибудь совершенно случайного фонаря на какой-нибудь случайной улице: выйти из машины, сунуть сумку человеку с прикрытым козырьком бейсболки лицом – и все, дело сделано.

Однажды я сказал Коле, что, вообще-то, для такой работы больше подходит маленький броневичок, да и соответствующей экипировкой недурно бы обзавестись, ну, там, бронежилеты, ружьишко какое-никакое, на что тот только криво усмехнулся: какой, к шутам, броневичок, на хрена он нужен? Захотят взять – возьмут и в броневичке, так что лучше просто не светиться, вот и все. Тем более что деньги-то все равно фальшивые.

Вот так.

А что, фальшивые – разве не деньги?

Мысль, однако, была правильная, Коля ее оценил. В конце концов, если возишь деньги, не важно – фальшивые или настоящие, всегда можешь попасть в переделку, и тут уж разницы не будет: пуля – дура, она не отличает истинного от ложного. Да и криминал есть криминал. И чувства, что ты делаешь обычную работу, тоже нет, а это много значит.

Однажды, когда мы припарковались в условленном месте, к нам подошел человек в черной бейсболке и спросил, как проехать на Воронцовскую (или какую-то там) улицу. Только спросил, ничего больше. Но мы с Колей рванули оттуда, как ошпаренные, и потом долго кружили по городу, заметая следы и оглядываясь, нет ли хвоста, так нам этот парень не понравился. А ведь это мог быть самый обыкновенный гражданин, которому действительно нужна была какая-то там улица.

Нам неплохо платили, так что Коля, кто знает, и смог бы со временем обзавестись домиком за городом. Странно, честно говоря, было слышать про «домик» от этого массивного, косая сажень в плечах парня, после его рукопожатия кисть ныла, как если бы ее защемило дверью. А он, обычно молчаливый, еще и поговорить любил на эту тему – какой славный будет домик, стены там и обои, как он отделает кухню и какую люстру повесит, что посадит на грядках и чем будет удобрять…

Он не был женат, но собирался жениться. Девушка у него была приятная, но не без претензий, с ней он и собирался жить в этом славном домике, проект которого он даже показал мне однажды. Внизу гостиная и столовая, спальня и детская наверху, места общего пользования на обоих этажах, всякие-разные строительные новшества и, ясное дело, супер-пупер интерьер.

Откуда что бралось?

Впрочем, понятно откуда – наверняка его девушка накручивала, журналы ему всякие навороченные приносила, типа «Наш дом» и тому подобное, она его просто зомбировала, так что он спал и видел этот свой домик, это свое уютное буржуйское гнездышко, забыв про ледяные ветра Колымы и свист вражеских пуль.

Скорей всего, эта страсть его и сгубила.

Смешно, но Коля просто забыл, что деньги фальшивые. То помнил-помнил и даже мне напоминал, а потом вдруг забыл. Я в тот день не смог поехать с ним, воспаление легких и температура под сорок. Ему одному пришлось, вот он и исчез – вместе с сумкой, не привез в положенное место и домой не вернулся, а «фордик» наш потом обнаружили на окраине, слава богу – целый.

Я все хотел понять, зачем ему эти фальшивые бабки, с которыми даже в магазин толком не сходишь – запросто залететь можно, про крупное и говорить нечего. А сумма солидная, судя по всему, раз он решился на такое. И ведь знал, знал, что все равно его будут искать – даже из-за фальшивых, а – не удержался.

Я это просто объясняю: деньги и есть деньги. Бомба. Вот он на ней и подорвался.

А я с тех пор завязал. Понял, что следующий я. Никакой бронежилет не спасет. Никакой броневик.

Гора

Она и вообще редко звонила, а иногда просто исчезала из эфира, и тогда металлический женский голос сообщал, что абонент находится вне зоны действия Сети. К этому все уже привыкли, так что особо никто не беспокоился. Она была не из тех, за кого нужно беспокоиться. И все равно временами, когда она вообще пропадала с горизонта и достаточно долго не появлялась на Горе, становилось тревожно. Если кто-то в конце концов не выдерживал и набирал ее номер, не особенно, впрочем, надеясь, что она ответит, и вдруг слышал ее голос, все сразу становилось на свои места. Значит, с Ларой (назовем ее так) все в порядке.

Что ж, только это мы, собственно, и хотели знать. Хотя волнуйся – не волнуйся, все будет так, как будет. Сколько раз каждый говорил это себе, но тем не менее совсем абстрагироваться не получалось. Чем-то она нас всех зацепила, эта невысокая, тонкая, ладно скроенная молодая женщина, облюбовавшая именно нашу Гору.

Это мы ее так называли – Гора (на самом деле у нее было и другое имя, по названию места, где она была расположена). Просто Гора, вполне достаточно. Понятно, что не Эльбрус и не Эверест, но тем не менее, чтобы взобраться на ее вершину, нужно было довольно долго карабкаться вверх (подъемника здесь пока не соорудили), а спуск бывал довольно продолжительным, только ветер свистел в ушах и на глаза (если без очков) навертывались слезы. Местами она очень даже крутая, хотя главный склон достаточно пологий, на нем можно было совершать разнообразные маневры и лететь, лететь…

Едва только возникала возможность, она устремлялась сюда, на Гору, благо, если без пробок, от дома ей всего минут сорок. Закинуть лыжи в машину – и в путь… Иногда она даже оставляла всю амуницию, включая лыжи и ботинки, в своем «Мурано» – на тот случай, если вдруг выпадет возможность хотя бы ненадолго вырваться, пусть на час или даже на полчаса. Даже если скатиться только один раз, пронестись, рассекая воздух. Да, и одного раза бывало достаточно. Упоительное ощущение!

Но ей нравилось и просто стоять на вершине и смотреть вниз – на расцветающие яркими экзотическими растениями костюмы горнолыжников, на огоньки, которые всегда празднично освещали Гору вечером, на лес и поля вокруг, на извивающееся змейкой шоссе с бегущими по нему автомобильчиками, отсюда почти игрушечными… Ветер освежал, леденил лицо, огоньки расплывались.

И всякий раз казалось, что, если именно сегодня не увидишь сияющего над горой солнца или низко плывущих косматых облаков, если снег не будет мягко ложиться на плечи и голову, если ветер не будет свистеть в ушах и студить лицо, день прошел зря, пропал, канул как и многие другие. Потому что навстречу ветру, навстречу солнцу и снегу изнутри поднимался жар, и погасить его можно было, только стремительно летя вниз.

Еще здесь все быстро меняло свои очертания, только расцветки горнолыжных костюмов оставались празднично яркими – красные, желтые, зеленые, синие, оранжевые…

Мы догадывались о ее страсти. В любой момент она готова была схватить лыжи с ботинками, походный рюкзачок и сорваться на Гору. И дело, может быть, не только в лыжах, что-то еще ее влекло…

Зима, снег, ветер…

Она сама признавалась, что дух у нее замирает всякий раз, как она скатывается с вершины.

Но если она ехала кататься, то именно на нашу Гору, хотя не так далеко были и другие, даже куда более обустроенные и известные. И вовсе не потому, что наша была ближе других и ей было удобнее добираться до нее. С Горой у нее установилась какая-то особая связь, так бывает.

Она и сама не могла объяснить толком этой постоянно обуревающей ее тяги. Словно здесь, вглядываясь в темнеющий вдали лес, в раскачивающиеся на ветру высоченные сосны, в укрытые снегом поля, она наконец обретала искомое состояние – и можно бесстрашно лететь вниз, потом карабкаться вверх и снова лететь, несмотря на усталость, а то и ушибы, случавшиеся при падениях, от которых, увы, никто не застрахован.

Мы давно заприметили ее на Горе. Она появлялась здесь в самое неожиданное время, рано утром, когда еще почти никого не было, только какие-нибудь спортсмены из горнолыжных школ, которых регулярно привозили сюда тренироваться, или такие же одинокие фанаты, как и она. Ее ярко-красный комбинезон костром разгорался на снежной вершине, и мы из будки наблюдали за ней, ожидая какого-нибудь рекорда, какого-нибудь безрассудства, на что способны именно фанаты вроде нее. Но потом мы поняли, что к ней это не относится, и вздохнули с облегчением.

Она подолгу могла стоять на вершине, с блаженным видом озирая окрестности, а потом вдруг сильно толкалась палками и стремглав скользила вниз.

Серега, у которого она взяла несколько уроков, говорил, что более способной ученицы у него не было – она быстро все схватывала и потом совершенствовалась с упорством отличницы. Она могла провести на Горе весь уик-энд, время от времени исчезая и потом вновь появляясь. Усталость ей была нипочем. Другой бы давно спасовал, чувствуя, как от напряжения становятся чугунными ноги. Наверняка они гудели и у нее, видно было, с каким трудом она их передвигает. Но ее ничто не останавливало. В том числе и наши предостережения. А мы советовали ей не перебарщивать, потому что уставшее тело запросто способно закапризничать в самый неподходящий момент – и тогда, не дай бог, может случиться беда.