Инна Мальханова - Королевский зал Страница 10

Разумеется, всё это были очень полезные навыки. Но, если сказать честно, Света ожидала от спелеологии гораздо большего. Она ждала встречи с прекрасным, таинственным, волшебным миром подземелий, но ничего похожего на тот мир, который она увидела когда-то там, в Кёнигсберге, она не нашла больше нигде и никогда, хотя облазила множество пещер в самых разных уголках своей огромной советской страны. Конечно, и в этих пещерах была своя романтика, своя притягательная сила, но не было той неописуемой красоты, того волшебства, которые она ощутила там, в Калининграде, и которые она вновь создавала перед собой каждый раз, как только закрывала глаза.

Отец болел долго и тяжело. У него открылся диабет - результат голодовки на Ленинградском фронте. Теперь Свете приходилось вставать ещё раньше - в пять часов утра, чтобы перед выездом в университет успеть вскипятить шприц на газовой плите, остудить железную коробочку с водой и шприцом до комнатной температуры и сделать отцу ежедневный укол спасительного инсулина. Многие диабетики делают себе уколы сами, но ведь однорукий Антон сделать этого, разумеется, никак не мог.

Кёнигсбергское подземелье и особенно Королевский зал стали для Светы как бы вторым местом её существования - она мысленно уходила туда каждый раз, когда сильно уставала, когда что-то не ладилось или же окружающая жизнь подмосковного городка, с её убогостью, повальным пьянством и беспросветностью, становилась для неё слишком уж невыносимой. Только теперь девушка поняла, что такое настоящая ностальгия, о которой она читала в книгах. Уже столько лет Свете мучительно хотелось вернуться в свою потерянную сказку - Королевский зал и остаться там навеки! Никто из окружающих, в том числе и родители, даже и не подозревал, что в душе у такой смелой, энергичной и настойчивой девушки постоянно болит эта невидимая, тайная, никогда не заживающая рана...

Между тем, Антону становилось всё хуже и хуже. Однажды, когда дома никого не было, он подозвал к себе Свету и заговорил с ней на тему совсем для неё неожиданную:

- Дочка, ты знаешь, скоро меня не станет, вы останетесь с матерью одни. Ты, как старшая, отвечаешь за Нину и Андрюшку. Ведь и у матери здоровье тоже не очень-то хорошее, не знаю, на сколько она меня переживёт. Держитесь друг друга, помогайте друг другу всегда - ведь никого больше у вас на свете нет...

- Папа, не говори так! Держись, ведь теперь нам так хорошо живётся - и квартира есть, и с продуктами полегче стало. На инсулине можно жить много лет, не поддавайся болезни, ты ведь у нас герой.

- Я знаю, дочка, что говорю. Слава богу, я всё-таки успел вырастить вас всех. Правда, Андрюшка ещё школу не кончил, но и он теперь не такой уж маленький. Но я с тобой хотел поговорить о другом. После моей смерти в моём ящике письменного стола возьми пакет - на нём будет написано твоё имя. Это только тебе, не показывай никому чужому. Теперь другое время, может быть, когда-нибудь потом, ты сможешь с этим что-то сделать, а пока храни до лучших времён.

- С чем сделать, папа, о чём ты говоришь?

- Откроешь пакет, поймёшь, в чём дело. А пока я могу сказать только это. Потом догадаешься сама...

Когда после смерти отца Света вскрыла пакет, она увидела там знакомый медальон с немецкими готическими буквами и сложенный вчетверо листок бумаги. Да, это были те самые вещи, которые она видела в ту ночь в подземном бункере. Медальон она тогда взяла с собой, а потом отдала родителям, чтобы они наконец-то поверили ей. Но вот письмо... Ведь она его не трогала - оно так и оставалось лежать рядом с трупом немецкого солдата. Значит, отец и мама всё-таки спускались в это подземелье, видели всё, о чём она им рассказала. Кто знает, может быть, они даже похоронили этого солдата где-нибудь там же в секретном фашистском подземелье.

Теперь Света легко смогла прочитать то, что было написано по-немецки и на медальоне, и в предсмертном письме - посланце далёкого прошлого не только самой девушки, но и того незнакомого немца, которого она видела всего два раза в жизни и которого уже давным-давно больше нет на белом свете:

Курт Вагнер. 23.02.1913 г. Кёнигсберг. в.ч. 6/7-48

Света вздрогнула - от родился в тот же самый день, что и она, только на двадцать три года раньше! Опять эта цифра двадцать три - прямо мистика какая-то. К тому же, что ещё удивительнее - однофамилец Дирка. А вдруг он ему не просто однофамилец, а какой-нибудь родственник? Кто знает, всё на свете может быть...

Света развернула листок. Вот что она там прочла:

Мои дорогие Дирк и Ханна!

Когда вы почтёте это письмо, если вообще оно когда-нибудь попадёт к вам в руки, то меня уже не будет в живых. Я погиб под Кёнигсбергом - моим родным городом, но не могу сказать точнее, где именно. Я не знаю, что с вами и где вы сейчас. Но я молюсь о том, чтобы вы пережили эту кошмарную войну и у вас всё было хорошо. Я вас очень люблю. Мой дорогой Дирк, вырастай большим и никогда не становись солдатом. А ты, Ханна, дай Бог, вырастишь нашего сына хорошим человеком и сама проживёшь долгую и, может быть даже счастливую жизнь. Я вам желаю всего-всего хорошего, счастья и здоровья.

16 августа 1946 года

Ваш Курт Вагнер.

Света вздрогнула ещё раз - господи, Дирк, да ещё и Вагнер! Нет, не может быть, это просто совпадение и всё... Мало ли сколько Дирков в этой Германии! И Вагнеров, наверняка, тоже хватает. К тому же она знала, что семья Дирка живёт в Дрездене, а о Кёнигсберге он не упоминал никогда. Но вдруг в её ушах прозвучала фраза, которую она когда-то услышала от него в первый же день их знакомства, когда они стояли около объявления о концерте Давида Ойстраха: "О, майн Гот! Да ведь это же и день рождения моего отца!" Тогда она не обратила на неё внимания, но теперь вспомнила, что сказано это было каким-то совсем другим голосом, после чего Дирк почему-то запнулся и продолжал разговор неестественно бодрым тоном.

Значит, это всё-таки тот самый Дирк, сын Курта Вагнера, который теперь вырос и, как и мечтал его отец, не стал солдатом. Каким-то мистическим образом именно Света соединила их судьбы: сначала увидела смерть отца, а теперь, столько лет спустя, подружилась с его сыном. А сам Дирк, скорее всего, не видел своего отца никогда...

Глава 7.

Нельзя говорить о том,

о чём следует хранить молчание.

Света была очень довольна, что теперь у неё появилась возможность хоть иногда слышать немецкую речь: она не только говорила с Дирком исключительно по-немецки, но и несколько раз сумела выбраться с ним в посольство ГДР на немецкие фильмы. Сам же Дирк, со своей стороны, был просто счастлив проводить с любимой девушкой как можно больше времени.

Однако он прекрасно знал, что никогда не сможет на ней жениться и даже просто признаться в любви: ведь студентов неоднократно предупреждали в посольстве, что партия посылает их за границу учиться, а не заводить романы на стороне. Жениться студентам и аспирантам категорически запрещено. Любое несогласие с этой директивой влечёт за собой исключение из института и немедленную высылку обратно на родину.

И ещё одно удерживало Дирка от малейшего проявления нежности по отношению к любимой девушке: он боялся испортить ей жизнь. Ведь они никогда не смогут быть вместе, даже если она и ответит на его чувства. Так зачем же кружить ей голову и подавать надежды на то, что не сможет сбыться... Пусть уж лучше обратит внимание на какого-нибудь хорошего русского парня, выходит за него замуж и будет с ним счастлива. А свою горькую тайну Дирк увезёт с собой на родину, когда через несколько лет окончит МГУ и вернётся в свой Дрезден. Он с ужасом считал каждый день до того времени, когда защитит дипломную работу и будет обязан вернуться домой...

Ради того, чтобы почаще быть возле Светы, Дирк даже пытался записаться в спелеологическую секцию, но ему было в этом отказано: экспедиции проходили по самым разным районам страны, многие из которых официально закрыты для иностранцев. Честно говоря, Дирк был этому даже рад: у него заранее вызывала отвращение необходимость лезть куда-то под землю - в темноту и холод, неизвестно для чего торчать часами в узких и грязных каменных щелях, шлёпать мокрыми ногами по жидкой грязи или в ледяной воде.

Двадцать третьего февраля Дирк дождался Свету у дверей аудитории после окончания её последнего занятия. Он поздравил её с днём рождения и вручил подарок: красную розу и альбом Окладникова о палеолитическом искусстве первобытного человека. Света только охнула - Дирк опять оказался экстрасенсом - ведь она давно мечтала об этой книге. Сначала всё не было денег, а потом книга просто исчезла с прилавков, и её уже нигде невозможно было достать.

Однако Света сумела взять реванш: она вдруг оказалась ещё большей ясновидящей, чем сам Дирк. Стоя у окна в факультетском коридоре, русская девушка и немецкий юноша, сами того не ведая, вели между собой разговор, который, как оказалось потом, определил всю их дальнейшую судьбу.