Владимир Соколовский - Уникум Потеряева Страница 106

А Вертолетчица уже тащила его с печки за штаны:

— Слазь, говорю, черная страмина! Сдам участковому!

— Шьто есть… участьк… выв?…

— Это полицай. Большой полицай. Гросс. Во-от такой!!

Обреченно сопя, Мбумбу пополз вниз. Верка надела на него застиранную китайскую фланелевку, водрузила на шевелюру форменную фуражку — все дары безвестных тружеников Аэрофлота, — и повела к знакомому зданию с вывескою под стеклом: «Маловицынский РОВД». Паспортный стол прилепился сбоку, с отдельным входом. Там сидели два человека, глядели на Верку и африканца с испугом и любопытством. Дождавшись очереди, Верка сказала: «Посиди пока, я узнаю…» — и юркнула в дверь. Вернулась она нескоро, и вид имела озадаченный.

— Полтора лимона просят! — выдохнула она, плюхаясь рядом с новым сожителем. — Где их взять-то? При такой нищете. Хоть по десять раз в сутки давай — за месяц столько не скопить. А ты чего молчишь, чучело?

— Э… нэт пассэпоурт?

— Образина ты моя… Пойми: они готовы выдать паспорт на любое имя, на любую фамилию, и с любой национальностью. Но требуют полтора миллиона, понял? Где вот их взять-то? Ладно, пошли, чего здесь сидеть, думать надо…

Возле Дома Культуры Верка остановилась и спросила:

— Ты хоть плясать-то умеешь? Ну, вот так делать, — она выпела какую-то мелодию и закрутила задницей. Негр залопотал, запрыгал в ритм, вскинул вверх руки и стал накручивать кистями. — Олео-о-о… Бесаме мучо-о-о… ча-ча-ча!..

— Да нет, не то! — Верка толкнула его ко входу. — Ну-ко, вперед!

Внутри было тихо, пусто. Широкие лучи шли сквозь окна и ложились на пол. «Попробуем! — сказала Вертолетчица. — Чем черт не шутит. Мы с ней в одном классе учились».

Директор сидела в своем кабинете и играла на небольшой флейте. Увидав Верку, страшно обрадовалась:

— Ну ты, привет! Совсем тебя не видно. Я уж думала, ты с каким-нибудь немцем драпанула. А это кто с тобой? Ой, негр! Ни в жисть не поверю. С ним живешь, что ли? Черный какой. Дай хоть потрогать. Ну-у, слушай!..

— Сам сюда напросился, — важно молвила Верка. — Хочет концерт дать.

— Он что, артист?

— Еще какой! Так зачебучит, что глаза на лоб вылезут, ладоши отобьешь.

— А где же документы? Проспекты, афиши, командировка? Из Емелинска насчет него тоже не звонили…

— Да он все где-то потерял. Не видишь — он запойный? Давай, выручай человека. Он тебя отблагодарит. Ему и надо-то всего полтора лимона. А емелинские — ну их на фиг, еще делиться заставят. Сбацай-ка нам, Мумба!

— Нет, нет, так не пойдет! — вскричала директорша. — Сначала я должна записать анкетные данные, потом организовать прослушивание… Как вас зовут, значит? Та-ак… В каких играли ансамблях? Не понимает… ну Верка же, спроси его! Так и запишем: во многих… Лауреат? Трижды лауреат… еще дважды лауреат… Вот, хорошо. Что будем исполнять? Что он, Верка, будет исполнять?

— А я больно знаю. Всякие ча-ча-ча, буги-вуги, вот так еще руками делать…

— Э, нашу публику на это не возьмешь! Нет, не пойдет это дело.

— Ну Све-ета!..

— А чего — Света? Ну чего — Света?! Мне выручка нужна, а он у тебя… откуда мне знать, что он умеет? Даже показать не может.

— Да он может. Ну-ко, неси барабан!

Мбумбу, видно, понял наконец, что от него хотят, — он сразу рванулся к барабану.

— Нгукасеге-е!.. Онга-онга-а-а!!Мбефе тагалулу-у-у!!..

— он взвыл, как молодой шакал, и часто-часто забил костяшками в барабанье тело. Женщины ахнули восхищенно. А он, продолжая завывать, принялся прыгать враскорячку по кабинету, подражая племенному колдуну.

— Касите-е-ебе-е! Тфун, тфун!..Сиситу-уна! Мкво, мкво!..Оля-ау йяма-а!

— Во дает! — сказала директорша.

— Пфуту, ояа-а, кье!..

— В-общем, я его оформляю. А ты с билетами расстарайся, побегай туда-сюда. Полтора-то лимона не глядя должны взять. Остальное мое будет. Еще бы насчет костюма как следует распорядиться…

Через пару дней заборы и доски объявлений украсились большими афишами:

с костюмом, конечно, не обошлось без известных трудностей: ограничились юбочкой из плюша, крашеной под леопарда. Зато нашли два великолепных маленьких барабанчика, которые можно было укрепить на бедрах. Натолкали звенящих побрякушек в кожаные мешочки. Еще натянули сухую шкуру на пляжный раздвижной стул: когда по ней бумкали, она глухо ворчала. Долго не получалось с головным убором: нашли всего одно старое, дореволюционное страусово перо, — всей проблемы оно, понятно, не решало. Против полосатой шапочки директорша решительно восстала: она из материи — а значит, не национальный головной убор. Наконец решилась на геройский поступок: поехала на усадьбу к фермеру Ивану Носкову, разводящему гусей. Вернулась с кругами под глазами, соломой в волосах — но привезла-таки больших гусиных перьев, срочно раскрашенных в разные цвета и заботливо вкрепленных в густую прическу артиста. Все же директриса с опаскою поглядывала в окна: Иван грозился нагрянуть сразу после гастролей колдуна и увезти ее на свою ферму.

И вот настал он, великий момент. Причем никто не думал, что будет такой аншлаг, столько окажется желающих глянуть на африканскую экзотику: даже прибыли из близлежащих сел, куда Вертолетчица ездила с афишами.

Главный исполнитель томился за кулисами, слушая гул зала. Нервные ноги его подрагивали, белые зубы были ослепительны на фоне толстых, жирно накрашенных губ. Тут же на банкеточке притулилась Верка, вздыхая. Если не будет никаких накладок — полтора миллиона, считай, в кармане; да может, подружка еще расщедрится на премию — тоже о'кей! Только бы Мумба не подкачал, черненький, окаянненький. Она перекрестилась.

Но вот отзвенели звонки, послышался щелчок: включился микрофон. Тотчас директорша протопала к рампе, и с повадками уездной дивы защебетала:

— Дорогие товарищи и господа!.. Да, у нас здесь и товарищи, и господа, кому как понравится… Так вот, я говорю вам: здравствуйте, дорогие товарищи и господа! Мы рады вас приветствовать в нашем Доме Культуры!.. Сегодня у нас радостное событие: наш город посетил выдающийся деятель мирового искусства, звезда Черного Континента, лауреат многих международных конкурсов и фестивалей… знаменитый и популярный… МБУМБУ ОКОЛЕЛЕ!!!

Забили тамтамы, и голоса, похожие на лай, ритмически закричали какие-то слова. Сидящий у магнитофона оператор добавил звук на динамики, — и тут же на сцену выскочил великий исполнитель. Прыжки его были впечатляющи, тонкий знаток мог бы сравнить их… ну с чем же, например? Разве что с тренировкою шаолиньского монаха по отработке владения парным топором сюаньхуафу.

— Ооо… оо! Мапутта-путта… о-эйя!О! У-уу! Варум-варум гросса путта-а!Мана-мана фукумэ-э-э!Мыза-ко-о ма писи-и-и… оууу!..

— Кажись, где-то видал я этого артиста, — поделился с женою начальник райотдела майор Старкеев. — Не мешало бы с ним разобраться.

Но тут в среднем ряду кто-то громко, взахлеб, всхлипнул, и хриплый голос подтянул артисту:

— Ма мыза фукумэ писи-и-и…Ооо! Паката путта-э… о-эйя!..

Зал встрепенулся; поднялся шум. Кто это там подпел африканскому лауреату? Может быть, это какой-нибудь артистический трюк? Или у него нашелся здесь тайный сородич? Мало ли чего не бывает на свете.

И все ахнули, когда увидали полнимающегося со своего места старого, большого эстонца Ыыппуу Мюэмяэ. Слезы текли ручьем с его бугристого, красного, словно свежая ветчина, лица. Он смахивал их большою лапой, и гудел хриплым басом:

— Ма мыза фукума писи-и-и!..

— Ма паппу! Ма фару паппу! Ма мягэ фару паппу! — он хотел выйти из ряда, торопился, наступал на ноги; следом двигался его сват, сапожник Мкртыч Мкртчян.

— Ма паппу! Ма паппу!

Околеле остановил свой танец, и растерянно озирался по сторонам, ожидая поддержки. Что случилось? Он все делает правильно: когда-то, будучи еще юным лоботрясом, он за эту пляску колдуна перед охотой на крокодила выиграл целую калебасу с мокеке!

Тяжело поднявшись на сцену, Ыыппуу принялся ловить африканца; ему помогал Мкртыч. Наконец юркий армянин ухватил его за юбку, и подтащил к Мюэмяэ. Эстонец обвил голову Околеле своею мощной рукой (тот тоненько завизжал), и вновь запел во весь голос: