Дэвид Стори - Сэвилл Страница 107

— Так, ничего, — сказал он.

— Филип, — сказала она, — постоянно поражается. — И добавила — Кэллоу.

— Чему?

— Тому, как вы находите общий язык со своими студентами.

— Но какие же они студенты?

— Он их так называет.

— Это же школьники. Дети.

— Взгляд сверху вниз? — сказала она и опять прищурилась, наблюдая его лицо.

— Пожалуй. — Он снова улыбнулся. — Я ведь и сам почти еще ребенок.

— Нет, — сказала она. — Не думаю.

— Ваш муж живет где-то поблизости? — спросил он.

— Да, поблизости. — Она помолчала. — Я пользуюсь своей девичьей фамилией. — Она покраснела и добавила: — Элизабет Беннет.

Ее тон как будто подразумевал, что эта фамилия должна для него что-то значить. Она секунду вглядывалась в его лицо, потом спросила:

— Что-нибудь не так?

— Кого вы ждали? — сказал он.

— Никого. Я увидела вас и решила подождать, — сказала она. За этим стояло признание, и он подумал, что не может от него уклониться. Секунду спустя, когда она добавила: — Вы хотите еще кофе? — он встал из-за стола и придержал ее стул.

Когда она выходила перед ним из двери, он взял ее под локоть и продолжал идти так по улице.

— Куда вы теперь? — сказал он.

— Домой, — сказала она.

— Это далеко?

— В пригороде. Я живу у сестры. Обычно я возвращаюсь пешком, чтобы размяться.

— Вы где-нибудь работаете? — сказал он.

— В аптеке.

— За прилавком?

— А что?

— Почему вы сегодня не работаете?

— Это аптека моего отца, — сказала она. — Я прихожу и ухожу, когда считаю нужным.

«Аптека Беннета» — вывеска на углу улицы, которая вела к школе.

— Я вас провожу, если хотите, — сказал он.

— Обычно я иду через парк, — сказала она. — Дорога длиннее, зато я выхожу почти прямо к дому сестры.

— А чем занимается ваша сестра?

— Ничем, — сказала она, когда он повел ее через мостовую. — Она замужем. Детей у них нет, и они часто путешествуют. — После паузы она добавила: — Вот и сейчас тоже.

— А у вас детей нет?

— Нет, — сказала она.

Дорога спускалась к реке. Там напротив центрального городского холма из темной массы древесных крон поднималась вершина холма поменьше, на которой виднелась крыша большого старинного дома.

Между деревьями вились дорожки, за стволами поблескивало озеро. В небе кружили птицы. День был ветреный. Словно из-за ветра она плотнее запахнула пальто и прижала руку к груди.

— Ну, а вы? Что вы собираетесь делать?

— А! — Он махнул рукой. Деревья уже заслонили панораму города. — Буду учить.

— До конца своих дней?

— Какое-то время. — Потом он добавил с горечью: — А есть ли у меня выбор? Это предопределено.

— Неужели? Вы не показались мне фаталистом.

Между деревьями мелькали фигуры. Когда они спустились ниже, развалины старого дома справа слились с контуром холма.

— Филип говорил, что читал некоторые ваши стихи.

— Да.

— В журнале.

— Не думаю, чтобы его особенно читали.

— Но кажется, их рассматривали в критическом отделе лондонской газеты.

— Три строчки в конце абзаца, — сказал он.

— Ваши родные были рады?

— Да, — сказал он, хотя отец отнесся к этому безразлично. Только мать читала с интересом, сдвинув очки, чтобы лучше разбирать мелкую печать. Она несколько раз перечитала все стихи, потом подняла голову, покраснев, словно стеснялась своей радости, и сказала «да-да» как-то странно, почти шепотом.

— А вы с Кэллоу близкие друзья? — спросил он.

— Весьма. — Она засмеялась.

Войдя в парк, он отпустил ее локоть, и теперь они шли на некотором расстоянии друг от друга.

— Я была с ним знакома до того, как он стал учителем, — сказала она.

— А когда?

— Он еще учился. Мы оба из этого города, вместе росли и служим друг для друга, так сказать, дублерами — постоянно подменяем кого-то.

Больше она ничего объяснять не стала.

Некоторое время они шли молча. Дорожка огибала озеро. На крохотном островке в беседке между колоннами стояла статуя.

Он часто гулял здесь с Маргарет. Они садились на скамью и глядели на островок, на каменную женщину, закутанную в покрывало, под которым ясно рисовалась ее грудь. Взгляд статуи был устремлен на воду, и ее безмятежное спокойствие, казалось, воплощало самую суть их отношений. А теперь он шел мимо с другой женщиной и даже не повернул головы. Прошлое было словно отторгнуто; трещина была крохотной, незначительной, но заметной; он отбросил столько прежних чувств, что на него нахлынуло уныние, смешанное с отвращением.

И он продолжал молчать, пока они не вышли из ворот на шоссе, которое вело к дальнему пригороду. Напротив стояло несколько больших домов, позади них луга спускались к реке.

— Ну вот, — сказала она, — мы почти пришли. Не хотите ли выпить еще кофе? — добавила она. — Или пойдете дальше?

— Предпочту кофе, — сказал он.

Они пошли по шоссе вдоль осевшей кирпичной ограды, Когда-то она отмечала границу парка, окружавшего старый дом на холме и ставшего теперь городским. В двух-трех местах ограда рухнула, и за проломами виднелся сад и аллеи с трельяжами.

— Район, в котором приятно жить, — сказал он.

— Да? — Она оглянулась на парк. — Пожалуй. Я как-то не обращала внимания.

Дом стоял в стороне от шоссе, в конце подъездной аллеи. Фасад с эркерами выходил на окруженную садом лужайку.

Она отперла дверь, за которой оказался сверкающий полировкой холл. Прямо напротив двери лестница с высокими перилами вела на второй этаж. По сторонам за открытыми дверями виднелись большие комнаты с коврами на полу.

— Идите вон туда, — сказала она, указав на дверь в дальнем конце холла. — Я сейчас к вам присоединюсь.

Он услышал ее шаги наверху.

Окно выходило в сад позади дома. По-зимнему голые клумбы тянулись до живой изгороди, деревянные решетки трельяжей окаймляли аллею. Вдали виднелась гряда холмов по ту сторону долины, а за изгородью мелькали фигуры — там на пожухлой траве играли в хоккей.

Она вошла в темно-коричневом платье. После прогулки ее лицо немного порозовело. Она подошла к камину, где за проволочной сеткой пылал огонь, и подержала над ним руки.

— Сейчас вскипит. В задних комнатах теплее. Вот юг. — Она указала на окно и открывающийся за ним вид.

Позже, принеся кофе, она сказала:

— Если хотите, я могу найти вам что-нибудь поесть.

— Спасибо, не беспокойтесь, — сказал он.

— А что вы обычно делаете по субботам? — спросила она.

— Я много гуляю.

— Разве у вас нет друзей?

— Почти все они, — сказал он, — разъехались.

— Гадкий утенок.

— Вы думаете?

— Не я. Мне казалось, что вы так думаете.

— Нет, — сказал он.

— Странно, — сказала она, снова глядя на него над краем чашки, как раньше в кафе, — но ваше настроение опять изменилось. Оно скачет, как не знаю что.

Он засмеялся и обвел взглядом комнату. Мебель была массивной, стулья и кресла окружали камин, как валуны. Снаружи доносились приглушенные крики и удары клюшек по мячу.

— Вы занимаетесь спортом?

— Раньше занимался.

— А теперь нет?

— Нет.

— Дитя города. Хотя, конечно, не вполне.

— Да, Сэкстон, пожалуй, и не город, и не деревня, — сказал он.

— Отчужденный от своего класса, не находящий, куда идти.

— А я кажусь отчужденным? — сказал он.

— По-моему, Филип употребил именно это слово. Ведь он постоянно ищет героя.

— В каком смысле героя? — спросил он.

— Ну, человека, который поднялся бы от подножия на самую вершину. Видите ли, сам он сменил середину на середину. Его отец был муниципальным чиновником.

— Я бы не стал оценивать продвижение вверх через классовую принадлежность, — сказал он после минутного размышления.

— Да? То есть, — добавила она, — даже как интеллигент?

— И так тоже, — сказал он.

— Ну-ну, — сказала она, а потом добавила: — Иным чудесам несть числа.

— Почему вы все время смеетесь? — спросил он.

— Смеюсь? — Она улыбнулась.

— Это ведь тоже взгляд сверху вниз.

Она промолчала.

— Я не думал, что вы этим страдаете, — сказал он.

— Мальчик мой, — сказала она, — вы еще столького не знаете!

Вскоре он ушел. Она проводила его до двери.

— Назад вы можете поехать на автобусе, если хотите, — сказала она, кивнув на остановку по ту сторону шоссе. Казалось, едва он попрощался, она утратила к нему всякий интерес.

— Нет, я, пожалуй, пойду пешком, — сказал он.

— Благодарю, что вы так любезно меня проводили, — сказала она.

— Может быть, увидимся в следующую субботу?

— Хорошо. — Она пожала плечами.

— На том же месте, если хотите.