Бернхард Шлинк - Три дня Страница 11

Яна пробирает озноб, несмотря на тепло, исходящее от тихо ворчащего, слегка вибрирующего автомобиля. Он знает, что скоро ему станет еще холоднее.

Мотор, кашлянув, замирает. Но ночь не безмолвна. Громко шумят, набегая на берег, морские волны, чтобы, шлепнувшись о скалы, разлететься на брызги, а затем с шипением откатиться в море, унося с собою песок и гальку. Временами где-нибудь вскрикивает чайка. Ян смотрит на циферблат. Три часа. Остальные вот-вот будут здесь. Или приедет только один человек.

Затем Ян слышит машину. Звук становится громче, когда она проезжает по возвышенности, потом начинает мелькать приглушенный свет фар, звук становится тише, когда машина спускается в низину. На развилке, где от проезжей дороги отходит ведущая к утесам тропа, машина останавливается. Ян слышит, как хлопнула дверца. Значит, приехал кто-то один.

Французские товарищи прислали женщину. Она дружелюбна, деловита, лаконична:

— Ты знаешь, что в случае неудачи ты умрешь?

— Да.

Ян не умрет. Он это знает.

— Закатай рукав, нужно найти вену.

Ян снимает куртку, кладет ее на крышу машины, расстегивает манжету и закатывает рукав. Она протягивает ему фонарик, жестом показывая, чтобы он посветил. Стиснув отбивающие дробь зубы, он держит фонарик. Она наполняет шприц. «Сперва валиум».[26] Он отводит глаза от иголки, когда она вводит ее в вену. Она долго возилась, и он все же покосился туда. Она не возится, это шприц очень большой. Наконец женщина закончила и подает ему тампон, чтобы он прижал его к месту укола. «А теперь кардиогрин».[27] Об этом она его не предупреждала. Но второй укол оказался быстрым.

Ян застегивает манжету, надевает куртку и садится в машину. Она обводит фонариком землю около машины, проверяя, не обронила ли нечаянно какой-нибудь тампон, обрывок упаковки или ампулу. Стоя на подножке в открытой дверце, она объясняет ему, что будет дальше: «Через пятнадцать минут ты заснешь. К шести часам ты остынешь, и дыхание станет таким слабым, что полиция, если не будет осматривать тебя с исключительной внимательностью, решит, что ты мертв. Они вызовут „скорую“. — Она рассмеялась. — Кардиогрин — это моя идея. С ним получаются замечательные трупы.» Она приподняла его тяжелеющие веки, посветила в глаза и потрепала по щекам.

— В половину или четверть седьмого тебя заберет наша «скорая». Bonne chance![28] — Она захлопывает дверцу и уходит.

Внезапно на него накатывает страх. То, что должно было лишь изображать подобие смерти, вызывает у него ощущение смерти настоящей. Его жизнь подходит к концу, а то, что настанет потом, будет уже не его жизнь, а чья-то другая. Это если она настанет. Ян уже не уверен, что не умрет. Со смертью нельзя играть. С ней шутки плохи. Смерть…

Охваченный предсмертным страхом, Ян теряет сознание.

Ильза закрывает тетрадку. Она бы с удовольствием выпила сейчас еще бокал красного вина, но, испугавшись безмолвной тишины и тьмы, царящих в доме, так и не решилась сходить на кухню. В постели она от страха долго не могла уснуть, словно и для нее уснуть значило подразнить смерть. Или именно это мы и делаем каждый раз, как погружаемся в сон? И как же тогда понимать наш уход? Если мы, желая умереть для окружающих, в то же время хотим оставаться живыми?

Но тут и она заснула.

12

Ильза напрасно испугалась безмолвной тишины утонувшего во тьме дома. На кухне при зажженной свече сидела за столом Кристиана. Она устроилась тут выпить перед сном бокал красного вина. Допив его, она налила себе еще и все думала, как бы сделать так, чтобы завтра день прошел более упорядочение, чем сегодня. Сегодня ничего не шло по задуманному плану. Конечно же, Йорг должен был получить то признание, которого он так давно был лишен. Но ведь не от Марко же! Кристиана все время держалась подальше от группы общественной поддержки и даже всячески старалась оградить от контакта с ней Йорга. Йорг должен был получить заслуженное признание сначала со стороны старых друзей, затем благодаря докладам, интервью, участию в различных ток-шоу и, наконец, благодаря автобиографии, выпущенной солидным издательством. Она знала, что все это он может сделать и таланта ему не занимать, и знала также, что публике нравятся люди, которые, пройдя через ад, сумели осмыслить пережитое и вынести из него уроки. Если Йорг пойдет на поводу у Марко, он упустит главный шанс, который предоставила ему жизнь. И почему он не заинтересовался Маргаретой, хотя жизнерадостность и душевность — это как раз то, что ему сейчас больше всего нужно? Познакомившись девять лет назад с Маргаретой, Кристиана сразу поняла, что та просто создана для Йорга. За прошедшие годы Маргарета косвенно многое узнала о Йорге и даже проявила некоторую заинтересованность в том, чтобы съездить к нему на свидание. Однако Кристиана ни разу не взяла с собой Маргарету к заключенному Йоргу, приберегая эту встречу для Йорга освобожденного. Теперь Йорг на свободе, и, казалось бы, тут бы оно и должно закрутиться. Однако ничего не закрутилось. И ночная рубашка туда же! Она хотела порадовать Йорга, а вместо этого выставила его посмешищем. Наверное, он ее за это теперь ненавидит!

Как же мы беззащитны в бессонные ночи! Отданные во власть глупым мыслям, с которыми наш бодрствующий ум управился бы в два счета, во власть безнадежного уныния, от которого в дневное время ты спасаешься мелкими достижениями вроде постиранного белья, удачно припаркованной машины, тем, что утешил кого-нибудь из своих друзей, отданные во власть тоски, которую мы одолеваем физическим утомлением, сражаясь за победу на теннисном корте, изнуряя себя бегом трусцой или подниманием гирь. В бессонные ночи мы включаем телевизор или хватаемся за книгу, с тем чтобы, так и не уснув, добиться только того, чтобы веки наши сомкнулись и мы вновь стали жертвой глупых мыслей, безнадежного уныния и печали. У Кристианы не было под рукой даже телевизора или книжки, у нее было только красное вино, но и оно не помогало. Как же ей сделать так, чтобы организовать как следует завтрашний день? Она не имела представления.

Однако она должна справиться с этой задачей! Если она не сумеет лучше наладить его следующий день, то как же тогда она добьется, чтобы он вступил в новую, лучшую жизнь? Это он-то, который ни разу не узнал на себе, что такое жизнь — настоящая жизнь, с работой, сослуживцами, постоянным местом жительства, а всегда жил точно на чемоданах, всегда стремился куда-то еще, всегда затевал что-то новое и душой был не там, где сейчас находился, ибо мыслями стремился к чему-то другому, не к тому, что он в этот момент делал. Она должна научить его жить.

Напрасно она раньше поддерживала его в этих порывах! Она гордилась тем, как свободно ее младший братишка умеет переноситься мечтами в другие времена и страны и как живо он об этом рассказывает. Она умилялась благородством тех подвигов, которые он совершал в своих фантазиях, спасая с Фальком фон Штауфом Мариенбург,[29] борясь плечом к плечу с Т. Э. Лоуренсом[30] за освобождение арабов, с Розой Паркс[31] — против расовой сегрегации. Разве это не доказывало, что он хороший мальчик? Затем его воображение обратилось на современность и грядущее, и прежнее «Ах, если бы я жил тогда, я бы…» превратилось в «Ах, если бы я мог сейчас…» и «Я бы сейчас хотел…». Она и в этом его поддерживала. Да и как было не поддержать его, когда он не желал мириться с тем, что плохо в современном мире, хотел бороться за справедливость, сражаться с угнетателями и эксплуататорами и помогать униженным и оскорбленным? Оказывается, она была не права, что так поступала. И тем более нельзя было показывать ему, как мечтает она видеть его героем и вершителем великих подвигов.

Она знала, что матери иногда губят своих сыновей тем, что возлагают на них слишком много надежд. Но она не была матерью Йорга и уж тем более не была одной из тех матерей, которые не имеют собственной жизни, которым нечего для себя ожидать, и потому они все свои надежды должны возлагать на сына, и любила она Йорга просто так, независимо от того, совершит ли он великие подвиги или нет. Нет, не может быть, чтобы она нанесла вред Йоргу своими ожиданиями! Или все-таки да?

Или, может быть, у нее было чересчур много собственной жизни и ей следовало бросить занятия на медицинском факультете, которые отнимали у нее столько сил как раз в те годы, когда Йорг переживал переходный возраст? Потом, когда он начал отлынивать от занятий в университете, она проходила ординатуру, и снова у нее оставалось на него мало времени. Она долго не замечала, к чему идет дело. А когда поняла, то было уже слишком поздно.