Ева Хорнунг - Дог-бой Страница 11

Однажды вся Ромочкина одежда как-то сразу пришла в негодность. В общем, он уже вырос из того, что на нем было, но старое пальтишко на вате, сброшенное в жару за ненадобностью, кто-то порвал и разбросал по всему двору. Потом порвался свитер, когда Ромочка снимал его через голову. Брюки треснули по швам; потом Ромочка напоролся на ржавую проволоку, и одна штанина оторвалась напрочь. Он осмотрел остатки своего гардероба. В трусах было полно дыр; они протерлись и местами сделались почти прозрачными. Шапка вообще куда-то пропала. Из прохудившихся ботинок торчали пальцы ног. Ромочка угрюмо потер свои голые плечи. Жаль, что у него не растет шерсть!

На следующий день, придя на свалку, он стал искать не еду, а одежду. Он выбрал подходящее время. К концу дня у него скопилась целая груда относительно чистых и прочных вещей. Ромочка нашел целых три ботинка, таких больших, что годились на любую ногу; носков столько, что хватило и на руки, и на ноги; три пары брюк, одни даже детские; пару блестящих синих трусов; какие-то рубахи с длинными рукавами и — совсем замечательно — толстую шинель. Подобрал он и веревку, которой пользовался вместо пояса.

Переодевшись, он показался братьям и сестрам. Войдя в логово и почуяв незнакомые запахи, они сначала зарычали, ощетинились и залаяли. Ромочка очень развеселился. Потом он дал им обнюхать каждую вещь из своего нового гардероба.

В начале лета они пили воду из луж и прудиков, когда натыкались на них. Иногда все лежали в логове, тяжело дыша и томясь жаждой весь долгий день. Выбирались на охоту ближе к вечеру. Потом Ромочка нашел на дне мусорной реки старое красное ведерко. Он налил в него воду из крана, выходящего из стены церкви, с трудом втащил ведерко по лазу в логово. Отныне у них была чистая питьевая вода, и он безмерно гордился собой, наблюдая за тем, как пьют его родные. Если вкус воды становился странным, затхлым, он выливал ее и наливал в ведерко свежую. Когда красное ведро прохудилось, он отыскал на свалке еще одно, поновее. Если же Ромочка злился на членов своей семьи, он пинком ноги переворачивал поилку.

Конец лета был жарким и легким: еды хватало и на все здешние стаи, и на одиночек, рыскающих вокруг свалки. Ромочка снова привык к тому, что наверху и в логове сухо. Он забыл об опрелостях и ссадинах. Забыл о вечной темноте, когда приходится полагаться только на слух. В долгие светлые дни он пользовался глазами.

Его братья и сестры раздобрели, выросли и окрепли. Они становились взрослыми. Ромочка тоже поправился, стал жилистым и очень проворным. Но на охоте он по-прежнему не мог угнаться за собаками.

Больше всего Ромочка мечтал научиться хорошо охотиться и тоже приносить домой настоящую добычу. Однажды Белая приволокла в логово окорок, который ей удалось где-то стянуть. Черная, самая умная и проворная из всего помета, выследила и задушила цаплю. Они с Золотистой охотились в глубине леса, на берегу пруда, но добыла цаплю именно Черная. Она горделиво втащила большую птицу в логово. Серый поймал котят — тоже с помощью Золотистой. Удача улыбнулась даже Коричневому, самому крупному и неуклюжему; он украл длинный батон хлеба — багет. Батон не пролезал в туннель. Ромочка, смеясь, развернул голову братца боком, чтобы багет прошел. В логове Коричневый положил багет на пол, все притихли, ожидая, когда он позволит всем пировать. В общем, все, кроме Ромочки, стали отличными охотниками. Взрослые гордились ими и хвалили их.

И все же Ромочка понимал, что он тоже на что-то годится. На один склон горы сбрасывали бытовые отходы. На пологом склоне легко работалось, главное — не зевать, иначе разберут все самое ценное. Ромочка припас мешок, несколько ведер и целлофановых пакетов. Завидев подъезжающий мусоровоз, он коршуном бросался к свалке и выкапывал из куч все мало-мальски съедобное. Для такой охоты требовались трое: один вынюхивал для него добычу, второй грозным рыком отгонял людей и чужих собак, подбежавших к мусоровозу с той же целью, и сам Ромочка. Он лучше собак раскапывал кучи мусора, выхватывал все ценное руками и прижимал к груди. Но это была ненастоящая охота. Хотя Ромочке и его стае часто что-то перепадало, он понимал, что за остальными ему не угнаться.

Охотиться на кладбище было труднее. Они перебегали от могилы к могиле и собирали оставленные там приношения — в основном конфеты и печенье. После заката на кладбище всегда толпились собаки и люди, и все с одной целью. Ромочке очень хотелось как-нибудь принести домой свежатинку: напасть на кого-нибудь, перегрызть добыче горло и самостоятельно притащить еду домой.

Иногда Золотистая как-то странно косилась на него. Ромочке делалось стыдно. Теперь все его братья и сестры добывали пищу для всей стаи. И только ему одному по-прежнему требовалась чья-то помощь. Лето шло, и его собирательские таланты тоже стали цениться. Ромочка понял: он способен сделать руками очень многое, то, что недоступно лапам и зубам братьев и сестер. Летом он приносил со свалки полные руки съестного и не боялся, что чужие отберут добычу: стая охраняла его.

Поскольку в стае охотились все, а Ромочка набирал на свалке много объедков и сладостей, их клан выглядел вполне пристойно. Собаки лоснились от жира. Да и у Ромочки ребра не прощупывались под слоем мускулов.

Иногда по ночам они вместе поднимались в развалины церкви и там пели. Их песня сообщала всем другим собачьим кланам, живущим на мусорной горе и в лесу, что лето хорошее, добычи много, сами они сильные, гибкие и надеются на лучшее. Они пели, задирая головы к небу и глядя издали на сверкающий огнями огромный город. Другие кланы вторили им. Правда, стоило Ромочке закинуть свою большую голову и присоединить свои переливы к голосам родни, другие стаи умолкали.

С Мамочкой творилось что-то странное. Ромочка ничего не чуял, зато остальные все понимали. Щенки бродили по логову за ней по пятам, чему-то радуясь и одновременно волнуясь. Всеобщее внимание льстило Мамочке, хотя и не всегда. Если подросшие дети становились слишком любопытными, она их отгоняла. Вскоре пришло время, когда они начали обнюхивать ее, словно исполняли ритуальный танец, но она не рычала и не наказывала их. Все по очереди обходили ее и тут же отходили, не дожидаясь, пока она разозлится. Все, кроме Черного, кружили вокруг Мамочки при каждой встрече. Все щенки выказывали ей должное уважение, потом отходили в сторону и наблюдали за тем, как Мамочка и Черный играют, дерутся и снова играют. Потом целых два дня Мамочка и Черный спаривались и больше ничего не делали: они совокуплялись, отбегали друг от друга и снова совокуплялись. Целыми днями, до самых сумерек, они занимались одним и тем же. От обоих исходил какой-то особый запах, который чуял даже Ромочка. Он тоже волновался и весь дрожал от сильного возбуждения. Он чувствовал смутную радость. Он наблюдал за Мамочкой и Черным вместе с остальными; щенки расползались по углам и радовались брачному танцу. Никто не завидовал, но все были довольны. Ромочка понял: все лето стая, в том числе и он, охотилась и отъедалась именно ради этого важного события. А теперь, можно считать, лето прошло не зря.

Становилось все холоднее и тише. Умолкли птицы; леса, парки и дворы залил странный золотистый осенний свет.

Золотая осень закончилась быстро и внезапно. Ударили ночные заморозки. После трех холодных ночей подряд вымерзли цветы, почернели травы, листья подсохли и покрылись бурым налетом. Два дня на пустыре пахло сеном и чаем, хотя трава высохла от холода, а не от жары. Осиновые листья дрожали на ветру, как стайки золотых птичек, сгрудившиеся в тесных клетках. Деревья наполовину облетели и стояли, словно в лохмотьях. Ромочка, собаки, вороны и птицы поменьше с жадностью поедали ягоды рябины, тронутые первым морозцем.

С севера пришла небывало лютая стужа. Дни без дождей были жестокими и холодными. Небо застыло и стало похоже на неподвижный диск; Ромочке казалось, что воздух выходит из него и сразу замерзает. Мороз сковал даже большой город. С тихим звоном опадали листья с берез.

Потом выпал первый снег; он все шел, шел и не прекращался. Мороз и снег застали все живое врасплох. Еще зеленые листья на молодых деревцах покрылись инеем. Желтые листья падали на сугробы, и земля стала похожа на белый ковер с тускло-золотистым узором. В сумерки люди и собаки, которые копошились на мусорной горе, задирали носы и поворачивали головы к северу. Бульдозеры и мусоровозы, которые летом неутомимо трудились на южных склонах горы, перестали приезжать — наверное, впали в спячку. Ромочка смутно помнил табачный запах, исходивший от двух экскаваторщиков.

Вся стая беспокойно рыскала по логову; всем было не по себе. С каждым днем делалось все холоднее. Обычно с началом снегопадов в их логове становилось уютнее, потому что снег отрезал их от внешнего мира. А в ту зиму в логове было лишь немного теплее, чем наверху. И ходить стало трудно: Ромочка то и дело проваливался в глубокий снег. Все не так, все неправильно!