Алексей Слаповский - Пересуд Страница 11

19.10

Москва, МКАД — Липовцы

Автобус выбрался из Москвы, всем стало веселее. Пока были в Москве, все еще казалось, что не поехали, а только собираются. И вот теперь едут по-настоящему. И скорость прибавилась, и виды за окном сменяются быстрее.

— Командир, а когда ужин будет? — крикнул Желдаков.

Козырев усмехнулся. Всякий раз кто-нибудь задает этот вопрос.

Он придвинул к себе микрофон на гибком держателе:

— Какой ужин?

— А твой напарник обещал! Ужин в пути!

— Он имел в виду: в девять часов остановимся у кафе «Родник», место приятное, цены нормальные, кто хочет, может поужинать.

— А я думал, тут дадут!

— Ага, дадут! Догонят — и добавят! — засмеялся один из работяг, молодой и веселый.

Желдаков, впрочем, что-то в этом духе и предполагал, спросил просто так, для проформы.

Ехали гладко, быстро: субботний вечер, машин немного.

Послышалась вдруг милицейская сирена. Звук нарастал сзади, потом поравнялся, потом обогнал, и автобус начал тормозить. Пассажиры отодвигали занавески, выглядывая, но никто ничего не увидел.

— В чем дело? — спросил Мельчук.

— А шут их знает, — ответил Козырев.

— Не останавливайся! — запоздало крикнул один из работяг.

Но Козырев с милицией шутить не любил, да и не видел необходимости. К тому же, белая машина с синей полосой, обогнавшая автобус, была не дорожно-патрульной, а общего милицейского образца. Следовательно, какая-то проверка.

Он открыл дверь.

В автобус поднялся милиционер с короткоствольным автоматом на ремне.

— Ничего страшного, граждане пассажиры, ничего страшного! — бодро сказал он. — Все в Сарайск направляемся?

— Все, — послышался нестройный, но дружный ответ.

— Террористов ищете? — пошутил Димон, запихивая какой-то пакетик в щель между сиденьем и стенкой.

— Все может быть…

Милиционер пошел по салону, оглядывая пассажиров. На мужчин смотрел внимательнее. Помешкал возле Мельчука, достал из планшетки какие-то листки, поворошил их. Спросил у Мельчука документы, тот предъявил паспорт.

Милиционер посмотрел, пролистал, вернул.

Проверил он также документы у Димона, Тепчилина, Куркова, Желдакова. Дошел до конца.

Спросил:

— Больше никого?

И тут пассажиры заметили, что работяги исчезли. Но куда? Только в туалет, больше некуда. Но зачем все вместе?

Милиционер, видя их недоумевающие взгляды, сорвал автомат с плеча, подошел к туалету, попробовал открыть. Не получилось.

— Работает?

Козырев, наблюдавший за действиями милиционера, ответил:

— Конечно.

— Значит, кто-то там есть?

— Там были вообще-то еще пассажиры… — сказал Козырев с некоторым намеком.

Милиционер намек понял, коротко и сильно ударил ногой по двери, наставив автомат.

В крошечном туалете, впритирку друг к другу, вытянувшись, подняв головы, словно были по горло в воде и боялись утонуть, стояли четверо.

Не спуская с них глаз и ствола, милиционер потянулся к рации. Но тут что-то снизу метнулось, поднялось, навалилось, ухнуло.

Милиционер упал — вниз, где были ступеньки к задней двери. А нападавший прятался в закутке между спинками последних кресел и стеной туалета — там Козырев аккуратно размещал ведро, щетки и тряпки для мытья и чистки салона.

Нападавшим был тот, кого Артем посчитал бригадиром и почти не ошибся: он был главным, он в последний момент сообразил, что нужно сделать, скомандовал всем забраться в туалет, а сам спрятался в засаде. План, возможно, не самый умный, но сработал.

— Это что такое происходит? — растерянно спросил Козырев.

— Молчи, брат! — ответил главный. — Закрой дверь!

И направил на Козырева автомат.

Козырев потянулся к кнопке, посмотрев через стекло на милицейскую машину, где находился водитель. Ему хотелось дать какой-нибудь знак, обратить внимание на себя, но водитель сидел спокойно, расслабленно, не оборачиваясь. Видимо, это была для него не первая проверка.

Главный догадался, что Козырев мешкает неспроста, быстро подошел, выглянул из-за его плеча, увидел машину.

— Ты! — подозвал он к себе того, кто показался Артему веселым и бойким. Артем, кстати, спал, будто в обмороке, и ничего не слышал.

Бойкий подошел, главный что-то шепотом сказал ему. Бойкий начал упрямиться, главный ткнул его стволом в подбородок.

— Вы что делаете? — строго спросила Елена. — Если это вас ищут, вы других не впутывайте! Уходите из автобуса!

— Смелая девушка, — похвалил ее главный.

А бойкий пошел назад. Некоторое время возился там и появился в форме, которая оказалась ему маловата.

Они с главным выскочили из автобуса и побежали к милицейской машине.

Водитель, ничего не понимая, сбитый с толку милицейской одеждой на незнакомом человеке, вышел, растерянно смотрел пару секунд, потом нагнулся, чтобы схватить что-то в машине. Главный подскочил и ударил его автоматом, потом еще раз и еще.

Вдвоем они запихнули водителя на заднее сиденье. Открыв багажник, главный нашел длинную веревку, осмотрелся, увидел на обочине бутылку, схватил ее, разбил об асфальт, разрезал острым краем веревку и приказал бойкому связать водителя, а сам со своим обрезком побежал к автобусу.

А милиционер в автобусе оказался жив.

Он зашевелился, застонал.

— Вам помочь? — прошептал Ваня.

Милиционер открыл глаза. Обнаружил, что он в футболке и трусах. Поднял руку к поручню, чтобы подтянуться. Рука сорвалась. Ваня бросился к нему, но его схватил и отшвырнул лысый. А тут и главный вернулся. Стащил с милиционера футболку, обмотал ему рот, потом связал его и предупредил:

— Будешь дергаться — пристрелю.

И побежал вперед, к Козыреву.

Оттуда весело осмотрел всех и объявил:

— Граждане пассажиры! Для вас ничего не меняется! Мы продолжаем следовать по пути следования, да еще в сопровождении милиции! Единственное требование: шторочки все задернули — и не выглядывать. А то солнышко напекет!

— Ужас какой-то, — сказала Татьяна. — Неужели это всерьез?

— Похоже, да, — пробормотал Леонид.

Главный в это время заметил сбоку от водительского кресла стопку табличек. Схватил их, увидел надписи: «Служебный», «Вахта», «Выборы», «Tourist», «Конференция», «Дети».

— Ага! — сказал он. — Очень удачно!

Снял с лобового стекла табличку «Москва — Сарайск» и поставил — «Дети». Нашелся и знак-треугольник с изображением детей, который он поместил рядом.

Бойкий парень в милицейской машине увидел это и поднял большой палец.

— Вот теперь мы поедем спокойно! — сказал главный. — Вперед!

Козырев закрыл дверь.

Милицейская машина тронулась, автобус двинулся за ней.

В автобусе некоторое время все молчали, боясь даже переглядываться. Все вышло слишком быстро, неожиданно, страшно.

Наконец Нина, которая меньше боялась реальности, потому что путала ее с книгами (и наоборот), спросила:

— Извините, а вы кто?

Этот вежливый вопрос рассмешил лысого мужчину. За ним засмеялись и другие работяги — то есть, теперь понятно, что не работяги, — бурно, нервно. Неожиданно хихикнул и Димон. Засмеялась и Нина, а за нею Вика, Вике вторил Тихон, Ваня прыскал носом, сдерживаясь. Лишь Козырев крепился до последнего. И не удержался, хохотнул — как раз, когда все уже отсмеялись, то есть это прозвучало в тишине и было так неожиданно, так смешно, что произвело еще один взрыв хохота. Казалось, даже милиционер на ступенях трясется не от выбоин дороги, а от смеха.

19.20

Москва — Липовцы

Пока утихает смех, можно вкратце рассказать, кто же в действительности были эти работяги, появившиеся на Павелецком вокзале за пять минут до отхода автобуса.

Их всех привезли из различных мест заключения в Москву на пересуд или, как это называется официально, для предъявления новых обвинений по вскрывшимся фактам и дополнительным обстоятельствам, либо для пересмотра дел в связи с апелляциями осужденных и их адвокатов.

Снисхождение никому не светило.

Бойкому парню Петру Кононенко, профессиональному угонщику, который сейчас сидел за рулем милицейской машины, намеревались вменить в вину еще полдюжины украденных автомобилей и одного изувеченного при этом автовладельца.

Бывший олигарх Андрей Алексеевич Федоров (человек с интеллигентным лицом) должен был фигурировать как свидетель, а потом и обвиняемый на процессе с участием своего наконец уличенного в злодеяниях сотрудника, который чистосердечно покаялся в своих преступлениях и дал заодно показания о недоказанных ранее преступлениях Федорова, за которые тому теперь следовало получить еще лет пять, если не больше, к имевшимся восьми.

Бригадир, он же главарь, Игорь Романович Маховец сидел за дела серьезные — и разбои, и убийства, причем действовал он независимо, вне бандформирований и группировок, временных шаек и т. п., сам по себе, то есть, не являлся авторитетом криминального мира, но снискал себе там уважение как матерый волк-одиночка. Ему тоже собирались впаять новый срок по трем эпизодам с его теперь доказанным участием.