Георг Мордель - Красный флаг над тюрьмой Страница 12

— Красивый. Не было счастья, несчастье помогло. После землетрясения на три четверти новый построили.

— Хорошая квартира?

— Да. Три комнаты. Соседи все узбеки.

— ?

— Я изменился, Миша. Сильно изменился.

Беляутдинов встал с дивана, позвал:

— Пошли на кухню. Кушать хочется.

Он повязался фартуком, ловко разбил о сковородку четыре яйца накрошил зеленого лука.

— Ловко ты!

— Примерный муж, — Алик улыбнулся. — Не могу иначе, Мишенька. Аня приходит с дежурства, когда в ночь, когда чуть свет. Кто же готовить будет? У нас, кто дома, тот готовит.

— Вот теперь я забыл, — сказал Миша. — Аня — детский врач?

— Гинеколог. Выпьем за наших жен!

— Мне чуточку, я почти не пью.

— Умница. А я — много. Жемчужным камнем цокаются слезы на дно глубинное питья… Тяжело мне, Мишенька. Гадко и тяжело.

Он налил полстакана коньяка, выпил разом, не закусывая.

— Почему ты не уезжаешь в Израиль?

Миша уронил вилку. Не потому, что перед ним сидел подполковник милиции и не потому, что вопрос звучал очень неожиданно, а потому что и сам себе десятки раз задавал тот же вопрос.

— Сложно это очень… — сказал он.

— Что именно сложно?

— Все. Механика подачи документов, хотя бы. Надо получить характеристику с места работы, и чтобы в ней было написано, куда ты едешь, и чтобы стоял номер протокола общего собрания профсоюза. И вся школа будет гудеть, а у нас в Латвии учителей, надумавших уехать в Израиль, выбрасывают на улицу в тот же день. Нужно уплатить по 900 рублей за каждого взрослого… А возня с упаковкой багажа, поездка в Москву в Голландское посольство?

— Я тебе расскажу анекдот, — сказал Беляутдинов. — Если ты его знаешь, все равно послушай. К пану Ковальскому подошел секретарь партийной организации и говорит:

— Пане, предлагаю вам подписаться на заем развития Народной Польши.

— Развитие — это хорошо! А сколько будет стоить этот заем?

— 500 злотых.

— 500 злотых? Езус-Мария! Да это же половина моей зарплаты!

— Вы меня удивляете, пан Ковальский! — говорит секретарь. — Речь идет о развитии страны! Вы получите свои 500 с замечательными процентами! Или вы не верите в развитие нашего социалистического строя?

— Боже упаси! Как же не верить! Но… я, конечно, извиняюсь, а вдруг что-нибудь? Ну, там землетрясение. Стихийные бедствия. Застой, не дай бог.

— Чепуха. Заем гарантирован всем достоянием нашего государства. Нашим золотым запасом.

— О! Золотым запасом! Это замечательно. Но… а вдруг золото упадет в цене?! Или, не к вечеру будь сказано, министр финансов, того, убежит на Запад?

— Ну если уж вы не верите стабильности валюты Народной Польши, ее золотому запасу, так знайте, что наш заем, как и государство в целом, гарантирует великий и могучий Советский Союз, лучший друг польского народа и его независимости!

— А, вот как! — закивал пан Ковальский. — Это меняет дело. Но… если вдруг что-нибудь случится с великим Советским Союзом? Я понимаю, понимаю, сибирский лес, волжская рыба, а все-таки… Великий Рим был еще больше, Александр Македонский был еще богаче. Что будет с моими 500 злотых, если не дай бог, рухнет СССР?

— Ковальский! — закричал партийный секретарь. — И вам не стыдно? Пожалеть каких-нибудь 500 несчастных злотых, когда речь пошла о гибели Советского Союза?

Ты знаешь, Миша, я никогда не был юдофобом, но теперь я вас не понимаю. Какие 900 рублей?! Какие характеристики? Догола надо раздеться, на все четыре стороны отбросить всякий стыд, когда речь пошла о том, чтобы выбраться отсюда! Перед вами, единственным народом этой чудовищной страны, открылась щель в железном занавесе — удирайте! Напирайте, рвитесь, уходите на свежий воздух! Нормальный человек не может цепляться за тюрьму, куда его бросили ни за что, ни про что!

13

— Ты изменился! — сказал Миша. — Очень изменился.

— Они меня изменили, потому что изменили тому знамени, которым размахивают. Когда мы с тобой встретились в той яме под Ростовом, для меня не существовало русских, татар, евреев, немцев. Для меня существовали пролетарии и капиталисты, коммунизм и его враги. Сталин показал мне, что можно уничтожать людей только потому, что они родились татарами или немцами. Мы оба видели с тобой, Миша, что делало НКВД в Джанкое. Целые семьи были расстреляны на месте. Нам говорили: это потому, что они задумали предать Крым Турции. Нам говорили: все немцы враги СССР. И мы верили, что это справедливо, когда немцев Поволжья угоняли в Казахстан. А я в Германии встречал немцев американского происхождения, они служили в армии США, их почему-то не ссылали на Аляску. Они почему-то не были объявлены врагами Америки.

День ото дня, год за годом я слышу здравицы в честь Великого русского народа, песни, прославляющие старшего среди равных Советских братьев, его богатство духа, его замечательную талантливость, храбрость, красоту и т. д., но когда в какой-нибудь национальной республике начинают говорить о своем духовном богатстве, о своем гостеприимстве, партия объявляет эти разговоры буржуазным национализмом. Каждый день радио и телевидение передают из Москвы на всю страну песню "Любите Россию", но что случится с казанским радио, если оно передаст песню "Любите Татарию"? Я учил стихи о величии русского народа, но я не смею заикнуться о величии татар. И если уж мы, народы, живущие в СССР, на самом деле братья, так почему я и ты, и эстонцы и латыши обязаны говорить и мыслить по-русски, на языке одного из народов страны? В союзе равных должен быть другой, общий язык, только не русский! Но ты попробуй заикнись об этом! Попробуй предложить, чтобы ввели всесоюзным языком латынь, греческий или эсперанто! Тебя живо спровадят "куда надо".

За национализм, разумеется, нерусский, исключают из партии, клеймят позором; тысячи людей пошли в тюрьмы и лагеря только за то, что не понимали, чем русский алфавит лучше для туркменского или татарского языка, чем арабский, на котором писали сотни лет наши прадеды? Тысячи людей сгнили на каторге только за то, что они хотели читать свою древнюю литературу в подлиннике. Но нет, народы, создавшие цветущие края в песках, воздвигшие мавзолеи, обсерватории и города, когда на месте нынешней России выли волки, таджиков и узбеков заставили перенимать русскую азбуку и русскую культуру! Сколько людей ушло на тот свет, когда академик Виноградов переводил молдаван с латинского шрифта на кириллицу? Да нет такого языка — молдавского! Есть диалект румынского, как есть диалекты русские, но никто не додумался утверждать, что Смоленщина говорит на "смоленском", а волгари "на волжском"! А молдаван заставили заговорить на молдавском. Нужен был материал, доказывающий право России оккупировать Бессарабию. И это называется Ленинской политикой дружбы народов?!

Беляутдинов с ненавистью оттолкнулся от стола, вскочил.

— Я работаю в милиции с 1950 года! Я переловил тысячи жуликов, убийц и спекулянтов. И я тебе скажу: нет жулика более бессердечного, чем русский, нет убийц более жестоких, чем убийцы русские. Я изучил бухгалтерское дело и химию, чтобы разоблачать кабинетные аферы, и снова вижу: самые гадкие, самые жадные, самые варварские вещи совершают русские. Это они принесли в Среднюю Азию, не знавшую еще в 1914 году что такое вор-надомник, это они принесли блатовство, поножовщину, бандитизм. Носители просвещения! Хорошо, хорошо, я знаю, есть Солженицын, был Пастернак, есть множество прекрасных, настоящих людей среди русских. Русская интеллигенция всегда клеймила антисемитизм, шовинизм, национальное чванство, всегда была бессеребряной, но где она, русская интеллигенция?! Это нам только кажется, что каждый, кто окончил ВУЗ и говорит по-русски — русский интеллигент. Ее убили! Выкорчевали с корнем. Потому что русская интеллигенция по духу своему не подходила для казарменных порядков. Она не понимала, почему одна партия может оказываться всегда правой, и чем это лучше царского самодержавия? Нет больше русской интеллигенции, она умерла. Есть интеллигенты советской закваски, говорящие по-русски, иногда среди них попадаются ненормальные с мышлением Чехова или Короленко. А меня заставляют преклоняться перед всем русским, понимаешь? Перед русской грязью, ленью, национальной всеядностью, перед этим врожденным русским покорством насилию и насильникам, даже перед русской масленицей. Каждый раз, когда я именем Справедливости и Закона обязан железной рукой сцапать русского, я спрашиваю себя, а сколько это в процентах? Русских не может быть в преступниках больше, чем позволяет их процент по отношению к населению данной местности в целом.

14

— Вы ко мне?

Перед Мишей стоял чернявый, в мелких локонах еврей, гладковыбритые его щеки отливали синим. Глаза у доктора Вольфа тоже были синими, как и его костюм, очень дорогой, явно не здешний. Доктор носил голубую нейлоновую рубашку (высший шик в СССР) и красный галстук с синим подсолнухом.